3) делегирование – родители ожидают от детей реализации собственных несбывшихся надежд, манипулируют ими как проектами своего Я.
Психосоматические семьи отличаются слабыми границами между поколениями, недостаточной автономностью отдельных членов и вместе с тем родительской разобщенностью. Подобная семья функционирует как ригидная система, неспособная к эффективному разрешению конфликтов, совместному поиску выхода из проблем и совладанию с фрустрирующими ситуациями.
Типичные черты психосоматической семьи:
• симбиотическая связь с культивированием зависимости ребенка;
• гиперпротекция со сверхчувствительностью к дистрессу членов семьи;
• ригидность правил и норм с нарушением адаптации к новым ситуациям;
• конфликтофобия с накоплением скрытых семейных конфликтов;
• триангуляционная (лат. triangulum – треугольник) роль ребенка, при которой его болезнь становится буфером в супружеском или семейном конфликте.
Соматическая болезнь подкрепляет описанные механизмы, становясь привычным способом «решения» скрытых семейных конфликтов. Болезненные симптомы становятся условно выгодны как больному, так и семье в целом, давая возможность сфокусироваться на недомоганиях члена семьи, назначенного на роль больного, и тем самым избежать конфронтации с внутрисемейными межличностными конфликтами. Эту модель люди переносят в созданную ими семью, поддерживая таким образом невротизирующую атмосферу.
У грудных детей с психосоматическими расстройствами выявляется недостаточная аутоэротическая активность, поскольку место интроецированного хорошего объекта занимает симбиотическая мать. Она воспринимает ребенка сквозь призму постоянной опасности его заболевания, тревожно опекает ребенка, постоянно успокаивает его, поэтому он может засыпать только на ее укачивающих руках. Симбиотическая связь с матерью на языке тела блокирует способность ребенка к выражению своего состояния с помощью знаков и символов, к процессу переноса и эмпатическому отношению к объекту.
Своей тревожной заботой симбиотическая мать лишает младенца права на самоконтроль и саморегуляцию, в результате его эмоциональная сфера отчуждается от когнитивной. Впоследствии столкновение с чувствами вызывает у психосоматика соматизированный страх смерти. Психосоматические личности переживают физическую боль вместе с душевной или вместо нее. Поэтому у них нередко ухудшается самочувствие во время психоанализа или тренировок саморегуляции.
Ребенок неэмпатичной матери формирует идолопоклоннический перенос, при котором все доброе приписывается только идеализированной матери, поэтому ее любовь необходимо получить любой ценой. Только болея, ребенок получает эмоциональный доступ к матери и строит свою Эго-идентичность как инвалид, жертвуя другими своими чувствами.
Однако пользоваться любовью – значит нарушить материнские границы, а это переживается как страшное преступление. Выходом становится поворот от матери к миру вещей и дел, так как они заслуживают большего доверия и их позволено контролировать. Эмоциональный дефицит компенсируется развитием инструментальных функций (интеллект, память, деловые навыки), культивируемых психосоматической семьей и образовательными учреждениями. Эта позиция может подкрепляться многолетним наблюдением у врачей-интернистов, также нередко обнаруживающих проявления алекситимии.
Из-за недостатка эмпатической связи в ранних отношениях с материнской фигурой формируется базовый дефект, заключающийся в недостаточно устойчивом восприятии своей личности и в диффузных границах Я. Нечеткие границы Эго вызывают спутанность и неопределенность в различении физической и психической сфер жизнедеятельности, поэтому психологическая угроза одновременно воспринимается психосоматиком и как физическая.
Дефицит Эго-идентичности не позволяет человеку установить комфортную дистанцию в межличностных отношениях. Он испытывает постоянную потребность в эмоциональной поддержке и опасается выразить свои чувства человеку, который ее обеспечивает. Его негативные чувства обращаются против него самого, вызывая психосоматические расстройства.
Определенные реакции организма могут быть соматическим выражением попытки защитить себя от архаических желаний, которые переживаются как угрожающие жизни подобно тому, как маленький ребенок мог переживать угрозу смерти. Чтобы достичь этой цели, психика в момент опасности посылает телу, как в младенчестве, примитивные сигналы тревоги, не использующие язык и не воспринимаемые человеком как эмоции. Подобные сигналы выглядят как психосоматические симптомы, они имеют тенденцию к повторению, навязчивости. Защитная функция болезни состоит в фиксации внимания на ощущениях, определяющих границы тела, что уменьшает архаический страх быть поглощенным симбиотической матерью или быть брошенным неэмпатичной матерью. Кроме того, наличие физического заболевания защищает от экзистенциального страха смерти («болею – значит существую»).
Фиксация на своем здоровье служит вытеснению внутреннего конфликта, возникающего в межличностных ситуациях, в результате психосоматическое расстройство оказывается единственным общественным аспектом жизни ипохондрика. Значимым партнером для ипохондрика становится его тело. При этом ему трудно найти середину между достойной наказания беззаботностью и устрашающей, чрезмерной озабоченностью своим телом.
От чего замирает душа. В течение дня, особенно в те моменты, когда испытываете интерес (на работе, когда рядом кто-то сексуально привлекательный, при восприятии произведений искусства, при столкновении с важной проблемой), обратите внимание, как вы стараетесь сдержать дыхание вместо того, чтобы дышать глубже (как биологически естественно в такой ситуации). Что вы удерживаете, сдерживая дыхание? Крик? Попытку убежать? Желание ударить? Рвоту? Выпускание газов? Плач?
Сигналы тела. Чрезвычайно полезный способ понять значение определенных болей и напряжений – вспомнить соответствующие расхожие выражения. Как правило, они содержат веками проверенную мудрость. Например, «Если у меня жесткая шея, не упрям ли я? У меня болит шея. Что причиняет мне боль в шее? Я высоко задираю голову – не высокомерен ли я? Я выдвигаю вперед подбородок – не хочу ли я лидировать? Мои брови выгибаются дугой – не надменен ли я? У меня сжимается горло – не хочу ли я закричать? Я насвистываю в темноте – не боюсь ли я чего-то? Мое тело дрожит – я испуган? У меня нависающие брови – я сержусь? Я чувствую себя надутым – не готов ли разразиться гневом? Мое горло стянуто – нет ли там чего-то, что я не могу проглотить? Я чувствую тошноту – чего я не могу переварить?»
Лягте на спину. Держите колени несколько раздвинутыми, руки свободными и нескрещенными. Отметьте тенденцию соединить их, если она возникнет. Посмотрите, что это может означать. Вы хотите защитить ваши гениталии? Вы чувствуете себя слишком открытым и беззащитным перед миром, когда вы так лежите? Кто может напасть на вас? Или вы хотите связать себя из страха, что иначе вы распадетесь на куски?
Ровно ли вы лежите? Не является ли разница между правой и левой сторонами тела выражением желания одной рукой ухватиться за кого-то, а другой – оттолкнуть его? Пойти куда-то и в то же самое время не пойти? Когда вы пытаетесь устроиться поудобнее, как вы это делаете? Вы извиваетесь? Ежитесь? Переползаете? Не чувствуете ли вы себя в ловушке?
Теперь сядьте. Очень важная связь и важные различия существуют между передней и задней половинами тела. Например, возможно, что в то время, когда вы делаете вид, что смотрите перед собой, на самом деле вас постоянно интересует то, что сзади вас, так что вы никогда не видите, где находитесь. Чего вы опасаетесь у себя за спиной? Или вы надеетесь, что нечто возьмет вас приступом? Если вы склонны спотыкаться и падать, сосредоточение на различиях между передней и задней частями может оказаться очень полезным.
Если вы прислушаетесь к своему телу, вы сможете почувствовать смутное желание выполнить определенное движение. Это может быть какое-то протягивание или вытягивание. Попробуйте последовать этому импульсу. Если чувство усилится, протяните всю руку и как естественное продолжение этого жеста – все тело. К чему вы устремились? К матери? К отсутствующей возлюбленной? Не переходит ли в какой-то момент протягивание рук в отталкивание? Если это так – оттолкните. Оттолкнитесь от чего-то твердого, как от стены. Делайте это с силой, соответствующей вашему чувству.
Или, предположим, ваши губы сжимаются, голова клонится на сторону. Дайте вашей голове двигаться из стороны сторону и скажите: «Нет!» Можете вы сказать твердо и громко? Или ваш голос дрожит и прерывается? Вы просите? Оправдываетесь? Или, наоборот, ваш отказ вырастает в общее чувство неповиновения и бунта – с ударами, пинками и криками? Что это значит?
При выполнении этих подражательных движений ничего нельзя достичь насильно. Это превращается в актерство и сбивает вас с нужного пути. Ваше понимание того, что вы хотите выразить, должно расти из исследования и развития ваших чувств в их собственном значении для вас. Если движения правильные и происходят в правильном ритме и в правильное время, они кристаллизуют ваши чувства и проясняют значение ваших межличностных отношений.
Вкусно ли вам? Отмечайте свои сопротивления во время приема пищи. Чувствуете ли вы вкус только первых кусков, а потом впадаете в транс «думания», грез, желания поговорить и при этом теряете ощущение вкуса? Откусываете ли вы куски определенным и эффективным движением передних зубов? Иными словами, откусываете ли вы кусок бутерброда, который держите в руке, или только сжимаете челюсти, а потом движением руки отрываете кусок? Используете ли вы зубы для полного разжевывания пищи? Пока просто замечайте, что вы делаете, без произвольных изменений. Многие изменения будут происходить сами собой, спонтанно, если вы будете продолжать жевать.
Когда вы осознаете процесс еды, чувствуете ли вы жадность? Нетерпение? Отвращение? Или вы обвиняете спешку и суету современной жизни в том, что вам приходится проглатывать пищу? Иначе ли обстоит дело, когда у вас есть свободное время? Избегаете ли вы пресной, безвкусной пищи или проглатываете ее без возражений? Чувствуете ли вы «симфонию» запахов и консистенции пищи или вы настолько заморозили свой вкус, что для него все более или менее одинаково?