ужно помочь?
— Возможно, — сказал Александров. — Книгу будем печатать в пяти типографиях сразу… — Александров торопился и все трогал в кармане пиджака сложенный вчетверо листок бумаги с перечнем необходимых продуктов. — Но нужно рабочих подкормить, иначе сил не хватит…
— Что и сколько нужно?
— Вот, Владимир Ильич… — Александров вынул листок из кармана.
Ленин прочел записку.
— Немного.
Подписав, он стал подробно расспрашивать о том, что нужно еще, как книга будет печататься, как оформляться: он знал типографское дело не хуже иного специалиста. Когда он издавал «Искру», ему приходилось не только редактировать ее, но постоянно наблюдать работу метранпажа, наборщиков, рабочих.
— Так, — сказал Ленин и обратился к посетителям: — Все ли мы учли?
— Все, — сказал Александров, довольный, что продукты, о которых он говорил печатникам, будут у них чуть ли не сегодня.
— Кажется, все, — подтвердил Кржижановский.
Александрову хотелось успокоить Ленина, поскорее закончить этот разговор («И других дел у него много!»), и он стал убеждать:
— Владимир Ильич, революционной сознательности, энтузиазма у печатников хватит. Сделаем.
— Это хорошо…
Вроде бы все, пора уходить: помощь Ленина получена, обо всем договорились… Но как ни спешил Александров, дорожа временем Председателя Совнаркома, встать было как-то еще неудобно: Владимир Ильич о чем-то раздумывал.
— «Сознательность, энтузиазм…» — повторил он и обратился к Александрову: — Вы сказали, что план будет печататься в нескольких типографиях сразу?
— Да, Владимир Ильич, — подтвердил Александров. — В пяти.
— А машины у вас есть? — вдруг спросил Ленин. — Хотя бы одна?
— Нет…
— На чем же вы будете доставлять материал в типографии? Пешком? На извозчике?
Александров сконфуженно молчал: об этом он не подумал…
— Автомобиль дадим, — сказал Ленин. — Объясните, пожалуйста, типографам всю важность плана ГОЭЛРО. — И, вспомнив, как в феврале этого года рабочие типографии бывшей Кушнерева печатали брошюру Глеба Максимилиановича «Основные задачи электрификации России», закончил: — Я уверен, что они сделают все возможное, чтобы выполнить это задание. — Ленин протянул Александрову руку.
Проходя по залу заседаний, по коридору, Александров на все лады повторял про себя: «А машины у вас есть? Машины есть?»
А Владимир Ильич уже разбирал свежую почту. И вдруг — объемистый пакет.
«От Покровского!»
В пакете оказалась сшитая суровыми нитками рукопись страниц на полсотни и лист великолепной, уже забытой, белой глянцевой и упругой бумаги. Ленин с интересом развернул записку.
«Дорогой Владимир Ильич!
Здесь краткие соображения, касающиеся электрификации России. Пусть это будет моей посильной помощью Вам. Очень прошу не забыть Бежецкий уезд в Брянской губернии — мою родину.
С пожеланием успехов
Федор Покровский».
Ленин откинулся на спинку кресла и, все еще держа письмо в руках, смотрел на него.
«Человек!»
В тот день, когда Покровский был у него, Ленин дал задание Горбунову помочь профессору чем можно. Конечно, многим не поможешь, но не дать умереть с голоду, поддержать, безусловно, возможности есть. Владимир Ильич позвонил в Управление делами.
Горбунова на месте не было, и вместо него пришла Мария Петровна.
— Владимир Ильич, помощью Федору Васильевичу занималась я, — сказала Мария Петровна, стоя неподалеку от дверей. Говорила она тихо, спокойно.
Когда Мария Петровна появлялась в кабинете или на заседаниях Совнаркома, Ленин замечал, что ее присутствие действовало на него как-то особенно. Иногда при появлении Марии Петровны он вспоминал мать. У них было много общего: и имя у них одно, и эта спокойная уверенность в себе, и стремление помочь, поддержать, и что-то еще, не определяемое никакими словами… Владимир Ильич знал: если за дело бралась Мария Петровна, можно не беспокоиться.
— Занимались вы… Очень хорошо, Мария Петровна, — ответил Ленин.
— Товарищ из комендатуры сразу же отвез Федору Васильевичу четыре фунта хлеба, сахар, пшено. Я проверила исполнение.
— Хорошо. Когда это было?
— Десятого, Владимир Ильич.
— Так…
— Дров у него не оказалось. Отвезены и дрова. Тоже десятого! Я также проверила, Владимир Ильич. По-моему, он болен, сегодня обязательно добьюсь правды…
— «Добьюсь»? — спросил Ленин и взглянул искоса на Марию Петровну.
— Домашние что-то скрывают, по крайней мере от меня…
— Пожалуйста, узнайте — и сегодня же!
— Обязательно, Владимир Ильич.
— Спасибо, Мария Петровна. — Ленин уже взялся за рукопись, как вдруг добавил: — Он на днях не обращался в ВСНХ или в комиссию Кржижановского? Договорился?
— Вы, Владимир Ильич, ничего не сказали об этом…
— Да, да… Он должен был туда непременно обратиться.
Владимир Ильич встал, вышел из-за стола. Мария Петровна видела, что Ленин взволнован. В таких случаях ей всегда хотелось по возможности переложить тяжесть и заботы с его плеч на свои. Но она могла помочь Владимиру Ильичу только в мелочах. Ну хотя бы это!
— Пожалуйста, пусть товарищ Кавлетов зайдет, — Ленин заглянул в какую-то бумажку на столе, — в три… После совещаний…
— В три? — Мария Петровна всегда повторяла в вопросительной форме числа, часы, фамилии, называемые Лениным, чтобы дать Владимиру Ильичу возможность поправить, если она его не поняла или не расслышала. Ведь был же случай, когда к Ленину стали вызывать «всю» коллегию Наркомзема. Всю! А Ленину нужен был всего-навсего лишь список всех ее членов. — Хорошо, Владимир Ильич, — ответила Мария Петровна.
Кавлетов был принят ровно в три, после совещания по хозяйственным вопросам и разговора с Цюрупой об улучшении снабжения промышленных центров продовольствием.
Лицо его показалось Ленину еще самодовольней.
— Как дела с Покровским, товарищ Кавлетов?
— Покровский не приходил, товарищ Ленин, — почтительно ответил Кавлетов. — Я ждал, но он так и не явился.
— После того, как вы его шуганули со свойственной нам р-революционной смелостью! — как бы про себя заметил Ленин. — «Ждали!» — И спросил: — А почему вы сами не поинтересовались, что с ним?
Кавлетов помялся: говорить откровенно, не говорить?
— Что же ему — кланяться, товарищ Ленин? — наконец сказал он.
— Так! — Владимир Ильич этого и ожидал. — Значит: «Буржуй! Враг! Знать не желаю!» Значит, старые специалисты не нужны?
Кавлетов молчал.
— Вы, товарищ Кавлетов, сами можете разработать проект хотя бы небольшой электростанции?
— Я, товарищ Ленин, являюсь…
— Знаю, знаю… Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос!
— Не могу разработать!
— Так! Можете сами сделать рабочие чертежи?
— Но, товарищ Ленин…
— Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы!
— Не могу сделать.
— Не можете. Вы инженер?
— Нет…
— Хотя бы техник?
— Нет…
— Выходит, в технике вы невежда. Но кто же, по-вашему, будет строить электростанции? Строить, а не заниматься болтовней, хотя бы и сверхреволюционной? У нас своих специалистов нет! Кто будет строить, товарищ Кавлетов?
Кавлетов молчал.
С папкой под мышкой, в расстегнутом пиджаке, из-под которого видна была косоворотка из черного сатина, вошел Калинин. Ленин поздоровался с ним и предложил:
— Садитесь, Михаил Иванович.
Кавлетов посмотрел на Калинина, который скромно сел как можно дальше от него и Ленина, и, обращая на себя внимание Калинина, выпрямился в кресле. Присутствие всероссийского старосты приободрило его.
— Я член партии, товарищ Ленин! — гордо заявил Кавлетов и с независимым видом посмотрел на Калинина. — Правящей партии, — оборвал он фразу, чтобы придать ей большую значимость.
— Тем более, товарищ Кавлетов! Это ко многому обязывает!.. Таких коммунистов, как вы, у нас много, и я бы отдавал их дюжинами за одного добросовестно изучающего свое дело и честного буржуазного спеца.
От неожиданности Кавлетов онемел и встал, не замечая, как передвигает на столе с места на место какую-то газету.
— Дюжинами, — повторил Ленин.
— Не понимаю… — произнес Кавлетов. — Диктатура пролетариата и революция поставили задачу перейти из царства необходимости в царство свободы. Я хочу сознательно выполнять свой долг перед мировой революцией… Я не могу понять, почему нужна именно электрификация, а, допустим, не газификация всей страны? — Он еще с деланным видом смотрел на Калинина, однако начинал понимать, что случилось что-то страшное. Он падал в пропасть, и уже ничем и никак нельзя было спастись!
— Все слова! Объясняли десятки раз. Наконец вопрос решили, вынесли постановление, утвердили, и снова — слова! Вы не хотите подчиняться решениям партии…
— Я — партии? — перебил Кавлетов.
— Да, вы. Чудовищное непонимание сути дела, товарищ Кавлетов!
Михаил Иванович поднялся и стал возле карты, переживая этот разговор, волнуясь за Ленина.
С убийственной иронией Ленин обратился к Михаилу Ивановичу.
— Радость Сапронова, Максимовского, Осинского и других иже с ними! Всеобщая демократия без конца и края в условиях, когда нужно каждый день, каждый час, каждую минуту оперативно решать большие и малые вопросы хозяйственного строительства и отвечать за порученное дело! Решать и отвечать! Иначе нас сомнут!
Ленин встал.
— Довольно, товарищ Кавлетов! Извольте извиниться перед профессором за поведение, недостойное члена партии. И извольте подчиняться! Вот вам диктатура пролетариата в самом чистом и натуральном виде!
Владимир Ильич попросил коммутатор соединить его с квартирой Покровского. К телефону долго никто не подходил. Наконец женский голос очень тихо и невнятно ответил. Владимир Ильич переспросил:
— Позднее? Простите… Простите… Позвоню позднее… — Он уже хотел положить трубку, как ему что-то сказали, и Владимир Ильич нетвердым голосом, боясь что неправильно понял, произнес: — Болен… И — тяжело!..