Не станет Градова, плакать некому. С гражданской войны сирота. От жены третий месяц ни строчки. Наверное, померла или погибла от вражеского снаряда в блокадном городе, а маленький Алеша… Жена писала, как сынок, заморенный, высохший до косточек, умирал. Последним желанием Алеши, последними его словами были: «Мама, супику…»
Не шоколадку, не апельсин — обыкновенный горячий суп…
Да, друзья мои, Алеша Градов, восьми лет, уроженец Ленинграда, скончался от дистрофии 21 февраля 1942 года. Мать его, первая жена П. К. Градова, умерла позже. Точная дата не установлена: в блокадном Ленинграде смерть была обыденным явлением.
…Разведчиков все не было, и старший лейтенант принял решение действовать. Медлить дольше нельзя было ни минуты.
Градов упрятал карту в планшетку с потертой целлулоидной стенкой, проверил пистолет, автоматные диски, сунул в карман гранаты и только хотел скомандовать солдатам, как в длинном темном проходе раздался шум и топот сапог.
Возвратились разведчики. С ними был перепуганный до немоты (когда у «языка» вытащили изо рта кляп, он все равно долго не мог произнести ни слова) обер-лейтенант. Командир разведчиков с треском выложил на дощатый стол тяжелый портфель.
— Вот, — с гордостью сказал командир, — вся их штабная документация. А этот, — он кивнул на дрожащего как осиновый лист гитлеровского офицера, — скорее всего сам начштаба. Подробно поговорить с ним не удалось никто.
Все в блиндаже громко рассмеялись, а старший лейтенант Градов облегченно вздохнул, будто центнер железного лома с плеч сбросил, и с нетерпением расстегнул никелированные замочки портфели из толстой черной кожи.
Документы в портфеле — один важнее другого. И все совершенно секретные. Но главной и наисекретнейшей была голубая полотняная калька — схема заминированного района. Такая точная и подробная, что не требовались никакие переводчики и «языки».
— Что с ним делать? — Командир разведчиков кивнул на пленного.
— В штаб, — коротко махнул Градов и подозвал к себе командиров взводов.
Пленного увели. Разводчики, усталые до невозможности, ушли отдыхать, а взводные и Градов сгрудились над бесценной трофейной схемой. И тут наверху загрохотало.
— Хватились! — скупо рассмеялся Градов, но сразу помрачнел: артиллерийский обстрел сейчас был совсем некстати, пора приступать к боевой работе.
— Ладно, — сказал Градов, еще немного послушав тяжелые взрывы, — побесятся и заткнутся.
Но немцы не скоро перебесились. За артобстрелом последовал налет бомбардировщиков.
Желтые языки гильзовых ламп заметались, как бабочки, обнажая толстые черные фитили. Со стен и бетонного перекрытия посыпались каменные осколки. Весь блиндаж, долговечное подземелье с метровыми стенами и потолками, вздрагивал и трясся, как при землетрясении.
— Рассредоточиться! — приказал Градов, и почти следом за его командой чудовищный взрыв погасил лампы и весь белый свет.
Старшим лейтенант Градов пришел в сознание в медсанбате. Он был ранен в бедро и грудь, тяжело контужен, две недели не говорил и потом еще долго заикался.
Когда он поправился, фронт ушел далеко на запад, ленинградские войска вступили на прибалтийскую землю, а Градова направили на Украину, и он много лет ничего не знал о судьбе боевых товарищей.
— Значит, вы были ранены здесь… — Осипов торопливо выдвинул ящик стола и достал свою карту, но тут заглянул дежурный и велел срочно зайти к начальнику.
— Посидите, — сказал Осипов.
Из вежливости, наверное… Градов посидел, повздыхал горестно и тихо ушел.
Осипов у начальника, и я еще успею рассказать о том, что было раньше.
Глава четвертая. Неделю назад
Барбос шел по пятам. Наградит же природа человека собачьим нюхом! Барбос даже облезлыми наушниками своего «летчицкого» шлема учуял, что Антон со своим неразлучным Ростиком и Аленой затеяли рискованное дело, непременно связанное с трофеями. Барбос шел за ними от самого дома. Его, конечно, заметили и всеми способами пытались отделаться от слежки. Зашли в книжный магазин, потолкались в универмаге. Прошли длинный, как школьный коридор, новый гастроном. Все здесь было развешано, запаковано, завернуто — бери сам, пожалуйста. И все новехонькое, сверкающее. Величественные белые холодильники еще пахли резиной уплотнителей, а не колбасой.
В общем, ребята хитро сбивали со следа.
Но каждому понятно: с лопатой и совком, хотя и завернутыми для конспирации в газетную бумагу, за покупками не ходят.
— Давай вроде бы червей копать, — предложил отличный маневр Ростик, но Барбоса на мякине не проведешь!
— Гы-гы, — заухмылялся он, основательно устраиваясь на днище перевернутой лодки, — рыбачки-дурачки! А куда ж вы складывать их будете?
Поддел! Надо было напоказ баночку выставить…
— Не твоя забота, — отпарировал Антон и побрел по берегу, ища какую-нибудь посудину. В таких случаях, как назло, ничего не найдешь! Не надо — только и спотыкаешься о всякие банки-склянки.
А червей, между прочим, хоть на целую рыболовецкую артель. Тоже ведь ни к чему сейчас…
Банку Антон отыскал, стеклянную, на три литра.
— Гы-гы! Червей маринуют! — заиздевался Барбос.
Дать бы ему! Трое на одного… Не честно. И — не справиться… А Барбос в одиночку против троих не сунется.
— Ну чего ты увязался за нами? — крикнул Антон.
— А вы куда с лопатками идете?
— Тебе-то какое дело?
— Зазвенело, вот и дело!
— Бессмыслица! — презрительно фыркнула Алена.
— Но-но, без оскорблений! — скорчил гримасу Барбос.
Поговори с таким!
Кончилось все тем, что пришлось возвращаться домой. А там известно: «Анто-он, уроки думаешь делать?», «Ростик! Пора и честь знать». Алену никто не гонит заниматься, ой хорошо!
Так и пропал день, а в субботу — всем классом на завод. На экскурсию и начихать можно, но тут не просто экскурсия. Шефы попросили помочь убрать территорию новой АВТ.
АВТ — атмосферно-вакуумная трубчатка — установка, которая перегоняет нефть. А нефть как волшебная скатерть-самобранка, что угодно получить из нее можно — от вазелина до бензина. И битум для асфальта, и мазут для тепловых электростанций, и керосин, и дизельное топливо, «дизельку», как ласково говорят нефтепереработчики.
АВТ — завод в заводе! Новая установка будет столько нефти перерабатывать, сколько, наверное, вся Россия при царе.
Ростик не поленился, высчитал: на полученном за год бензином тысячи грузовиков могут тысячу раз обогнуть земной шар по экватору. Или доехать до Солнца и назад вернуться.
Насчет Солнца, конечно, ерунда, в космосе только ракеты летают. Но к чему еще примеришь такие астрономические величины!
Да, не зря отец Ростика, старший оператор АВТ, в заочном институте учится, хотя и техникум в Баку окончил.
Антон протяжно вздохнул: «Вот люди! Школу кончил, техникум, теперь еще за институт взялся. Тут бы школу как-нибудь дотянуть! Из-за этой школы и раскопки никак не начать».
— Дождемся… — тихо сказал Антон сидевшему рядом Ростику.
Тот смотрел в окно автобуса и не сразу понял, чего они дождутся.
— Дождемся, что Барбос раньше нас доберется.
— Не могли же мы на субботник не поехать, — резонно ответил Ростик.
До чего же он всегда прав, противно даже! А возразить нечего.
— Завтра, — понизив голос, сказал Ростик, — с раннего утра.
— Завтра! Соображаешь, что говоришь? Завтра же День Победы, забыл?
Да, завтра в тоннель не попадешь. Митинг будет, торжественное открытие памятника. Из Ленинграда — это уже точно — на военном бронетранспортере доставят факел, зажженный от Вечного огня Пискаревского мемориального кладбища.
Этого они не могли, не имели права пропустить.
— Тогда в понедельник, — сказал Антон и замкнулся. Про себя он решил, что в понедельник, даже если придется пропустить все уроки до единого, он проникнет в бывший отцовский блиндаж.
У заводских ворот ждал пионервожатый Тарас Романенко. Все быстро вышли из автобуса, разобрались по двое и прошли через турникет на территорию завода.
Нефтеперерабатывающий завод похож на космодром. Под открытым небом на бетонированных, как стартовые, площадках стоят ряды алюминиево-серебристых колонн. Разного диаметра, разной высоты, но и самая малая колонна похожа на орбитальную ракету, готовую к запуску.
По колонне и вокруг извиваются тоже серебряные трубы; верх закрыт шлемовым колпаком, будто ракетная головка; опора вроде стабилизаторов; снизу до самого верха — железные трапы.
Бензином до сладкой одури пахнет, шипит и свистит пар. Вот-вот, кажется, нажмут в операторной кнопку «ПУСК» — и колонны со страшным ревом и громом рванутся ввысь.
АВТ произвела на всех сильное впечатление, и Ростик, показав на самую высокую колонну, похвастался:
— Как гагаринский «Восток»! Сила наш завод, правда?
Он произнес «наш», как «мой», личный. Антона это задело. Они уже миновали сверкающие шары, прямо-таки марсианские сферы с неземным названием, «ЭЛОУ», установки, в которых с помощью электричества обессоливают нефть, и поравнялись с градирней. Над высокими железобетонными вазами клубились облака пара и шумело так, что приходилось кричать.
— Ты еще в своем Баку сидел, когда мы завод строили!
Строил, конечно, не Антон, а его родители. Отец лично руководил расчисткой площадки под завод, первые бараки в Лесном собирал. Конечно, без таких специалистов, как отец Ростика, тоже завод работать не будет…
— Собственник выискался, — помирнее добавил Антон. За такие речи Ростик и схлопотать мог. Очень даже заслуженно! По разве дашь тумака на глазах у вожатого и учительницы?
На территории АВТ работа уже кипела вовсю. Вообще-то она и не прекращалась. Третий год трудятся здесь строители, монтажники. У них и сейчас дел по горло. Нижние части колонн обкладывают кирпичом, заливают бетон на площадках; сверху сыплются, как ракетные хвосты, искры электросварок. Монтажники, в касках, широких ремнях с цепочками, вылит