1
На место происшествия начальник отдела вневедомственной охраны Петр Павлович Смирнов приехал раньше меня. Развернув планшетку и приложив ее к стеклянной двери универмага, он записывал показания сторожа — пожилой приземистой женщины в выцветшей плисовой жакетке.
Было пять часов утра, уже начало светать. Когда дежурный по райотделу сообщил мне домой по телефону о краже в универмаге, я попросил его вызвать всю нашу бригаду — следователя, эксперта, собаковода. Оповещение инспектора Семена Светличного, обслуживавшего эту территорию, я взял на себя.
Само собой разумелось и присутствие Смирнова. Кража была большая, причем кража государственного имущества из охраняемого его людьми объекта. Петр Павлович никак не мог отвыкнуть от того, что он уже не начальник отделения Уголовного розыска. Примерно за год до описываемых событий я был назначен на его место. Тем не менее Смирнов выезжал со мной на все кражи государственного имущества, а порой и на другие происшествия, не имевшие к нему прямого отношения.
Вначале ему было очень трудно на новой работе. Сторожа-пенсионеры (а их было подавляющее большинство в отделе охраны) не слишком надежно несли службу. Да к ним и нельзя было предъявлять особых требований из-за их возраста.
Постепенно пенсионеров заменили так называемой ночной милицией. Сильные, молодые ребята, прекрасно владевшие современным оружием, более эффективно охраняют теперь государственное имущество в тесном взаимодействии с другими службами милиции. Краж в районе стало значительно меньше. И, к удовольствию моему и Смирнова, в последнее время мы с ним гораздо чаще встречаемся на совещаниях, чем на местах происшествий.
Однако в то время, когда я начинал работать, не все еще объекты в районе охранялись ночной милицией, в том числе и новый универмаг — девятиэтажное здание, растянувшееся в длину на четверть километра. Кража в универмаге лишний раз доказывала — прежний способ охраны устарел, изжил себя, был абсолютно ненадежен.
Петр Павлович заметно нервничал.
— Как сигнализация? — спросил я у него.
— Отключена, и довольно ловко.
— А что говорит сторож?
Смирнов в сердцах махнул рукой:
— Поговори с ней сам.
Но женщине почти нечего было сказать.
Да, она не имела права отлучаться, она виновата, конечно, но она очень устала, пошла к главному входу в универмаг и там, сидя на скамейке, вздремнула совсем немного, не больше пятнадцати минут. Кражу заметила сама, как только вернулась к охраняемой ею двери во второй центральный двор универмага, и немедленно сообщила в отдел охраны.
Выдернутый пробой, на котором так и остался висеть амбарный замок, и валявшийся рядом с дверью контрольный замок дополняли ее рассказ о событиях ночи.
— А что говорят сторожа соседних объектов? — тихо спросил я Смирнова.
— Им со своих мест трудно увидеть, что происходит во втором дворе универмага, но сторож булочной утверждает, — Смирнов метнул сердитый взгляд на сторожиху, — что на скамейке она проспала значительно больше пятнадцати минут.
Резко скрипнув тормозами, к универмагу подъехал газик, из которого, зябко кутаясь в пальто, вышла эксперт-криминалист Бокова, а за ней, почти заслонив собой машину, двухметровый инспектор Семен Светличный. Следом шли проводник служебно-розыскной собаки и следователь.
Мы обменялись короткими приветствиями.
— Товарищ Бокова, — сказал я, — теперь ваше слово.
Бокова вошла в магазин. Осторожно, стараясь не задевать и не касаться окружающих предметов, она прошла в торговый зал и медленно двинулась вдоль прилавков. Наша помощь ей пока была не нужна.
Пробыв внутри минут десять и сделав несколько предварительных фотоснимков, она вернулась к нам и сказала:
— Проводник может работать, — после чего снова ушла в универмаг, но на этот раз уже в сопровождении следователя.
Следователь забрался на высокий табурет у прилавка и приготовился записывать. После команды Боковой проводник открыл дверцу газика, и на асфальт выпрыгнула здоровенная черная овчарка. Взяв след от двери универмага, она чуть задержалась во втором центральном дворе и выбежала на улицу. Держа в руке длинный поводок и что-то вполголоса говоря псу, рядом с ним бежал проводник. Светличный посмотрел на меня и, передвинув назад пистолет на широком ремне, бросился за проводником.
Подошла еще одна машина. На ней приехали директор универмага и заведующий отделом, в котором произошла кража. О том, чтобы за ними заехали, позаботился Петр Павлович.
Все вместе мы вошли в магазин.
По общему мнению, преступники (а в том, что их было несколько, мы не сомневались с самого начала) побывали только на первом этаже. Там, где они были, следы их бесцеремонной деятельности сразу бросались в глаза. В отделе готового платья на полу валялись мужские костюмы и пластмассовые вешалки, а в соседнем отделе был разрушен штабель из коробок с шерстяными рубашками. Большинство коробок было раскрыто и опустошено, штук десять рубашек лежали на полу, на некоторых из них остались грязные следы больших мужских сапог.
Эксперт-криминалист Бокова с помощью специальной кисточки обрабатывала полированные и застекленные части прилавков.
— Следов пальцев рук много, но все ли они пригодны для идентификации, я смогу ответить немного позже.
В торговый зал вошел Семен Светличный с двумя перекинутыми через левую руку мужскими териленовыми костюмами.
— Я нашел их в соседнем дворе за мусорным баком, — сказал инспектор. — Двор проходной, туда нас привел пес, но при выходе на другую улицу он потерял след. Возможно, воры уехали на машине. Но почему тогда они не поставили ее около универмага? Впрочем, это вполне естественно — не хотели привлекать к себе внимания.
— А может быть, только на той, соседней улице им удалось поймать такси, — высказал предположение Петр Павлович.
— Давай на телефон, — сказал я Светличному. — Звони в таксомоторные парки, пусть выяснят, кто из водителей брал пассажиров с грузом на этой улице около четырех часов утра.
Осмотр места происшествия длился около пяти часов, затем к работе приступила инвентаризационная комиссия торга. Еще до комиссии заведующий отделом определил, что всего было похищено два мужских пальто сорок восьмого и пятьдесят второго размеров, два мужских костюма этих же размеров и около ста пятидесяти мужских шерстяных рубашек. Заведующий был точен в своих подсчетах, комиссии осталось только составить и подписать протокол.
Все похищенные рубашки были из одной партии, производства фабрики «Красная заря», одного артикула и были завезены в универмаг за несколько часов до того, как их украли. Вынесли их, очевидно, в мешках, так как раскрытые коробки валялись тут же на полу.
2
Утром этого дня я, как обычно, провел в отделении пятиминутку. Сотрудники уголовного розыска посмеивались над тем, что порой эти совещания растягивались на двадцать-тридцать минут, но постепенно, по мере накопления мною опыта работы, я почти научился укладываться в пять минут. И все же сегодняшний разговор затянулся на целый час. Впрочем, сложившаяся ситуация этого вполне заслуживала.
С места происшествия были изъяты следы пальцев рук, годные для идентификации. По сути дела, это было все, чем мы в тот момент располагали. Вначале я опасался, что и отпечатки рук могли быть оставлены продавцами, но Бокова с продавцами уже успела поработать и выяснила, что никто из них к этим следам не причастен. Что же касается покупателей, то они не могли оставить следов на внутренней стороне прилавков.
Следы были оставлены одним преступником, руками, испачканными машинным маслом или тавотом. И все же мы считали, что в краже принимало участие несколько человек, — слишком много успели похитить преступники за сравнительно короткий промежуток времени. Кроме того, рубашки, даже вынутые из коробок и брошенные в мешки, должны были занять столько места, что один человек просто не в состоянии был бы унести их далеко. Очевидно, в этом же быстро убедились и злоумышленники, иначе они не выкинули бы по дороге два дорогих костюма.
Таковы были наши весьма скромные выводы, к которым мы пришли в результате совещания.
К концу дня нам сообщили, что шофер первого таксомоторного парка Черников, сдавая утром машину, дал диспетчеру весьма важные показания.
Около четырех часов утра он высадил на привокзальной площади двух мужчин с большими рюкзаками и в одинаковых новых демисезонных пальто. С самого начала они показались Черникову подозрительными. За время пути не обмолвились ни одним словом, как люди, которые не хотят, чтобы кто-нибудь слышал их голоса. Проехав всего четыре километра, они заплатили рубль и, очень торопясь, не стали ждать сдачи. Но и этот рубль один из них протянул Черникову как-то сбоку, не глядя на него. Оба они были в грязных резиновых сапогах, резко контрастировавших с франтоватыми джерсовыми пальто.
Семен Светличный сам поговорил с Черниковым. Но таксист, к большому огорчению инспектора, заявил, что при всем желании опознать пассажиров не сможет. Он запомнил только, что они были плотного телосложения, среднего роста, приблизительно тридцати-тридцати пяти лет.
Несмотря на эти сведения, итоги первых суток можно было считать неудовлетворительными. Это, разумеется, огорчало меня. Самыми результативными по раскрытию преступления обычно являются именно первые часы работы — так называемая работа по горячим следам. Однако на быстрое раскрытие кражи я еще не терял надежды.
Среди намеченных на совещании мер едва ли не самым важным было немедленное перекрытие всех возможных мест сбыта похищенных рубашек.
Старые работники милиции рассказывали мне, что в былые времена в подобных случаях они сразу же отправлялись на барахолку и в скупочные магазины, где при покупке у населения вещей не требовали предъявления документов. Это обстоятельство казалось преступникам надежной гарантией. Именно здесь надеялись они реализовать краденое и ускользнуть от правосудия. Кроме того, на барахолке и в скупочных магазинах за товар сразу вручали деньги. Но зато при правильной организации розыска скупочные магазины и барахолки перекрывались так надежно, что воры прямо с похищенным чаще всего попадали в руки милиции.
Но все это было в прошлом. Теперь же в нашем городе скупочные магазины были закрыты, барахолки ликвидированы, и реализация похищенных вещей была порой не менее сложным делом, чем их кража. Кроме того, в последние годы у нас значительно увеличился выпуск товаров широкого потребления, и готовое платье вообще перестало быть предметом спекуляции. Короче говоря, продажа краденого представляла собой огромный риск для вора.
Я понимал, как трудно будет преступникам реализовать такое огромное количество похищенных рубашек, но ведь не для того же, чтобы делать подарки своим родным и близким, пошли они на нарушение закона. Значит, они будут искать места сбыта, и мы обязаны эти места перекрыть. Больше всего я опасался, что рубашки будут проданы каким-нибудь промтоварным магазинам как «левый», неучтенный товар. Однако начальник отделения ОБХСС, с которым я побеседовал по этому поводу, заверил меня, что он примет все меры, и подобная попытка в нашем городе успехом не увенчается.
С утра мы занялись комиссионными магазинами. Честно говоря, я не слишком верил, что преступники рискнут туда сунуться, ведь сдача на комиссию одним лицом, скажем, трех новых совершенно одинаковых рубашек обязательно должна насторожить приемщицу. Тем не менее, к нашему великому удивлению, в результате произведенной проверки выяснилось, что за последние два дня в один из комиссионных магазинов было сдано шесть рубашек разыскиваемого нами артикула. И все они принадлежали одному лицу — некоему Кудакову.
Всего за полдня Светличный собрал необходимые нам сведения об этом человеке, и никаких сомнений в его причастности к краже у нас не возникло и возникнуть не могло.
Кудаков работал бригадиром в отделе вневедомственной охраны и всего два месяца назад был уволен оттуда за пьяный дебош. Петр Павлович Смирнов, знавший его лично, сказал, что Кудаков бесспорно способен на преступление.
— Я должен был раньше уволить его, — признался Петр Павлович. — Собственно говоря, это следовало сделать еще моему предшественнику. Кудаков вымогал у сторожей деньги на выпивку. Брал он взятки и за назначение на более легкие сторожевые посты. Конечно, его нужно было гнать уже тогда, но никто из потерпевших не хотел выступить с его официальным разоблачением, и у нас не было для увольнения формальных оснований.
Конечно, все, что было связано с охраной универмага, Кудакову было хорошо известно. Знал он, безусловно, и о недобросовестности и нерадивости сторожихи, любившей немного соснуть в рабочее время.
По всем этим соображениям Кудакова нужно было немедленно брать. Однако дело обстояло совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. Прежде всего, Кудакова в данный момент не было в городе. Сразу же после увольнения из отдела вневедомственной охраны он поступил на курсы мотористов рыбного флота и уехал в Мурманск. По данным Светличного, Кудаков не был в городе и в день совершения кражи, не было его и в тот день, когда украденные рубашки были сданы в комиссионный магазин. Создавшаяся ситуация поставила перед нами ряд вопросов, на которые следовало найти ответ как можно быстрее.
Мы наметили две версии, два возможных варианта. Оба нуждались в тщательной разработке.
Вариант первый. Кудаков тайком от курсового начальства уезжает на три дня из Мурманска, совершает кражу, реализует все похищенные рубашки или часть их и возвращается обратно.
Но никто из соседей не видел его. Учитывая то обстоятельство, что жил он в коммунальной квартире, эта версия казалась нам маловероятной. Оставалась еще его жена. Ее можно было допросить, и допрос этот многое мог бы прояснить. Но Светличный считал встречу с ней преждевременной. И он был прав.
Вариант второй. Для сдачи рубашек в комиссионный магазин преступниками мог быть использован потерянный Кудаковым или украденный у него паспорт.
Семен выдвинул еще один вариант, суть которого была в том, что Кудаков, находясь в сговоре с ворами или будучи даже их наводчиком, попросту одолжил им свой паспорт на несколько дней.
— Ведь в Мурманске, — сказал Светличный, — он мог быть спокоен за свое алиби.
Вообще-то говоря, оперативные работники не имеют права пренебрегать любыми версиями, но в данном случае мы все не согласились с Семеном. Как бы ни были воры заинтересованы в реализации похищенного, ни один из них не даст на это добровольно свой паспорт. Подвергать себя такому риску даже при абсолютном алиби может только ненормальный. В конце концов Светличный вынужден был согласиться с мнением большинства.
Фотография Кудакова, которую мы нашли в его личном деле в архиве отдела охраны, была, как это обычно делается, вместе с еще тремя случайными фотографиями предъявлена приемщице комиссионного магазина. После очень долгого и внимательного их изучения приемщица заявила, что она не берется утверждать, что кто-то из них сдавал ей на комиссию рубашки несколько дней назад. Девушка сильно волновалась. Ей казалось, что ее тоже могут в чем-то обвинить.
В общем, толку от нее мы не добились.
3
Исчерпав все возможности и очень мало продвинувшись в нашем розыске, мы со Светличным поехали в Мурманск.
Суховатый, неулыбчивый начальник курсов мотористов принял нас несколько настороженно. Но, получив о нем предварительную информацию в парткоме Управления рыбного флота, как о человеке в высшей степени порядочном и принципиальном, я, ничего не скрывая, выложил все, что нас интересовало. Познакомил я его и с нашими последними данными — в двух комиссионных магазинах Мурманска по паспорту Кудакова были сданы еще десять рубашек. Это почти полностью исключало второй из двух наших вариантов. Трудно было предположить, что кто-то другой, а не он сам, сдавал рубашки в магазины именно в тех городах, где он находился или с которыми был связан. И все же категорически исключать второй вариант мы не имели права. Преступником, хотя это и было маловероятно, мог оказаться какой-нибудь очень ловкий приятель Кудакова, который имел возможность время от времени брать у него паспорт и после использования возвращать обратно. Но все равно путь к нему вел через бывшего бригадира отдела охраны.
Чтобы не вызвать у Кудакова никаких подозрений и не дать ему возможности сказать, что паспорт у него украден или он его потерял, я попросил начальника курсов собрать паспорта у всех курсантов под предлогом проверки временной прописки.
Через час начальник принес целую охапку паспортов и среди них паспорт Кудакова, безусловно тот самый, по которому сдавались рубашки в комиссионные магазины у нас и в Мурманске. Кроме того, он сообщил нам, что с понедельника по четверг Кудакова в Мурманске не было.
Уехал Кудаков из Мурманска вовсе не тайком, а официально отпросившись у начальника курсов. Причина для отъезда у него была вполне уважительная — свадьба сестры, которая живет в Москве. В Москву он и выезжал на четыре дня. Эти последние сведения, которые сообщил начальник курсов, окончательно убедили нас в виновности Кудакова. Оставалось, конечно, еще проверить, не ездил ли он на самом деле к сестре в Москву, но это было бы уже слишком невероятно.
Поражала наглость преступника, проделывавшего свои делишки так явно и открыто, как будто он был на сто процентов уверен в своей безнаказанности.
Светличный разыскал частную квартиру, которую снимал в Мурманске Кудаков, и поговорил с хозяйкой.
Она рассказала, что ее жилец действительно уезжал на несколько дней, но куда — он ей не сообщал. Вернувшись в пятницу утром, он жаловался ее мужу, что сильно поиздержался в дороге, потратил много денег на свадебный подарок сестре и поэтому не в состоянии сейчас уплатить за комнату. Однако в счет погашения долга он может предложить хозяевам две совершенно новые шерстяные рубашки.
Я позвонил к себе в отдел по междугородному и попросил ребят проверить кое-что из того, что Кудаков так охотно и даже назойливо рассказывал на курсах и дома. Поздно вечером в номере гостиницы раздался ответный звонок. Оказалось, что ни в Москве, ни в каких-либо других городах у Кудакова не было сестры и что в среду вечером дворник дома, где он постоянно проживал, видел его вместе с женой, они садились в такси.
Итак, дело о краже рубашек понемногу прояснялось.
Я с большим удовольствием читаю рассказы со сложным, запутанным сюжетом. Но в своей работе я предпочитаю дела попроще. Чем раньше преступник будет обнаружен и обезврежен, тем спокойнее для жителей моего района, а значит, и для меня, и для моих сотрудников.
Случай с Кудаковым казался нам достаточно простым.
Допрос его мы решили, не откладывая, провести на следующий же день утром в помещении Мурманского управления внутренних дел.
В УВД Кудакова привез Светличный. Операция эта была довольно рискованной, и он провел ее мастерски. У Кудакова, безусловно, был сообщник. Мы об этом думали с самого начала. Кроме второго злоумышленника, который вполне мог оказаться и в Мурманске, у бывшего бригадира отдела охраны могли быть еще сообщники. Очень важно было не спугнуть их, взять Кудакова так, чтобы это видело, по возможности, меньшее количество людей. Обо всем этом я сказал Светличному, да Семен и сам понимал.
Он подошел к Кудакову прямо на улице и предложил обсудить во дворе дома один взаимовыгодный вариант. По тому, как легко согласился Кудаков на предложение совершенно незнакомого ему человека, уже можно было сделать о нем кое-какие выводы. Во дворе Светличный показал заинтригованному Кудакову свое служебное удостоверение и пригласил проехать в машине, ожидавшей их на параллельной улице.
Очень спокойно Кудаков вошел в кабинет начальника Уголовного розыска Мурманского УВД, вежливо поздоровался, открыто и дружелюбно, не пряча глаз, посмотрел на меня и сел на предложенный стул, не на краешек, не бочком, а уверенно, по-хозяйски, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.
— Перейдем сразу к делу, — сказал я. — Надеюсь, вас не удивил вызов в милицию?!
— Не удивил бы, — мгновенно отреагировал Кудаков, — если бы это был вызов в милицию Мурманска.
Такая постановка вопроса несколько огорошила нас с Семеном. Мы промолчали, давая ему возможность развить свою мысль.
— Я недавно был свидетелем и чуть ли не участником драки на площади у вокзала. Но ведь это может интересовать только местную милицию. Ваш же товарищ, судя по его удостоверению, работает в другом городе.
Обычно наши удостоверения не читают. Люди, с которыми мы имеем дело, внутренне подготовлены к аресту задолго до встречи с нами. Им даже в голову не приходит читать наше удостоверение, красный цвет которого и герб на обложке говорят сами за себя. Подобная же наблюдательность Кудакова свидетельствовала либо о том, что мы задержали абсолютно честного человека, во что поверить мы никак не могли, либо о том, что перед нами закоренелый, опытный и хладнокровный преступник, не теряющий головы ни при каких обстоятельствах.
Но нужно признаться: мы с Семеном явно дали маху. Это было особенно досадно, ибо теперь мы должны были менять весь план допроса, рассчитанный на то, что Кудаков не сразу сообразит, откуда ему грозит опасность.
— Может быть, впрочем, вы и ваш товарищ, — он показал глазами на Светличного, — работаете в разных городах? — продолжал между тем Кудаков, и в его голосе явно прозвучали язвительные нотки.
Однако я напомнил ему, что здесь вопросы задаю я, и попросил рассказать о себе по возможности подробнее.
На первой странице протокола допроса я записал фамилию, имя, отчество, год и место рождения, семейное положение, гражданство и домашний адрес. Затем Кудаков рассказал, что за последние три года он работал в двух местах — монтажником на заводе «Полиграфмаш» и бригадиром в отделе вневедомственной охраны. Из отдела охраны его уволили из-за «печального недоразумения» — так назвал Кудаков устроенный им пьяный дебош. Потом он поступил на курсы мотористов. Нет, это не призвание и не цель его жизни. Он не будет обманывать товарищей начальников. Просто плавсостав получает приличные деньги, гораздо большие, чем он получал до сих пор.
На мой вопрос, как он проводит время в Мурманске, Кудаков ответил, что, конечно, скучно, что за последние два месяца он никуда из города не выезжал, проводя дни и ночи в опостылевшей ему затхлой комнатенке, которую он снимает на самом краю Мурманска.
И тогда я спросил его, весело ли он провел время на свадьбе у сестры.
Кудаков внимательно посмотрел на меня и смутился. Но я был готов поклясться, что мой вопрос не застал его врасплох.
— Я не был у сестры, — сказал он. — У меня вообще ее нет. Я ездил домой, чтобы повидаться с женой. Я очень соскучился по ней. Кстати, моя квартирная хозяйка может подтвердить, что за эти два месяца я даже не посмотрел в сторону других женщин. Пять минут назад я сказал вам неправду, так же как за несколько дней до этого своему курсовому начальству. Но вы должны меня понять. Многие курсанты, не один я, обманывают администрацию. Все мы используем любую возможность, чтобы побывать дома. Ведь когда мы закончим курсы и уйдем в море, никакой обман нам не поможет...
Надо отдать ему должное, актер он был превосходный.
Когда я положил перед ним копии шести квитанций из различных комиссионных магазинов, куда им были сданы шесть новых шерстяных рубашек одного и того же артикула, Кудаков впервые испугался по-настоящему.
Отрицать то, что он сам сдал их в комиссионный магазин, Кудаков не стал. Для этого он был слишком умен. Но изворачивался он, как уж, цепляясь за любую возможность, за любой шанс, который, как ему казалось, вольно или невольно мы ему предоставляли.
— Да, действительно, я сдал эти рубашки в магазины, но, кстати, еще не получил за них деньги, даже не знаю, проданы ли они. Стипендия у меня крошечная, жена зарабатывает немного. Где же мне взять деньги на дорогу до Ленинграда и обратно?
Кража рубашек из универмага была совершена в ночь с воскресенья на понедельник. Со слов Кудакова получалось, что к жене он приехал в понедельник утром, а уехал обратно в Мурманск в четверг вечером. Я уже видел ту стенку, к которой, как я надеялся, нам удастся припереть его дальнейшими вопросами. Противоречий в его показаниях было много, примерно столько, сколько раз я предъявлял ему очередные квитанции и приводил все новые и новые аргументы его причастности к краже рубашек. Однако об универмаге в полном соответствии с планом допроса мы с Семеном Светличным пока не упоминали.
А Кудаков между тем продолжал изворачиваться. Сначала это были рубашки, которые ему подарила жена в день рождения, потом это были рубашки, которые ему подарили жена и мать, потом выяснилось, что одновременно с ними он сам купил себе несколько рубашек в новом стеклянном универмаге, недалеко от того места, где был постоянно прописан и где в настоящее время жила его жена.
Кудаков даже вспомнил с точностью до недели время покупки рубашек, и тогда Светличный, которому все это надоело, извлек из бумажника вчетверо сложенный листок бумаги — справку из универмага, в которой черным по белому было написано, что рубашки интересующего нас артикула продавались в магазине только один день, ровно через две недели после указанного Кудаковым срока. Это окончательно сразило Кудакова, у него стало подергиваться левое веко, а речь потеряла плавность и какую-то, я бы даже сказал, книжную изысканность.
Будь я с Кудаковым один на один, я бы, пожалуй, не стал прерывать его версии и сделал бы это не из простого любопытства. Пытаясь, подобно утопающему, изо всех сил удержаться на поверхности, он, наверняка, сам того не замечая, дал бы нам ценные показания. Но Светличный был слишком нетерпелив. Он предложил Кудакову перестать рассказывать сказки и облегчить свою участь чистосердечным раскаянием, а именно — дать полный и детальный отчет о краже, совершенной им в универмаге.
Кудаков в изумлении уставился на Семена, потом посмотрел на меня, потом опять на Семена.
— Я ничего не говорил вам о краже, я сказал, что эти рубашки купил в универмаге. Но теперь я, кажется, начинаю кое-что понимать. Да, да, да! Какой же я был дурак! Мне нужно было сразу во всем признаться. Да, я виноват, но не в том, что вы стараетесь мне здесь приписать. Я действительно купил, а не украл эти проклятые рубашки, а тот, кто мне их продал, и есть, очевидно, разыскиваемый вами вор. Пишите. Я купил их на вокзале, когда ходил за билетом в Мурманск. Все сразу. За сто рублей. Двадцать рубашек. Так дешево продавать можно только краденое.
— Вы только сейчас это поняли?! — не удержался Светличный.
Кудаков сделал вид, что не слышит.
— Я не могу подробно описать этого человека. Вся купля-продажа длилась секунды, но если мне покажут, я, пожалуй, его узнаю.
Эту явную липу Кудаков повторил несколько раз, и сбить его с нее до конца допроса нам со Светличным так и не удалось.
Раздосадованный его упрямством, я тем не менее был убежден в том, что рано или поздно мы заставим его признаться в краже. Любой преступник вначале пытается выкрутиться с помощью ложных версий. Не получилось в первый раз — получится во второй, для этого только придется выполнить несколько больший объем работы...
Между тем Кудаков продолжал фантазировать все более вдохновенно и нагло. И наглость его увеличивалась по мере того, как он убеждался в незыблемости своей версии. Как бывший бригадир отдела охраны он выразил нам сочувствие (и тон его был почти убедительным). Он высказал несколько рационализаторских предложений, которые могли бы обезопасить универмаг в будущем от таких неприятностей.
— Работая в отделе охраны, — говорил Кудаков, — я просто возненавидел преступников, покушающихся на народное добро. Я всегда добросовестно исполнял свой долг, был бдителен и накопил немалый опыт и, если мне предоставят возможность, готов сделать все от меня зависящее, чтобы помочь разыскать воров. Мне нужно собраться с мыслями, немного подумать, и я скажу вам, кто из известных мне лиц способен был совершить такое дерзкое преступление.
Беспардонно-нахальное вранье Кудакова действовало нам на нервы, особенно нетерпеливому Светличному, но на этот раз мы решили дать ему выговориться до конца...
Зазвонил телефон.
Семен снял трубку.
— Междугородный, — сказал он, подавая мне аппарат. — Смирнов.
Искаженным расстоянием голосом Петр Павлович сообщил, что вчера в полдесятого вечера был задержан некто Баринов — один из участников кражи в универмаге. При нем были найдены семьдесят пять рубашек — ровно половина того, что было похищено в универмаге.
Итак, все сходилось. То, что Баринов взял себе половину рубашек, свидетельствовало еще раз о том, что в краже участвовало два человека. И вторым безусловно был Кудаков. По нашим подсчетам, он уже успел реализовать двадцать — двадцать пять рубашек. Значит, где-то оставались непроданными еще пятьдесят рубашек, и их нужно было найти, чтобы окончательно уличить Кудакова. Но пока он в краже не признавался и твердо стоял на своей версии — он купил двадцать рубашек на вокзале у неизвестного ему человека. Можно было предположить, что Баринов продал рубашки Кудакову.
В общем, нам пора было возвращаться домой и на месте все проверить.
4
Баринов работал электрослесарем на автобазе. Его задержали дружинники около продуктового магазина, куда он пытался прорваться после закрытия, чтобы купить маленькую водки. По дороге в штаб дружины Баринов бросил в урну какой-то предмет.
Предмет этот оказался жетоном от камеры хранения ручного багажа на вокзале. Путаные объяснения Баринова привели к тому, что дружинники передали электрослесаря в отделение милиции, а на стол следователя лег рюкзак, в котором были семьдесят пять шерстяных рубашек. Эксперт дал заключение, что следы обуви на месте кражи в универмаге оставлены подошвами рабочих сапог Баринова, изъятых при обыске у него на квартире.
Однако Баринов в краже не признавался, утверждая, что никакого жетона у него не было и быть не могло, а в урну он по дороге выбросил только окурок. Что же касается кражи в универмаге, то в эту ночь он работал на автобазе, что может подтвердить мастер, который работал вместе с ним.
Мы проверили в бухгалтерии автобазы листки наряда, выписанные Баринову на работу в ту ночь. Они были оформлены в полном соответствии с правилами. Жена Баринова в разговоре со следователем тоже подтвердила, что ее муж, как обычно, ушел на работу в ночную смену к двадцати трем часам и вернулся к восьми утра. Обыск на квартире у Баринова ничего нового следствию не дал.
Обсуждая в очередной раз со Светличным все перипетии кражи, я одновременно листал успевшее распухнуть за несколько дней дело Баринова. Одно место его биографии привлекло мое внимание.
— Раньше Баринов работал на «Полиграфмаше», — сказал я Семену, — тебе это ни о чем не говорит?
— Как же, как же, на «Полиграфмаше» совсем недавно работал и Кудаков.
Опрошенные нами соседи и знакомые в один голос заявили, что Кудаков был его ближайшим приятелем, чуть ли не ежедневным собутыльником.
На допросах Баринов категорически отрицал свою вину.
Прокурор отказался дать санкцию на его арест, предложив следствию опровергнуть бариновское алиби.
5
Автобаза была одной из крупнейших в городе. Светофор под аркой ворот. При выезде «яма» для осмотра машин. Жирный, пропитанный машинным маслом асфальт во дворе.
Мы со Светличным с трудом протиснулись в крошечный кабинет мастера, отгороженный от диспетчерской легкой фанерной стенкой.
Нервный, задерганный какими-то своими неурядицами мастер Березов показал нам рукой на стулья, продолжая ругаться со снабженцами по телефону из-за сальников, которые должны были быть заводскими, а на самом деле оказались изготовленными кустарным способом.
Светличный потом не смог толком объяснить мне, почему в разговоре с Березовым он употребил выражение «соучастие в преступлении», — возможно, он имел в виду соучастие в обмане администрации автобазы. Ведь мы же точно знали, что наряды Баринова были липовыми.
Однако мастер понял слова Светличного совсем не так. Лицо его покрылось пятнами, и сбивчиво и торопливо, как будто обжигаясь своими же словами, он стал объяснять нам, что во всем виноват Баринов, который подбил его на преступление, что он, Березов, даже не заходил в универмаг, а ждал слесаря снаружи, что он никогда еще не был в милиции, даже свидетелем, и, если бы не проклятые полбанки, которые принес с собой на работу Баринов, он, Березов, ни за что бы с ним на кражу не пошел...
Березов, конечно, не был закоренелым преступником. Это было видно по его поведению, по тому, как легко и быстро он «раскололся». Он готов был немедленно, без утайки рассказать всю правду. Совершив кражу, Березов мучился угрызениями совести, боялся, ждал ареста. Он даже приготовил фразу, которую наверняка вычитал в каком-нибудь детективном романе:
— Мое признание фактически не признание, а явка с повинной.
В райотделе Березов добавил к своему рассказу еще ряд подробностей: как Баринов предложил ему совершить кражу, как вдвоем они ушли из автобазы через забор и как потом, через забор же, чтобы обеспечить себе алиби, вернулись обратно, как Баринов разделил поровну похищенные рубашки, свою половину положил в камеру хранения на вокзале, а вторую половину Березов унес в рюкзаке домой. Мастер автобазы умолял нас дать ему возможность возместить стоимость его доли.
— Но для этого, — сказал он, — я должен занять деньги у знакомых и родственников, потому что моих рубашек уже нет, я продал свою половину на вокзале какому-то незнакомому человеку.
Итак, хотя следствие пошло по другому пути, опять вроде бы все сходилось. И Кудаков сказал нам все-таки правду. Он не участвовал в краже, он только купил по дешевке часть украденного.
Опознание Кудакова Березовым следователь готовил очень тщательно. Березов довольно подробно описал приметы мужчины, которому он продал рубашки. Правда, на мой взгляд, да так считал и следователь, приметы совпадали лишь частично. Кое-какие различия в одежде и внешности Кудакова с описанным Березовым покупателем бросались в глаза. Но поскольку Березов заявил, что он наверняка опознает человека с вокзала, я не придал этим различиям особого значения.
Мастеру предъявили группу из четырех мужчин, тщательно подобранную следователем. Среди них был и Кудаков. Все они были схожи ростом, цветом волос, осанкой, комплекцией. Двум дружинникам, которые были приглашены в качестве понятых, следователь разъяснил смысл проводимого мероприятия. Затем Светличный привел в кабинет Березова и предложил ему из предъявленных лиц опознать человека, о котором он дал показания на допросе. Следователь со своей стороны предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний, затем попросил всех четверых встать, сесть, повернуться направо, налево, снова сесть и выжидательно посмотрел на Березова. Но последний был явно не в своей тарелке, он почти и не смотрел на предъявленных ему людей и угрюмо молчал.
— Ну так что же? — спросил следователь.
— Я не могу никого опознать, — ответил Березов.
— Но вы даже не смотрели на них.
— Смотрел, но этих людей я раньше никогда не видел. — И Березов опять уставился в угол.
Березова увели. Вместе с ним ушли дружинники и трое мужчин, предъявленных ему для опознания.
— А вы останьтесь, — сказал следователь Кудакову. — Пока я допишу.
В тишине было слышно, как скрипело перо следователя. Краем глаза я наблюдал за Кудаковым. В нем явно происходила какая-то борьба. Лицо его было неспокойно.
— Вы что-то хотите сказать? — спросил следователь.
— Могу ли я узнать, какие именно показания он давал и в связи с чем нас опознают?
— Ну что ж, секрета здесь нет, — после некоторого раздумья ответил следователь. — Не у него ли вы купили рубашки?
— Вот, вот. Об этом я и хотел сказать, — обрадовался Кудаков. — Мне кажется, да нет, я просто уверен, что рубашки я купил именно у него.
Следователь вновь стал допрашивать Кудакова, чтобы запротоколировать его заявление о том, что он опознал Березова.
Да, вроде бы концы сходились с концами, но где-то внутри у меня сидел червячок сомнения. Имеет ли отношение к делу тесное знакомство, даже дружба Баринова с Кудаковым? Почему Баринов подбил на преступление Березова, а не Кудакова — бывшего бригадира отдела охраны, которому, как говорится, и карты в руки? Неужели Кудаков только свидетель?
Я поделился своими соображениями со Светличным.
— Нужно искать доказательства соучастия Кудакова, он не просто свидетель, — сказал Семен, которого мучили те же сомнения.
— А почему Березов не опознал Кудакова? Ведь они наверняка знакомы. Может быть, Кудаков подал ему какой-то знак, который мы не заметили?
— Но это же бессмысленно. Кудаков сам опознал Березова, — немедленно отреагировал Светличный.
На все эти вопросы у нас пока не было ответов.
6
Вечером того же дня мы со Светличным побывали в доме, где жил Березов. Нам повезло. Знакомясь с его ближайшими соседями, я вдруг узнал в одном из них, худеньком, седобородом пенсионере, своего университетского преподавателя, юриста. Ему не нужно было долго объяснять суть дела.
— Коля Березов — неплохой парень, — сказал он. — Дети нашего двора очень любят его, вернее, любили раньше, пока он не начал ежедневно прикладываться к бутылке. Теперь, когда он идет домой, пьяный и злой, они боятся попадаться ему на глаза. Собственно говоря, существуют два Березова — трезвый не способен обидеть и мухи; пьяный, мне кажется, может совершить преступление. К сожалению, первого Березова я да и остальные жильцы нашего дома понемногу начинаем забывать.
Нас со Светличным интересовали связи мастера автобазы, его друзья, собутыльники.
— В этом я, пожалуй, не смогу быть вам полезен, разве что дам адрес одной девушки, которая давно любит Березова. Они были дружны еще в школе, и все были уверены, что они поженятся. Теперь мать не разрешает ей выходить замуж за алкоголика. Да она и сама понимает, но все еще надеется, что он образумится...
Нина вышла из своей квартиры как раз в тот момент, когда мы собирались нажать на кнопку ее звонка. В руках у нее был увесистый рюкзак.
— Ну что ж. Тем лучше, — сказала она. — Я как раз иду к вам.
В рюкзаке были шерстяные рубашки. Семьдесят пять штук. Ровно половина того, что было украдено в универмаге. Вторая половина.
Нина рассказала, как однажды утром Березов занес рюкзак к ней на квартиру и попросил подержать до вечера. Она не спросила, что в нем и почему он занес рюкзак к ней, а не домой, не такие у них были отношения. Принес — значит, нужно. Но Коля сам сказал ей, что в мешке спортивный инвентарь, выданный на лето его бригаде, но он забыл в гараже ключ от квартиры и возвращаться с рюкзаком обратно ему неохота. Березов обещал зайти вечером, но не зашел. На следующий день его видели пьяным, потом он еще где-то пропадал три дня.
А сегодня Нина узнала, что он арестован, и понесла рюкзак в гараж. Там мешок вскрыли, и выяснилось, что это не инвентарь, а новехонькие шерстяные рубашки. Начальник гаража посоветовал отнести их в милицию. По дороге туда она на минутку забежала домой...
На очной ставке с Ниной Березов подтвердил ее слова, а от себя добавил, что историю с продажей рубашек на вокзале он придумал, чтобы не впутывать девушку в это дело.
— Как бы она доказала, что не причастна к воровству, если хранит краденое? — сказал он, и это были слова того трезвого и когда-то хорошего Березова, о котором не забыл еще старый юрист.
Нина держалась на очной ставке, но, выйдя из комнаты, не выдержала и заплакала.
— Долго мне придется ждать его? — спросила она, всхлипывая.
Но что мы могли ей ответить?!.
Когда увели Березова, Светличный сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Все это очень интересно, но рубашек-то у нас, как говорится, — незаприходованные излишки.
Да, это было похоже на мистику. По словам заведующего отделом, из универмага было украдено сто пятьдесят шерстяных рубашек. Это же подтвердила и инвентаризационная комиссия торга. Ошибки тут быть не могло. Откуда же тогда Кудаков взял свои двадцать рубашек? Купил, как он утверждал, на вокзале? Но у кого, если все сто пятьдесят рубашек нами найдены? Какое он вообще имел отношение к этому делу, если, по словам Березова, в краже участвовало всего два человека — он и Баринов? О Кудакове речи не было.
И все-таки ответы на эти вопросы мы пошли искать к Кудакову.
7
Однако очередной допрос бывшего бригадира нам ничего не дал. Кудаков не знал о тех семидесяти пяти рубашках, которые нам передала Нина, и продолжал упорно утверждать, что «свои» рубашки он купил на вокзале у Березова.
Собственно говоря, мы и не надеялись, что он так просто изменит показания, но хотели предоставить ему еще одну возможность для чистосердечного признания. Однако Кудаков этим шансом не воспользовался, и тогда следователь устроил ему очную ставку с Березовым.
Березов искренне раскаивался в совершенном им поступке, и его показаниям можно было верить.
Кудаков внимательно выслушал Березова, ни разу не перебив его, а затем очень спокойно заявил, что от прежних своих показаний он не отказывается.
— Я не знаю, почему этот человек теперь не узнаёт меня, — нахально сказал Кудаков следователю. — Может быть, ему это невыгодно. Впрочем, я попрошу вас запротоколировать: я опознал предъявленного мне человека, но ручаться, что это был именно он, конечно, не могу. Вот сейчас, после его слов, я внимательно рассмотрел его. Может быть, это был и другой, но, во всяком случае, очень на него похожий. Я бы, пожалуй, не сомневался, что это все-таки один и тот же человек, но ведь он это отрицает...
Кудаков сам запутался в своих словесных излияниях и запутал нас. Но одно нам было предельно ясно — в данный момент мы не располагаем убедительными доказательствами его вины, и до тех пор, пока они у нас не появятся, рассчитывать на добровольное и чистосердечное признание Кудакова не приходится.
Из рубашек, которые Кудаков сдал в комиссионные магазины, три еще не были проданы. На них-то мы и возлагали основные надежды.
Мы со Светличным побывали у директора фабрики «Красная заря».
Светличный показал ему рубашки и сказал:
— Мы знаем о них только то, что они изготовлены на вашем предприятии. Вы бы очень помогли нам, если бы сообщили время их изготовления, базу, на которую они были отправлены с фабрики, магазин, где они были проданы. Мы, конечно, понимаем, что кроме ярлыков эти рубашки не имеют никаких индивидуально-определенных признаков, которые помогли бы вам ответить на наши вопросы. Но, поверьте, нам все это очень важно.
Директор дал команду начальнику отдела сбыта, тот еще кому-то, и через двадцать минут мы получили удивительное сообщение — рубашки, предъявленные нами, в продажу с фабрики не поступали.
— Значит, у вас должна быть недостача? Ведь не мы же изготовили эти рубашки? — спросил я директора.
— Ничего не понимаю. Три дня назад у нас проводилась инвентаризация, которая не обнаружила ни излишков, ни недостачи. Кроме того, если бы какое-нибудь хищение имело место на фабрике, наша охрана что-нибудь да заметила бы.
Начальник отдела сбыта, которого все это касалось больше других, долго обсуждал с директором, каким образом рубашки могли попасть в милицию, а потом сказал:
— Может быть, они ушли с фабрики в обмен на возвращенный брак?!
В двух словах Светличный обрисовал им ситуацию. Услышав фамилию Кудакова, начальник отдела сбыта стал что-то вспоминать, потом вызвал своего заместителя. Заместителю фамилия Кудакова тоже показалась знакомой. Пошептавшись с начальником отдела, он ушел, но вскоре вернулся с папкой, на обложке которой было написано крупными буквами: «Рекламации».
Нужно отдать должное сотрудникам и руководству фабрики: рекламаций у них было мало. Так, например, за последние полгода на фабрику было возвращено всего 35 рубашек. Из них семнадцать Семеновым и Васильевым из Мурманска и три — Кудаковым.
— Мы были очень удивлены, — сказал начальник отдела сбыта, — что такое количество рубашек попало, по существу, в одни руки, ну, всего к трем покупателям, — поправился он. — Тем более, бракованные рубашки. Но так как эти рубашки были все же наши и на их ярлыках стоял штамп фабричного ОТК, а экспертиза дала категорическое заключение, что они действительно бракованные, мы обязаны были заменить их качественными изделиями.
— Я еще тогда вызывал начальника ОТК, — сказал директор, — и сделал ему выговор за то, что его контролеры плохо работают. Он не сумел мне дать никакого более или менее вразумительного объяснения.
— А эти люди, которым вы обменивали рубашки, — спросил его Светличный, — что-нибудь сообщили о себе?
— Кудаков — ничего, кроме того, что попросил прислать ему другие рубашки, а Семенов и Васильев написали, что они — курсанты училища мотористов, скоро уходят в море. Будучи проездом в нашем городе, они купили для своей группы семнадцать рубашек, и все оказались бракованными.
После того как от курсантов Семенова и Васильева мы узнали, что семнадцать обмененных ими рубашек тоже принадлежали Кудакову и что всю эту операцию по обмену он уговорил их сделать за литр водки, мы представили себе в общих чертах всю картину преступления. Нам не хватало только нескольких деталей, но о них рассказал уже сам Кудаков. На этот раз он вынужден был во всем признаться.
Кудаков воровал рубашки из брака, не предназначенные для продажи. Делал он это с помощью своего закадычного приятеля — рабочего фабрики. Если бы они воровали рубашки со склада готовой продукции, охрана бы это рано или поздно заметила. Но брак так тщательно не учитывался.
Изготовить же фальшивый штамп ОТК для такого ловкого преступника, каким был Кудаков, было не слишком сложно. Обмен бракованных изделий на рубашки, действительно прошедшие через ОТК, и последующая их продажа казались ему делом верным и безопасным.
В какой-то мере его погубила собственная болтливость. Однажды он сказал Баринову, что универмаг плохо охраняется.
Если бы Баринов и Березов не совершили кражу в универмаге, может быть, и Кудаков не скоро бы еще был обнаружен. Но в том, что рано или поздно он все-таки попал бы к нам в руки, сомнения быть не может, ибо такова неизбежная участь всех преступников.