Она предала демократию, поддержав расстрел парламента, и, что еще прискорбнее, новую сверхпрезидентскую Конституцию; она льстиво называла Ельцина царем.
Она предала свободу слова, из-за чего самые разные, порой взаимоисключающие политические силы были загнаны в тесные информационные коммуналки наподобие газеты «Завтра», а «аналитики» с телеэкранов беспрестанно вещали про то, как Ельцин «в очередной раз всех переиграл, доказав свой класс политического тяжеловеса».
Время показало, что не все в истории необратимо. Можно восстановить контроль государства над нефтью и газом. Можно возродить ВПК и армию. Можно даже вернуть Крым. Но среди того, что утрачено безвозвратно, – репутация советской интеллигенции.
Ельцинская эпоха вообще была великой школой российского народа – школой избавления от наивности. Пройдя через ваучеры, бумажки от МММ и дефолт, можно ли было по-прежнему слушать с открытым ртом какого-нибудь актера, сыгравшего пару удачных ролей с фигой в кармане? Можно ли было преклониться перед духовным авторитетом сочинителя дешевых детективов?
И важнее всего то, что от наивности этого рода избавилось руководство страны. Наиболее проницательные люди заметили это еще 6 августа 1999 года. Глядя в глаза нового премьер-министра, они, в отличие от сенатора Маккейна, разглядели в них не только буквы «Кей-Джи-Би». Они поняли: этот нас насквозь видит, этот нам цену знает, этого не проведешь. Отсюда и ненависть, градус которой растет год от года.
Песни 1990-х давно уже вошли в категорию «ретро», и ельцинская эпоха стала законной добычей человеческой ностальгии. Есть о чем вспомнить по-доброму, да и зло все меньше хочется поминать: хорошо ведь, что выжили. Но нет массовой ностальгии по Ельцину как по типу политического деятеля. Нет ностальгии по стихийному русскому мужику, титану-демагогу, предлагающему простые решения. Этот идеал Россия, кажется, переросла.
Совпадений – ноль
Иногда сенсации возникают непонятно из какой материи. Так, неожиданно всероссийскую популярность приобрел сущий пустяк, смешной случай на уроке.
В одной хабаровской школе ученица Анастасия Ан вместо заданного ей стихотворения Осипа Мандельштама прочла наизусть отрывок из текста песни молодого рэпера Мирона Федорова, выступающего под псевдонимом Оксимирон (или даже Oxxxymiron).
Учительница выслушала ее и без тени сомнения поставила пятерку. Пользователи Сети, не исключая и самого Оксимирона, истолковали видеозапись этого эпизода однозначно: учительница просто не поняла подмены и решила, что ей с выражением читают настоящего Мандельштама. Куда, мол, докатилось гуманитарное образование в нашей стране – учителя не знают материала, который они сами же и задают?
Позднее директор школы изложил другую версию случившегося. По его словам, девочка выполняла задание преподавателя, которое в том именно и состояло, чтобы сравнить перекликающиеся тексты классика и современного автора.
И в самом деле, вот строки Мандельштама, которые якобы должна была прочесть Настя Ан:
Все одинаково темно;
Все в мире переплетено
Моею собственной рукою;
И, непрерывно и одно,
Обуреваемое мною
Остановить мне не дано –
Веретено.
А вот текст Оксимирона, который она читает на видео:
Все переплетено, море нитей, но
Потяни за нить, за ней потянется клубок.
Этот мир – веретено, совпадений – ноль.
Похоже, не правда ли?
Стоит заметить, что у Мандельштама есть десятки куда более известных вещей, чем это раннее, ученическое стихотворение 1909 года, написанное еще не тем чеканным акмеистом, каким он станет через несколько лет, и тем более не гибнущим пророком времен «Воронежских тетрадей». Сложно вообразить себе случайную перекличку между этим малоизвестным текстом и строчками песни, внезапно всплывшими в некой девической голове. Совпадений – ноль, в самом деле.
То есть перед нами уже не история о находчивой троечнице и училке-пофигистке. Здесь мы имеем дело либо с блестящей ученицей, либо с гениальным педагогом.
И все же главная загадка – в чем причина массового интереса к этому простенькому сюжету, далекому от мировых драм?
Вероятно, дело в кажущейся нелепости сопоставления между возвышенным поэтом, которого многие вслед за едкими современниками до сих пор считают «мраморной мухой», и звездой рэпа – музыкального направления, часто относимого к низкому жанру. И вот нам показывают: смотрите, между вашим высоким и вашим низким нет никакой разницы!
А почему вообще в хабаровской школе именно сейчас зашел разговор о Мандельштаме? Потому что у него юбилей, ясное дело. Столетие со дня рождения поэта, случившееся в 1991 году, прошло не слишком пышно, люди были совсем другим заняты, страну разваливали.
А вот к 125-летию власть созрела для полновесных официозных торжеств, так что оппозиционно настроенная часть поклонников Осипа Эмильевича даже забила крыльями насчет того, что государство якобы у них Мандельштама отбирает.
Впрочем, это не такая простая задача. Нельзя явочным порядком восславить автора действительно сложных стихов в СМИ, разослать по школам от Москвы до Хабаровска разнарядки и считать, что Мандельштам наконец-то приближен к народу, присвоен и освоен для государственных нужд. Нужна еще и атмосфера, в которой такие стихи могли бы выжить.
Просто представим себе, как бы Мандельштам чувствовал себя сегодня.
Вот встречает он Новый год. «И вы, часов кремлевские бои…» Но бой курантов – это нынче еще не все. Дальше на поэта обрушиваются гиканье и свист пугачевской антрепризы, стремящейся побить свой же прошлогодний рекорд пошлости и бессмысленности.
Вот поэт едет в авто и слышит, как по радио аляповато рекламируют жилой комплекс «Маяковский». Сразу вопрос: почему не «Мандельштам»? «Квартира тиха, как бумага» – это же готовый рекламный слоган, если не читать дальше.
Вот он наблюдает собрание людей, называющих себя «интеллигенцией», которые восторгаются подлыми стихотворными фельетонами какого-нибудь нового Демьяна Бедного.
Вот он читает в газете слова министра культуры Мединского о том, что надо бы избавить школьников от изучения слишком сложного писателя Достоевского, и вспоминает, что в его зрелые годы Достоевский тоже считался реакционером.
Жизнь головокружительно изменилась, но мало что поменялось для Мандельштама со времен коммунальных радостей и тотального комсомольского упрощенчества. Невостребованность поэта, толкнувшая его на написание роковых для него стихов о Сталине, никуда не делась.
«Читателя! советчика! врача!» – мог бы воскликнуть он и сейчас. И эти же слова мог бы повторить, например, подлинный наследник позднего Мандельштама, новосибирский поэт Виктор Iванiв (не пугайтесь странного псевдонима), перед тем как выйти в окно в феврале прошлого года – официального Года литературы.
Школьники, конечно, в массе своей выучат розданные им в честь юбилея стихи классика, отбарабанят их у доски и на следующий день вытряхнут из головы непонятные строки, заодно вдоволь покатав во рту «фамилию чертову».
А вот Настя Ан, мне кажется, может стать верным читателем Мандельштама на долгие годы. И любовь к рэпу менее всего могла бы этому помешать.
Мне симпатичен Оксимирон. Мне симпатичны и некоторые другие российские рэперы. В живом ритме русского рэпа мне видится больше поэзии, чем в некоторых «толстых журналах», публикующих благонамеренные рифмованные столбики, включая стихи министра Улюкаева и миллиардера Гуцериева.
Рэп ведет за собой тех, кто стремится понимать слово. Тех, кто намерен мыслить словами, а не пиктограммами, не картинками, не условными знаками, подаваемыми толпе. Поэтому Оксимирон, хочет он того или нет, сегодня протягивает руку Мандельштаму. Они – союзники, фехтовальщики за честь живого слова.
Два сериала
Двадцать второго февраля, когда силы Евромайдана опрокинули власть Януковича, я внезапно вспомнил, что до начала четвертого сезона сериала «Игра престолов» осталось всего полтора месяца. Вроде бы и некстати, а с другой стороны – как посмотреть.
Должен смущенно признаться, что я фанат сериала. В прошлом году я считал недели и дни до первой серии очередного сезона. В этом – вспомнил об «Игре престолов» пару раз, не особо отвлекаясь от событий на Украине. И это опечалило меня самого. Надеяться на то, что украинские дела как-то устаканятся за этот срок, было бы довольно наивно, а это значило, что красочная сага от НВО этой весной уже не вызовет прежнего интереса у российского зрителя, внимание которого было прочно захвачено украинским реалити-шоу.
Время показало, что по части зрелищности кино в самом деле уступило жизни. Первые серии нового сезона по-прежнему очень красивы, но темп событий явно потерян. Деловая блондинка Дейнерис продолжает блуждать между тремя соснами городов работорговцев; Тирион, этот Одиссей Ланнистеров, тоскует в бездействии среди дворцовых интриг; Арья и Бран все куда-то движутся, и путь их кажется бесцельным и бесконечным. Одно радует: убили, наконец, Фердинанда-то нашего, то есть гадкого короля Джоффри – но как же долго зрителя мучили ожиданием!
То ли дело на Украине. За это время Крым стал российским, мир оказался на грани новой холодной войны, взошла и погасла звезда Александра Музычко, появились Донецкая и Луганская республики, начались вооруженные столкновения. События несутся вскачь, позиции политиков и выкладки аналитиков устаревают, едва успев прозвучать публично.
Джордж Мартин, литературный отец сериала, считается автором жанра «фэнтези», но привлекательность его саги не в магических атрибутах, не в крибле-краблебумсах или волшебных жезлах. Он создал модель истории, которая оказалась ярче и интереснее нашей реальной истории, и магия присутствует в этой модели как вспомогательный элемент – примерно в том же объеме и в том же смысле, в каком она присутствовала в сознании средневекового человека.