Конечно, в деле машинизации сельского хозяйства, в деле рационализации сельского хозяйства рабочие, если это дело будет правильно организовано, смогут сыграть колоссальную роль.
Сейчас существует разделение труда внутри фабрик. Надо посмотреть, что было внутри фабрик до революции в России, в 1895/96 г. Откуда черпалась квалифицированная рабочая сила? Главная масса черпалась из среды ремесленников и из кустарных промыслов. Есть очень интересная книжка Свирского, где он описывает квалификацию прежнего рабочего, как он служил мальчиком и как он сторожил момент, когда рабочий, которому он помогал, уйдет, чтобы подойти к станку и учиться работать на нем. Некоторые старые товарищи сами прошли эту старую школу ученичества и иногда недооценивают той перемены, которая произошла в самом содержании и самой сути квалификации.
В 1895/96 г. количество квалифицированных рабочих было велико. Это были не единицы, это была масса. И тогда стачки имели большое воздействие на капиталиста, так как заменить этих квалифицированных рабочих было некем. Локаут тогда произвести было не так просто. Война в этом отношении внесла огромный переворот, толкнула на изобретение всяких приспособлений к машинам, делающим потребность в старой квалификации рабочих гораздо меньшей. Если мы посмотрим на состав рабочей силы у Форда, то мы увидим, что три четверти этих рабочих — это рабочие, которые выполняют самую простую работу, которой, по выражению Форда, «надо быть идиотом, чтобы не научиться в два дня». И одна четверть высококвалифицированных рабочих, но которые квалифицированны уже по-новому, руководит работой. Такая картина наблюдается в целом ряде крупных современных производств.
В Германии мы видим ту же самую картину — мы видим большой слой рабочих, обладающих очень небольшой, узкой квалификацией, и гораздо меньший кадр квалифицированных рабочих, более технически подготовленных, понимающих сущность производства, умеющих направлять производство.
Как теперь капиталист подходит к этой массе «подученных» рабочих? Локаут в ответ на забастовку. А верхушку он всячески развращает и подкупает, делая квалифицированных рабочих участниками производства.
Возьмем Германию; есть прекрасная брошюра т. Гайсиновича о ДИНТА (немецкий институт технического обучения рабочих. — Н. К.), — он ездил в Германию, где собрал этот материал. Там на верхушку обращается сугубое внимание, так же как в Англии, где тоже происходит подкуп этой верхушки, где приезжает министр завтракать к рабочим, чтобы договориться с этой организованной верхушкой. Сейчас в капиталистических странах особенно резко это различие между квалифицированными, неквалифицированными и полуквалифицированными рабочими.
Для того чтобы у нас подготовить так называемого «подученного» рабочего, нужно не два дня, а два месяца, потому что у нас вообще очень слаба культура промышленного труда.
У нас рабочего надо научить, как подходить, как располагать инструменты, и наш рабочий требует больше времени, чтобы быть «подученным», чем рабочий в Германии, где он подростком научается всему этому. Но и у нас намечается разделение труда по-новому: на квалифицированных рабочих и полуквалифицированных («подученных») рабочих.
У нас были большие споры с т. Гастевым. Он проводит очень большую работу по обслуживанию производства рабочей силой, но все же надо сказать, что рабочие, которых он обучает, производят лишь определенные функции по обслуживанию машин, требующих большего разделения труда. Конечно, в данную минуту, когда мы стоим в самом начале реконструкции, нам нужно культуру труда всячески воспитывать, и тут большое достижение имеется, которое многими недоучитывается. Но когда говорят, что только это и дальше ни шагу, когда недооценивается роль квалифицированной рабочей верхушки, около которой капиталисты буржуазных стран ходят на задних лапах, то такие утверждения крайне вредны, ибо подрывают сознание того, что огромная работа необходима для подготовки современного квалифицированного рабочего, подготовки совершенно по-другому, чем раньше, рабочего, который действительно сможет управлять производством.
Если мы только по Гастеву будем обучать рабочих, то все наши новые заводы, которые по последнему слову техники будем строить, будут натыкаться на то, что исполнителей будет много, а рабочих-руководителей, по-современному подготовленных, технически квалифицированных, не будет. Это чрезвычайно тревожит, тут будут всевозможные срывы. Разве Форд подготовляет только полуквалифицированных рабочих? Он подготовляет рабочих высокой квалификации, пропускает их через все отделения завода, дает им сложные монтажные работы. Две недели ученик работает на производстве, неделю — в школе, где связываются знания техники с навыками. Пробыв несколько лет в этой школе, ученик выходит политехнически образованным человеком. Это не тот политехнизм, о котором мы говорим, это — только частица политехнизма, это — техническая его сторона, но эта техническая сторона у Форда так разработана, что этому надо учиться, учиться и учиться.
То же самое ив ДИНТА. Если вы посмотрите на план этой школы, то вы увидите чрезвычайно глубокое овладение техникой, тут теория сливается с практикой. В статье т. Гастева о политехнизме он говорит о навыках. Навыки — это дело необходимое, но надо, чтобы навыки были связаны с техникой, с наукой, чтобы простейшие процессы осмысливались. Надо сказать, что и Форд и ДИНТА всячески стараются развратить эту верхушку рабочего класса, и это для них является задачей не менее важной, чем всестороннее техническое образование. Вся учеба пропитана преклонением перед капиталистическим строем, они стараются пустить в глаза рабочему пыли «потоньше».
Наш путь ясен: мы должны технические знания от них заимствовать, но сковать политехнизм с нашим мировоззрением, связать его с общественными науками, с марксизмом. Всю борьбу рабочего класса мы должны осветить перед этими квалифицированными рабочими. Мы должны стремиться к тому, чтобы у нас не было разделения на квалифицированных и неквалифицированных, мы должны шаг за шагом идти по этому пути. Мы должны создать марксистски сознательную верхушку квалифицированных рабочих, и она поможет нам переделать весь рабочий класс таким образом, чтобы это были не простые исполнители, а сознательные участники производства. И в этом отношении кое-какие шаги делаются.
Возьмем такую вещь, как производственные совещания. Сейчас на партконференции раздавалась брошюрка, где рассказывалось о том, что рабочая масса еще не принимает участия в производственных совещаниях. Это объясняется тем, что не все предложения рабочих принимаются и исполняются. А в качестве предложений перечисляются такие, как например: выстроить новую мастерскую, затратить на это 140 тыс. рублей. А потом негодование: почему это не проведено в жизнь? Да нет этих 140 тыс. Тут, конечно, можно винить администрацию, что она недостаточно выясняет рабочим, почему предложения неисполнимы. Но вопрос не в том, чтобы каждое предложение премировать, а около производственных совещаний нужна огромная работа, поднимающая производственную сознательность массы, которой Владимир Ильич придавал огромное значение, — это производственная пропаганда.
Мы должны сказать, что наши производственные совещания очень слабо или даже совсем не увязаны — может быть, я и ошибаюсь — с той большой работой по производственной пропаганде, которая должна вестись. Та производственная пропаганда, которая раньше, в 1919/20 г., велась при заводах, в заводских клубах, где было освещение жизни всего завода в разных диаграммах, истории завода и т. д., теперь заброшена и свелась на нет. Мы не ведем производственной пропаганды, а при нашем уровне образовательных знаний нам без этой производственной пропаганды никак нельзя. Нужно, чтобы каждая цифра была рабочим осознана. Недоучет значения производственных совещаний недопустим, им надо придать массовый характер, втянуть в них необходимо всю массу.
Много еще других есть способов отхода от капиталистических форм разделения труда, которые крепят внутреннюю дисциплину. Возьмем, например, субботники. Это — то же отступление от того капиталистического разделения труда, которое было, поэтому мы субботникам придавали такое огромное значение.
Наконец, приближение знаний к рабочим. В давно прошедшие времена в России было хозяйство Энгельгардта в Смоленской губернии. Энгельгардт — выдающийся химик — мечтал о том, чтобы построить по-новому хозяйство, он указывал на огромную пропасть между знаниями и умением. У нас мужик умеет работать, а знаний не имеет, и есть интеллигенция, которая имеет знания и не умеет работать, говорил он. Он для учащейся молодежи летом устраивал такие практикумы, где они жили в тех же условиях, что и крестьяне, осознавали крестьянскую жизнь, подчинялись трудовому режиму и т. д. Но, конечно, мысль о сближении труда со знанием в капиталистических царских условиях была утопией. Но сейчас вопрос о спайке знаний с умением и с трудом — это один из основных решающих вопросов.
Мы можем сказать: а сейчас разве мы мало делаем для этого? Мы устроили целый ряд каналов, по которым рабочие могут поступать в вузы. Я бы хотела знать: за последние годы те рабочие, которые шли в вузы, — многие из них возвращались в рабочую среду или деревню? Меньше, чем надо, возвращались, норовили остаться в городе. На вуз часто смотрят как на средство «выйти в люди». Огромное значение имеет связь трудовых умений и знаний. Сейчас, после XV съезда, в этом отношении делается шаг вперед в виде непрерывной производственной практики. Здесь много есть недочетов, но установка вполне ясна. Точно так же сейчас у нас, в нашей Тимирязевской академии, готовят новых агрономов из крестьянской среды, которые знают условия и которым овладение знаниями поможет перестроить все хозяйство. В 1919 г. в Казани мне пришлось быть на лекции агронома, который читал лекцию учителям, чтобы они обучали детей сельскому хозяйству. Я потом разговорилась с этим агрономом, он говорит: «Мы работали раньше в помещичьих имениях, и как с учителями работать — мы не знаем». Действительно, лекция была неважная. Теперешние, вышедшие из крестьянской среды агрономы совершенно по-иному подойдут к делу.