Теперь помощь в смысле оборудования. Всякие отходы, всякий брак могли бы чрезвычайно много помочь школе. Это могло бы дать школе материал для работы. Затем помощь опытом, помощь учителю. Мы, товарищи, чрезвычайно мало говорили на этом съезде о помощи учителю. В речах некоторых товарищей проскальзывали попреки по адресу учителей, что учителя-де вопросом политехнизации школы мало занимаются.
Я говорила т. Евреинову, что вот сейчас стоят текстильные фабрики. Инженеры говорят, что мы могли бы использовать это бездействующее оборудование фабрик для того, чтобы учителей познакомить со структурой фабрик, устройством машин, их работой.
Что делает профсоюз текстильщиков, помогает ли он учителям обучиться, понять технологически текстильное дело? Не помогает и ничего в этом отношении не делает. Возможность есть, но никто ничего не делает, а потом будут учителей корить: вот, мол, технически не подготовлены и т. д. Нужно, чтобы штаб по политехнизации каждого завода поставил себе задачей помочь учителям.
Мне приходилось выступать на фабрике имени Фрунзе, и там одна учительница говорила, что одна из задач — приблизить учителя к заводу. Необходимо, чтобы учитель как-то входил в заводскую организацию, чтобы ему стали близки и промфинплан и вся жизнь завода. Конечно, нельзя тут вину сваливать на одного учителя. Нужно, чтобы завод помог учителю в области политехнической подготовки. Нам нужно всем учиться, и надо также учиться каждому работнику на фронте политехнизации. Рабочему нужно немного поучиться методически подходить, а также научиться передавать получше свои знания. Учителю надо изучать всерьез производство. Тогда только получатся те результаты, которые необходимы.
Далее необходимо упомянуть следующий момент. Вот молодежь мобилизуется в педтехникум, и каждый считает это каким-то несчастьем: «Попал под колесо — идет в педтехникум».
Комсомол постановил, что столько-то комсомольцев должны идти в педтехникум; конечно, они подчиняются, потому что народ дисциплинированный, но каждый думает: «Кончу педтехникум, пофартит мне, может быть, — пойду в индустриальный вуз». Нужно поднять их интерес к школьной политехнической работе — это чрезвычайно важно. Затем необходимо, чтобы рабочие, колхозники заинтересовались тем, что школа делает. Я приведу пример. В Московской области имеется одна коммуна, так называемая Апушкинская коммуна, которая существует уже десяток лет. Там коммунары говорили учителям (это Рязанский округ): «Вы как преподаете? Надо, чтобы вы рассказывали детям о тракторе, о коллективизации, а вы ничего об этом не говорите». Тогда учителя им говорят: «Что вы с нас требуете то, чего во всем Рязанском округе не требуется? Это нам мешает делать программа ГУСа, а мы бы охотно сделали». Тогда этот колхозник, который мне рассказывал об этом случае, говорит: «Мы, может быть, неправильно сделали, не по инстанции, но мы попросили учителей дать нам программу ГУСа, просидели всю ночь, разобрали ее по буковкам и по пунктикам и решили, что это то, что нам нужно. Мы так и сказали, что это то, что нам нужно, а нужно только добавить теперешние достижения техники — и вот наша программа». Тогда учителя говорят: «Вы навязываете нам то, чего мы не можем делать», — но коммунары не успокоились, устроили ряд учительских конференций, где они стали защищать программу ГУСа. На меня произвело очень сильное впечатление то, что колхозники явились защитниками программы ГУСа. Потом уже из того же Рязанского округа, но из соседнего района мы получили очень интересную табличку, составленную школьниками, где они сравнивают производительность труда в индивидуальном хозяйстве, в сельскохозяйственной артели и в коммуне. Влияние коммуны на школу распространилось очень широко.
Я себе представляю, какое это было достижение, если какой-нибудь завод, хотя бы шефствующий над Наркомпросом завод имени Лепсе, взял бы наши программы ФЗС, посмотрел бы их «по буковкам и по пунктикам», своим пролетарским глазом посмотрел и сказал бы: что это за программы по труду, разве на них воспитываются настоящие пролетарские руки? Нет, надо то-то и то-то добавить. И это было бы интереснейшее собрание.
Не только ведь говорить надо о том, что Маркс и Энгельс говорили по этому поводу. Тут товарищи возмущались, что в педтехникумах даже Песталоцци проходят. В педтехникумах надо Песталоцци обязательно изучать, потому что он был одним из тех, которые боролись за политехнизм в школе. Точно так же во время Великой французской революции тоже были борцы за политехнизм — участники Великой французской революции. Как только вспыхивало революционное движение, в связи с этим поднимался интерес и к политехнической школе. Это одно с другим связано, и когда теоретически изучают вопрос о политехнизме, то это не такая беда, что в педвузах у нас Песталоцци изучают. Песталоцци изучают и Французскую революцию изучают. Это неплохо. Но сейчас перед нами другие задачи стоят — то, что мы знаем из опыта мирового движения, надо это претворять сейчас в жизнь. И в этом отношении каждый завод, каждая сельскохозяйственная коммуна, сельскохозяйственная артель, сколько-нибудь долго существующая, могут помочь нашей школе стать подлинно политехнической. И для ФЗУ только польза будет, если его программы широкие рабочие массы будут обсуждать, если они будут обсуждать программы техникумов и вузов точно так же. Надо только, чтобы эти штабы по политехнизации школы не замкнуто работали, чтобы у них были также какие-то люди, которые заботились бы о связи, чтобы они были связаны и с профсоюзами, и с комсомолом, и с Обществом педагогов-марксистов, и с добровольными обществами, которые так много могут сделать, и тогда, может быть, удастся поставить школу на настоящие рельсы.
Какие у нас опасности при построении политехнической школы?
Первая опасность — это то, что политехнизация выродится у нас в очень узкое приобретение навыков, что у нас не будет практика связана настоящим образом с теорией. Это очень большая опасность. У нас очень часто наблюдается соскальзывание к технике узкоремесленнического типа. Мы это наблюдаем сплошь и рядом.
Вот около Кисловодска есть детдом, его объявили политехнической школой. И вот комната, вывеска на ней: «Вязальная мастерская», а в вязальной мастерской стоят ученицы-воспитанницы этого детдома, на спицах вяжут чулки и какая-то старушка сидит и инструктирует, как вязать чулки. Весь характер такой, что никакой техникой не пахнет, — как при прадедах учили чулки вязать, так и теперь учат. Или швейные мастерские — и никакого признака швейных машин. А все мастерские «политехнические» — в сущности же узкоремесленнические мастерские. Соскальзывание в ремесленничество — это большая опасность.
И даже если в центре, где-нибудь на Знаменке, школа называется политехнической, мастерская называется политехнической — первое дело спроси, как преподавание труда связано с преподаванием других предметов. Это — оселок, на котором можно испытать: политехнизм это, или ремесленничество, или еще того хуже — просто возня бесцельная с инструментом.
Другой важный вопрос — это вопрос о производительном труде. Надо всегда иметь в виду, что мы не просто труд изучаем, что наши мастерские должны быть не просто местами, где упражняются в «трудовом чистописании», а необходимо, чтобы действительно то, что делается в мастерских, имело какую-то связь с производством. И вот если рядом с текстильной фабрикой существует школа-семилетка, а в ней существует мастерская, так необходимо, чтобы эта мастерская как-то была связана со всем производством фабрики. Дело должно заключаться не только в том, что на фабрике будет штаб по политехнизации, а надо, чтобы эта мастерская как-то примыкала к производству. Как планируются мастерские? Мы очень шаблонно обыкновенно планируем. Какая бы фабрика ни была — бумажная, текстильная и т. д., — изучай начатки столярного дела, начатки токарного, слесарного дела. Конечно, токарное и слесарное дело нужно в каждом производстве, но все это не имеет обычно отношения к производительному труду, для упражнения только делается, и тогда ребята страшно тяготятся этим. А если поставить таким образом, что хоть маленькую работу, ничтожную, но нужную предприятию будут делать в школе, это весь характер меняет — в этом гвоздь политехнизации. Маркс говорил не вообще о связи упражнений по труду с обучением. Он говорил о связи производительного труда с обучением, и поэтому нам надо обдумать, как мастерские строить таким образом, чтобы мастерская органически была связана с производством. Например, скажем, так: испытание сырья и проверка готовых продуктов. Может быть, многое тут можно поручить школе. Потом сборочные мастерские. В этом отношении кое-чему не мешает поучиться у Америки. Форд в своих школьных мастерских — у него школьные мастерские носят политехнический характер — устраивает сборные, модельные цехи — то, что дает цельное представление о машине, и все то, что делается в школьной мастерской, не отправляется куда-то в подвал, не растаскивается ребятами, а все это идет на завод, на заводе расценивается и идет как продукция завода.
Мы, конечно, не можем копировать фордовскую организацию труда, где каждый за себя, где каждый ученик работает только ради собственной выгоды, где коллективная работа отсутствует. Но сама жизнь, само производство толкает Форда на постройку таких мастерских, в которых бы труд был действительно производительным трудом.
И вот это — одна из большущих задач, которую Наркомпрос в одиночку разрешить не может, которую он может разрешить только при помощи рабочих, при помощи профсоюзных и хозяйственных организаций. И поэтому, когда Наркомпрос ругают за то, что он не придумал программ по политехнизму, это меня оставляет довольно равнодушной, потому что высиживать в кабинетах образцы жизненных мастерских, которые должны быть органически всеми своими фибрами связаны с производством, было бы пустой затеей, а вот сейчас как будто бы мы подходим к такому моменту, когда рабочие всерьез начинают этим интересоваться. Завтра, думаю, заинтересуются хозяйственники, а Наркомпросу надо будет у них тоже учиться — у рабочих, у профсоюзов, учиться на заводе, учиться в колхозе, коммуне для того, чтобы научиться помогать, действительно помогать построению правильной политехнической программы.