сь, что на этой должности будет лучше смотреться совсем другой человек. Семьи остались дома, им ничто не угрожало, а дядя с племянником вышли из автобуса, который трое суток, с остановками на устранение аварий, привез их из Ташкента, через разбитые дороги Казахстана, в совсем чужой для них Город.
Несмотря на все эти печальные перипетии, Батыр оказался фанатом президента Каримова, все разговоры о котором сводились к тому, что палец в рот Каримову класть не стоит.
Честно говоря, я не знал, как выполнить обещание, данное Батыру, но я пока не знал, с какой стороны подступится к этой проблеме. От кого прилетел кирпичный привет я догадывался, но как обезопасить огромные окна торговой точки и взыскать с обидчиков возмещение ущерба, я пока не знал. Поиски выхода из этой ситуации я начал с просмотра документов в квартире несчастной Аллы — ну не могла она, нанимая бригаду горе –ремонтников, не подписать с ними ни одной бумажки.
На мое счастье, перебрав огромную кипу бумаг, заполнивших два огромных отсека мебельной стенки в квартире Аллы, я нашел несколько бумаг, относящихся к ремонту магазина. Одним из которых был договор, из которых я установил полные данные прораба. За тот договор, что заключила с этим прорабом Алла, я бы оторвал ее юристу голову вместе с руками, но в данный момент меня интересовал возврат выплаченного Аллой аванса. Хорошо, что хоть одно мне удалось вбить в ее упрямую голову — Алла записала, что в случае неисполнения договорных обязательств, исполнитель обязан вернуть сумму, эквивалентную сумме в свободно –конвертируемой валюте, по курсу на межбанковской валютной бирже на день погашения долга плюс один процент.
Дальше было просто. Прораб передвигался по Городу также, как и я, на «Ниве», только более старой, небесно-голубого цвета. Опытный дядька, он собирал своих алкоголиков утром из дома, после чего вез их на объект — здоровый кирпичный коттедж, находящийся на окраине дачного общества, в недавно прирезанном участке, выходящем к берегу протоки. Все это я выяснил, проехавшись утром за, ничего не подозревающим, прорабом. Теперь надо было думать, как решить вопрос, вытряхнув из придурков мои деньги и напугав их настолько, чтоб эти ребята даже боялись посмотреть в мою сторону, а для этого мне нужен был надежный сообщник.
Два дня спустя.
Бабье лето ожидаемо сменилось тоскливыми, нудными, осенними дождями, что сыпались с неба круглыми сутками, очень мелкой водяной взвесью.
Прораб Иван Михайлович, в очередной раз протер рукой запотевшее боковое стекло и привычно развернувшись, стал загонять машину под крышу, пристроенного к кирпичному коттеджу, гаража, сложенного из толстенных бетонных блоков. В зеркала заднего вида помещение гаража просматривалось плохо, но траектория была привычной, и Иван Михайлович стал медленно сдавать назад, пока под задними колесами неожиданно и громко не забренчала какая-то железка. Иван Михайлович испуганно поставил рычаг переключения скоростей на «нейтраль», решительно распахнул водительскую дверь, но тут его сердце болезненно сжалось — поверхность двери не новой, но любовно содержащейся «Нивы» с силой соприкоснулось еще с какой-то железкой, которой вчера точно не было.
Иван Михайлович торопливо закрутил вниз рукоятку механизма опускания бокового стекла, пытаясь рассмотреть в полумраке гаража, что за беда приключилась с его дверью, в салоне встревоженно завозились дремавшие в похмельном, дурном, полусне, члены ремонтной бригады, когда в створ гаража, еле-еле вписавшись в металлическую рамку ворот, влетел, остановившись в двадцати сантиметрах от капота «Нивы» грузовой «ЗИЛ», слепя экипаж малолитражки светом включенных «противотуманок» и дальним светом штатных фар.
— Попались твари! Кабзда вам пришла! — на подножке «ЗИЛа», полностью заслонившего белый свет показалась неясная фигура человека, но автомат в его руке Иван Михайлович разглядел очень четко.
За спиной прораба кто-то испуганно взвыл, благо картинки с расстрелянными дорогими автомобилями, снежинками пулевых отверстий на стеклах и лежащими в нелепых позах и кровавых лужах людей россиян ежедневно баловали все телевизионные каналы.
— Не стреляйте! — сиплым голосом прокричал-просипел Иван Михайлович, высунув в водительское окно задранные вверх руки.
— а что с вами еще делать, твари! — ствол автомата коснулся лба прораба, того, кто его держал было не видно, зрение не старого еще мужчины странно расфокусировалось.
— Да что мы сделали, хоть скажи! — внезапно прорезавшимся голосом, отчаянно прокричал прораб.
— Что сделали? Мало того, что деньги взяли, так еще и мою бабу убили, а вон тот… — ствол убрали от лба Ивана, и ткнули куда-то, за его спину, больно покарябав ухо прораба высокой мушкой: — Вон тот еще и кирпичом витрину расхерачил, рабочему моему голову пробил…
— Это не я! — завизжал за спиной, как подстреленный заяц, Мишка-мореман: — Это Серега кирпич кинул!
— Бля!!! — прораб попытался обернутся, но ствол автомата вновь уткнулся ему в лоб, и он замер, продолжая кричать куда-то за спину: — Если живой останусь, я тебя, Сергуня, живого в стену замурую.
— Так что, молитесь, твари, вас оставлять на свете нельзя! — ствол автомата убрался от лба прораба, а его владелец отступил на один шаг, но пассажирам «Нивы» легче не стало.
— Мужики, не стреляйте, не надо! Мы все вернем! Мы никого не убивали! — собравши силы, отчаянно закричал прораб, понимая, что от его убедительности в течении ближайших секунд зависит практически все: — Только скажите, что надо делать!
Глава 14. Сборище единомышленников
Сентябрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
Оставив автомат стоящему на подножке грузовика Ломову, чье лицо в медицинской маске горе ремонтники опознать не смогут, убрал металлический прут, который самолично вчера воткнул в щель между бетонных блоков, чтобы он не давал открыть дверцу «Нивы», вытащил за шиворот из-за руля прораба и потащил его к недостроенную коробку коттеджа.
Прораб старательно отворачивался от меня, одновременно косясь на кобуру, виднеющуюся из-под ветровки. Я прислонил слабо соображающего мужика к в черновую оштукатуренной стене, встал напротив, держа дистанцию в три метра.
— Я не знаю, на что ты надеешься, но ты мне живой не нужен. Моя женщина дала тебе деньги, а ты решил ее кинуть, и поэтому убил.
— Какая женщина? Как ее зовут?
— Алла Петровна Клюева. Помнишь такую? Директора магазина, за ремонт которого ты взял нехилую сумму, но ничего не сделал.
— Мы сделали, мы почти все сделали… -взвыл мужик.
— Да ты глумишься, никак, надо мной? На смотри, сколько вы сделали! — я сунул прорабу в лицо акт обследования магазина, с перечислением тех, немногих работ, что выполнили его подчиненные. Сомневаюсь, что бригадир алкоголиков что-то разобрал на дрожащем перед его глазом листе бумаги: — Все, что вы, якобы, сделали, требует переделки. А когда Алла предъявила тебе претензию, вы ее убили…
— Да как убили, то? — захныкал мужик: — Мы пальцем никого не трогали…
— Смотри. — я достал из бумажника фотографию свежей могилы: — Смотри, смотри сюда! Видишь? А знаешь, как ее убили? Черенком от лопаты! Что, скажешь не ты?
Прораб упал на колени и стал истово крестится:
— Мужик, Богом клянусь, никого не убивал!
Я встал на колени, и глядя ему в глаза, еле слышно, но с полной убежденностью, зашипел: — Если не ты, значит кто-то из твоих! И мне все равно, кто из вас это сделал. Ты, ты за все отвечаешь!
Прораб сломался минут через пять. Потом он долго плакал, вытирая соленые слезы, текущие по обветренному лицу и подписывал бумаги, что он в течении года обязуется отдать деньги за несделанные в магазине Аллы работы.
Напоследок я вывел из машины трех оставшихся сотрудников, уточнил у них их данные и сообщил дерганому парню по имени Сергуня, что у него три дня на то, чтобы найти замкну разбитому стеклу и вставить его на место. Если Сергуня в указанный срок не справится, то начнет тикать часики, отмеряющие трехдневный срок у его коллег, у всех трех.
Дима Ломов предлагал напоследок пострелят из автомата над головами так и стоящих у стенки работников, но я его отговорил. Не стоит оставлять лишние следы.
Естественно, что через три дня, бухающий каждый день Сергуня уже не помнил о том, что он кому-то что-то должен. На четвертый день я дежурил по РОВД на сутках. Сказав дежурному по райотделу, что есть возможность выловить подозреваемого по заявленной днем краже из офиса, а если надо, то я взял с собой рацию, я поставил машину у одного из подъездов длинной, панельной девятиэтажки и стал ждать, внимательно прислушиваясь к еле слышному бормотанию рации.
Нудный осенний дождь торопливо сыпал с серого неба ледяные капли, двор опустел и никому не было дело до темной тени в белой «Ниве» с грязными номерами, что приткнулась в длинный ряд мокрых легковушек.
Сережа появился после десяти часов, неловко обходя, разлившиеся по всей ширине дорожек, лужи. Он него несло свежей сивухой, а в руке он нес пакет с еще одной бутылкой. Я зашел вслед за парнем в подъезд и два раза ударил по руке, которой он опирался о стену, обрезком толстого черенка. Звон разбившейся о бетонные ступени бутылки, вонь дешевого плодово-яблочного пойла и скулеж, завалившегося в темно-вишневую лужу Сережи, оставили за моей спиной неповторимый букет неотвратимости наказания. Чтобы у парня не оставалось сомнений, что с ним произошло, я дождался сообщения из больницы и выехал туда в рамках исполнения своих служебных обязанностей.
В пять часов утра, измученный болью в сломанных косточках кисти, Сережа был вырван из объятий сна, которым он смог ненадолго забыться.
— Доброе утро, потерпевший. — я потрепал больного по обмазанной зеленкой повязке.
— Уй. — безусловно, несчастный алкоголик узнал меня, но я уточнил у него этот момент.
Потом мне долго угрожали посадить, разорить, затаскать по судам и лишить погон, но в конце концов Сергей написал, что обстоятельств случившегося с ним он не помнит, вполне вероятно он, находясь в сильной степени опьянения, соскользнул со ступени и неудачно упал на руку с высоты собственного роста. Через полчаса я тепло попрощался с потерпевшим и вышел из стонущей и плачущей во сне, палаты, у меня еще пару человек в этой больнице надо было опросить.