Не уверенные в том, с чем именно они имеют дело – с самоубийством, ограблением или даже бандитским нападением, патрульные немедленно сообщили о произошедшем в свой участок. Через несколько минут на место происшествия прибыли другие полицейские, а также заместитель коронера Джозеф Спрингер, который установил, что мужчина был убит единственной пулей, которая «пробила правую щеку и вышла через левое ухо».
В бумажнике, который все еще находился в кармане пальто жертвы, лежали документы, удостоверяющие личность Уолтера Лоу, 29-летнего продавца автомобилей, имевшего жену и трехлетнего ребенка.
Автомобиль, однако, Лоу не принадлежал. Сообщив номер машины в автотранспортное бюро, Фицджеральд и Куинн установили, что ее владелицей является миссис Белва Гертнер, проживающая по адресу: Форрествилл-авеню, 4809. Поспешив к ее квартире, они стали барабанить в дверь. Им открыла женщина в возрасте «под сорок», как писали газеты. «Она не была красавицей, но обладала необъяснимо привлекательными чертами… Интересная – вот слово, которое к ней подходило. В ней был шик». На хозяйке был надет только халат. Платье и шуба, пропитанные кровью, лежали на полу возле дивана.
Как вскоре выяснили следователи, 38-летняя миссис Гертнер, дважды разведенная, была бывшей певицей кабаре, выступавшей под именем Белль Браун, и состояла в браке с богатым промышленником шестидесяти лет, который, как стало известно публике в процессе их широко разрекламированного разрыва, любил, чтобы его пороли кнутом во время занятий любовью. Расхаживая по гостиной, пока Фицджеральд и Куинн допрашивали ее, Гертнер призналась, что встречалась с Лоу, но, несмотря на очевидные доказательства в виде следов крови на ее одежде, настаивала на том, что ничего не знает о его смерти. Наконец, она призналась, что пистолет принадлежал ей – она «всегда носила его с собой, потому что боялась грабителей», но на вопрос о том, как именно она стреляла, отвечала одно и то же: «Не знаю. Я была пьяна».
Взятая под стражу, на следующий день она пересмотрела свои показания и придумала странную историю, благодаря которой таблоиды вскоре присвоили ей прозвище убийцы «Орел или решка». Согласно новой версии, они с Лоу пили джин в «Гингем-Инн» на Коттедж-Гроув-авеню и отправились к Гертнер домой после полуночи, когда «заговорили о грабителях». «Я сказала Лоу, что мы ужасно рискуем, возвращаясь домой так поздно. Что, если какой-нибудь бандит остановится и ограбит нас, а может, попытается изнасиловать меня? Что бы мы сделали?»
Постепенно их разговор превратился в спор о том, кто из них лучше стреляет:
«Я в шутку предложила подбросить монетку, и победитель должен был выстрелить в проигравшего. Я сказала, что если победитель промажет по проигравшему, то последний получит шанс выстрелить, и наоборот, пока один из нас не будет застрелен. В пистолете было девять патронов.
А потом… ох, я точно не помню, что произошло. Я была слишком пьяна. Я увидела, как он навалился на руль, но не поняла, в чем дело.
– Уолтер! Уолтер! – позвала я, но он не двигался и не отвечал мне.
Тогда я попыталась вытащить его с водительского сиденья, чтобы отогнать машину домой, но не смогла сдвинуть его с места, настолько он был слаб. Его голова упала мне на руки, и вот таким образом моя одежда оказалась испачкана кровью. Я испугалась и побежала домой».
Допрошенная позже помощником государственного прокурора Стэнли Кларковски, Гертнер существенно изменила свой первоначальный рассказ, заявив, что «именно Лоу предложил шуточную дуэль». Однако, когда от нее потребовали более детальной информации, она вернулась к своему стандартному отрицанию, разразившись истерическими рыданиями и причитаниями: «О, господин прокурор, я ничего не могу вспомнить – даже в случае, если меня за это повесят!»
Однако офицеры, производившие арест, утверждали, что миссис Гертнер «не столько была пьяна, сколько притворялась». По словам управляющего «Гингем-Инн», некоего Керли Брауна, они с Лоу «не пили никакого джина. Только имбирный эль. У нас не разрешается пить джин».
Однако самые сокрушительные свидетельства были получены от одного из коллег Лоу, продавца автомобилей по имени Пол Э. Гудвин. «В понедельник Уолтер сказал мне, что планирует застраховать свою жизнь, потому что миссис Гертнер угрожала убить его, – показал Гудвин под присягой. – За три недели до этого он признался, что она заперлась с ним вместе в квартире и угрожала зарезать его ножом, если он там не останется».
Показания Гудвина подтвердили утверждение помощника прокурора штата Кларковски. «Мотив, который, по мнению штата, лежит в основе дела, таков, – заявил он. – Миссис Гертнер заманила Лоу в ловушку. Он пытался вырваться, вернуться к жене и своей семье. Сожительница была готова скорее убить его, чем потерять живым». Присяжные согласились с этим мнением. После двадцатиминутного совещания они пришли к выводу, что Лоу «скончался от пули, выпущенной миссис Белвой Гертнер», и рекомендовали заключить ее под стражу без права внесения залога.
Во многом благодаря репортажам Морин Уоткинс, публиковавшимся на первых полосах газет, Белва стала сенсацией таблоидов, наслаждаясь внезапной славой и радуя репортеров «рассуждениями о любви, джине, оружии, утехах, женах и мужьях».
«Глупо утверждать, что я убила Уолтера, – беззаботно заявила она во время интервью в тюрьме округа Кук. – Ни одна женщина не способна любить мужчину настолько, чтобы убить его. Они того не стоят, потому что всегда найдется множество других». Как именно Лоу оказался мертв, так и осталось для нее загадкой. Максимум, что она могла припомнить, – это то, что «мы напились, и его убили из моего пистолета в моей машине».
Однако Белва недолго купалась в лучах криминальной славы. Всего через несколько недель после ареста ее затмила другая, более молодая и сексуальная убийца мужчин, 23-летняя рыжеволосая красотка по имени Бьюла Мэй Эннан.
За несколько минут до пяти часов пополудни 3 апреля 1924 года мужу Бьюлы, Альберту, «скромному гаражному механику», который обычно работал по четырнадцать часов в день, чтобы обеспечить комфортную жизнь своей обожаемой, гораздо более молодой жене, позвонили из дома.
«Я застрелила человека, Альберт, – произнесла Бьюла. – Он пытался заняться со мной любовью».
Примчавшись домой на такси, Альберт в истерике метался по комнатам. В спальне, прислонившись к стене, лежал молодой человек в рубашке с короткими рукавами, из пулевого отверстия в его спине текла кровь. Пиджак, жилет, шляпа и пальто визитера были небрежно брошены на стул. На комоде стояли пустые бутылки из-под вина и пара бокалов. Из проигрывателя доносилась музыка – это была популярная джазовая пластинка с гавайскими мотивами Hula Lou о «девушке, которая не сможет не солгать».
Когда приехала полиция, Бьюла, от которой разило алкоголем, рассказала им ту же историю, которую первым проглотил ее муж. Жертвой оказался молодой человек по имени Гарри Кольстед, коллега Бьюлы, работавший в той же прачечной, где она подрабатывала бухгалтером на неполную ставку. В тот день он появился в ее квартире, получил приглашение войти и «чувствовать себя как дома». «Хотя мы были почти незнакомы, – сквозь слезы пожаловалась Бьюла, – он попытался заставить меня заняться с ним сексом. Я предупредила, что буду стрелять, но он все равно продолжал приближаться, тогда я… я его застрелила».
Однако после ночи допроса, устроенного парой помощников окружного прокурора и капитаном полиции из участка Гайд-парка, протрезвевшая красавица не выдержала и выложила всю правду. Бьюла, у которой за плечами уже был один брак, последние два месяца «дурачилась» с красавцем Кольстедом, пока ее муж («козел отпущения», как теперь называли Альберта газеты) вкалывал в гараже. Предыдущим утром, «как только муж ушел на работу, – вспоминала Бьюла, – мне позвонил Гарри. Я сказала, что меня не будет дома, но он все равно пришел. Мы довольно долго сидели в квартире и выпивали. Потом я в шутку сказала, что собираюсь бросить его. Он заявил, что с него хватит, и начал надевать пальто. Когда я увидела, что это не просто слова, мой разум помутился и я выстрелила в него».
Опасаясь, что соседи, услышав шум, могут постучать в дверь, она включила проигрыватель и продолжала ставить пластинки, пока соображала, как ей поступить. Только в пять часов – через три часа после выстрела – она позвонила Альберту на работу. Согласно показаниям коронера доктора Клиффорда Оливера, Кольстед умер не мгновенно; он оставался в живых почти два часа, прежде чем скончался от полученного ранения. Все это время Бьюла снова и снова слушала пластинку, пока ее любовник умирал, истекая кровью, у ее ног.
В таблоидах эта история получила широкую огласку. Очаровательная Бьюла, которую сразу же прозвали «самой красивой убийцей в Чикаго», стала общенациональной сенсацией: «современная Саломея», которая «танцевала под джазовые пластинки страстный танец смерти [над] телом застреленного ею мужчины». Вытесненная с первых полос и чувствующая себя вчерашней новостью, Белва Гертнер – «самая стильная убийца в Чикаго», как ее стали называть, – смогла вернуться в центр внимания, только позируя для фотографий в паре с Бьюлой. Подпись к их дуэту гласила: «Убийцы мужчин».
Хотя рогоносец Альберт Эннан поначалу выражал отвращение и к своей неверной жене, и к самому себе («Я оказался круглым идиотом, вот и все, просто служил для нее талончиком на еду!» – кричал он после ареста Бьюлы), но вскоре его безнадежно похотливая натура вновь заявила о себе. «У меня не особенно много денег, – заявил он репортерам несколько дней спустя, – но я потрачу последние гроши, только бы помочь Бьюле.
Его деньги пошли на оплату услуг одного из самых лучших чикагских адвокатов У. У. О’Брайена. Эпатажный судебный исполнитель двенадцать лет проработал театральным промоутером, прежде чем заняться юриспруденцией. О’Брайен был известен как прожигатель жизни и любитель женщин, но также ему удалось стать основным адвокатом самых известных гангстеров Чикаго после того, как он отказался назвать имена напавших на него с оружи