После того, что он назвал «инцидентом с муравьями», Сэла, которому тогда было пять с половиной лет, отправили жить к отцу. «Еще ребенком, – пишет Фримен, – Сэл бегал по улицам днем и ночью, редко возвращаясь домой, чтобы поесть, а иногда и не ложась спать».
Его часто находили спящим на тротуаре или в переулках. Как позже рассказал Сэл, именно в этот период обитания под мостом он подвергся сексуальным домогательствам со стороны незнакомца. Он также начал проявлять «странное стремление собирать бритвенные лезвия» и наносить себе порезы на руках и груди.
Всего через несколько месяцев его вернули в «замок живых мертвецов» (другое название богадельни), потому что его «отец и его сожительница ссорились из-за того, что старик собирался уйти от нее к другой женщине». За исключением кратковременного пребывания с отцом, Сэл провел в этом мрачном заведении восемь лет. Когда он вышел оттуда в возрасте десяти лет, то получил «эквивалент всего лишь годичного школьного образования» и не умел ни читать, ни писать. Его учителя сообщали, что «его речь оставалась детской, что он проводил время, делая странные рисунки, что он не мог быть внимательным на уроках, вечно ерзал, устраивал беспорядки и постоянно куда-то уходил. Однажды он убежал в сад и спрятался там».
В 1952 году Сэл приехал в Нью-Йорк, куда годом ранее переехала его мать, теперь уже повторно вышедшая замуж за священника-пятидесятника Карлоса Гонсалеса. Обиженный на отчима, который регулярно избивал его ремнем, чтобы «изгнать демонов», Сэл начал прогуливать школу и болтаться по уличным перекресткам. После того как он вломился в квартиру соседа и украл несколько сигар, немного денег и фонарик, его на девять месяцев отправили в исправительный дом для несовершеннолетних. Вскоре после освобождения преподобный Гонсалес, не в силах справиться с неуправляемым пасынком, подал в суд по делам несовершеннолетних заявление о нарушении дисциплины, и Сэла отправили в школу Уилтвик, «лечебный центр-интернат» для «неблагополучных и неуравновешенных мальчиков».
Несмотря на то что официально в школе была принята программа «морального и духовного просвещения, развития характера, исправления проблем поведения, воспитания и формирования верной гражданской позиции», Уилтвик, как и многие другие исправительные заведения, оказался идальной средой для распространения преступности.
Так случилось и с Сэлом, который, как он писал, «стал там еще большим малолетним преступником, чем на момент поступления туда… Я узнал о преступлениях и бандах… Я приобрел много вредных привычек, таких как употребление наркотиков и курение табака».
Как и многие другие заключенные, а также их взрослые наставники, он подвергался и сексуальному насилию, которое, по его словам, было повсеместным.
Вернувшись домой в Бруклин после освобождения в 1956 году, тринадцатилетний Сэл стал младшим членом банды «Капелланов», основным занятием которой было тусоваться на улицах и вступать в потасовки с соперниками из соседних районов с ножами, цепями и пневматическими пистолетами. Отчаявшись избавить его от друзей-хулиганов, мать отправила его обратно в Пуэрто-Рико, чтобы он жил с отцом, ставшим инвалидом после инсульта и женатым на гораздо более молодой женщине, которая повесилась вскоре после приезда Сэла (всего, как отмечает Фриман, у старшего Агрона было десять жен, законных и гражданских, до его смерти в возрасте пятидесяти пяти лет). После короткого пребывания в исправительной колонии в Маягуэсе, куда его отправили за нападение с разбитой бутылкой на другого мальчика, Сэла вернули в Нью-Йорк. К тому времени у него появились признаки зарождающегося психоза: он видел «демонов» и слышал голоса, которые «приказывали ему делать плохие вещи».
Вернувшись в Бруклин, Сэл стал инициированным членом еще более страшной уличной банды «Мау-Маус». Во время разборок он начал орудовать штыком.
«В основном я наносил людям удары по плечам или бедрам, – писал позже Сэл, – не особо желая убивать, но мне всегда хотелось причинить им боль – очень сильную боль. В моих глазах были злость и ненависть». Опасаясь за свою жизнь, когда конкурирующая банда «Ангелы Сэнд-стрит» решила отомстить «Мау-Маус» за то, что они застрелили одного из их членов в зале игровых автоматов, Сэл укрылся в доме сестры Ауреи, которая теперь была замужем и жила в Гарлеме. Когда Аурея и ее муж вскоре разошлись, Сэл жил «как уличный кот, ночуя в заброшенных зданиях, добывая еду где только можно, подрабатывая у лавочников, изредка получая подачки от Ауреи или матери». В конце концов он обрел дом, вступив в пуэрториканскую банду «Вампиров» и поселившись вместе с другим ее членом Тони Эрнандесом.
В соответствии с названием банды Эрнандес иногда надевал черный плащ, подбитый красным атласом, – близкое подобие плаща, который носил граф Дракула в исполнении Белы Лугоши, один из классических киномонстров, регулярно появлявшихся тогда в телепрограммах об ужасных тварях. Около полуночи в воскресенье, 30 августа 1959 года, получив сообщение о том, что один из членов их банды избит белой бандой под названием «Нордики», Сэл позаимствовал плащ, вооружился кинжалом и отправился в ночь вместе с Эрнандесом, который нес зонтик с заостренным концом. Встретившись с несколькими другими «Вампирами», а также с союзниками из двух «братских» банд – «Молодых лордов» и «Червовых королей», они направились в обычное место обитания «Нордиков» – неосвещенную забетонированную игровую площадку в жилом районе Вест-Сайда, известном как «Адская кухня».
Когда появились Сэл и его соратники, группа соседских подростков сидела на скамейках и болтала без умолку. Среди них были шестнадцатилетние Энтони Кшесински и Роберт Янг, а также их восемнадцатилетний друг Эвальд Реймер, ни один из них не принадлежал ни к «Нордикам», ни к какой-либо другой банде.
Почувствовав неладное, Кшесински и его приятели направились к выходу, но им преградил путь один из «Вампиров», который объявил: «Ни один гринго не покинет парк». Сразу же началась драка. Социолог Эрик К. Шнайдер описывает:
«В ход пошли кулаки, ручки метел, солдатские ремни и бутылки, в живот одному мальчику вонзился заостренный зонтик, а подросток в плаще сверкнул тонкой рукояткой ножа, который вонзился в спину Роберта Янга. Двое мальчиков схватили Энтони Кшесински и удерживали его, пока [Агрон] наносил ему удары ножом в грудь, пронзая сердце и легкое. В то время как Янгу и Кшесински удалось выбежать из парка, несмотря на полученные раны, Эвальда загнали в угол четверо мальчишек, которые били его, пока не вмешался Агрон и не ударил его ножом в живот. Реймер вырвался, но ему поставили подножку и стали бить ногами и топтать, пока кто-то не сказал: «С него хватит».
Янг смог подняться по лестнице в квартиру друга, где рухнул лицом вниз на пол в гостиной и умер. Кшесински забежал в соседнее здание, где скончался в коридоре. Тяжело раненного Реймера доставили в больницу Сент-Клэр, он чудом выжил.
Две ночи спустя Агрон и Эрнандес, вскоре ставшие известными в таблоидах как Человек в плаще и Человек с зонтом, были замечены патрульными в Восточном Бронксе и немедленно арестованы. Представ перед прессой, Агрон попеременно ухмылялся, огрызался и размахивал руками. «Мне наплевать, если я сгорю, – хвастался он репортерам. – Моя мама сможет на меня посмотреть».
Когда один из журналистов сунул ему в лицо микрофон и спросил, как он себя чувствует, Агрон пожал плечами: «Как и всегда». – «Чувствуешь ли ты себя большим человеком?» – «Мне хочется тебя убить, – усмехнулся Агрон. – Вот что я чувствую».
Публика жаждала крови Агрона, подстрекаемая таблоидами, поместившими на первой полосе фотографии ухмыляющегося преступника под заголовками: «УБИЛ ПОТОМУ, ЧТО МНЕ ЭТОГО ХОТЕЛОСЬ, – признался Человек в плаще». Общественность получила то, чего требовала, когда после 13-недельного судебного процесса летом 1960 года Агрон был признан виновным в убийстве первой степени и приговорен к казни на электрическом стуле в Синг-Синге – он стал самым молодым человеком в истории штата Нью-Йорк, приговоренным к смертной казни. За неделю до казни, назначенной на май 1962 года, губернатор Нью-Йорка Нельсон Рокфеллер, прислушавшись к кампании за помилование, поддержанной, в частности, бывшей первой леди Элеонорой Рузвельт, смягчил приговор до пожизненного заключения.
В течение следующих двадцати лет Сэл – неграмотный, опасно неуравновешенный подросток, попавший в тюрьму, – пережил удивительную трансформацию, стал примерным христианином, углубившись в философию, религию и политику, и получил степень младшего специалиста в муниципальном колледже. Известный адвокат Уильям М. Кунстлер назвал его «самым реабилитированным человеком, которого я когда-либо встречал». В ноябре 1979 года он был условно-досрочно освобожден и переехал жить к матери в Бронкс, где, как отмечала газета New York Times, «он пытался найти покой… читал, писал стихи, наслаждался общением с детьми и внуками своей сестры и работал консультантом по делам молодежи в общественном центре на Манхэттене». Он умер от естественных причин 22 апреля 1986 года, всего за несколько дней до своего сорок третьего дня рождения.
Убийства, совершенные Человеком в плаще, произвели сильное впечатление на юного Пола Саймона, как и на многих других детей, выросших в Нью-Йорке 1950-х годов. Спустя более чем три десятилетия Саймон, ставший одним из самых знаменитых авторов-исполнителей своего поколения, загорелся идеей превратить историю Сальвадора Агрона в бродвейский мюзикл.
По словам репортера New York Times Стивена Дж. Дабнера, этот проект позволил бы ему отдать дань уважения «ду-вопу, рок-н-роллу и пуэрториканской музыке, наполнявшей улицы города, когда и он, и Агрон были подростками».
Под руководством приятеля по имени Карлос Ортис Саймон стал изучать испаноязычные газетные материалы по тому делу, погрузился в латинскую музыку и отправился в Пуэрто-Рико, чтобы взять интервью у матери Агрона, Эсмеральды. Затем он потратил пять лет и 1 миллион долларов собственных денег на сочинение и запись песен для шоу: «оперная пьеса-воспоминание», как описывает ее Дабнер, которая «начинается с освобождения Агрона из тюрьмы, затем возвращается к его детству в Пуэрто-Рико, подростковым годам в Нью-Йорке, тюремному сроку, сюрреалистической поездке в пустыню Аризоны и возвращению домой к Эсмеральде».