ерг. Других выходов на Францию у деда Хаима не было…
— Такая вот история! — говорила Света уже в гостиной у Морского. — Понятно, что при всех этих натяжках письмо, скорее всего, кануло где-то в бумагах кантора, но деду Хаиму так было спокойней. И Алине, видимо, тоже, потому что больше она к Хаиму не заходила. То ли стесняясь, что обременила его этой странной просьбой, то ли найдя хорошее место службы и опасаясь, что связь с иностранкой повредит на этот раз ей самой…
— Прекрасная работа! — похвалил Морской, высыпая в небольшой вазон подушечки с повидлом, явно припасенные для визитов гостей. — Мы за один день раскопали целую судьбу! С учетом выведанных Николаем данных мы можем выстроить историю Милены.
Тут только Света поняла, что, увлеченная рассказом деда Хаима, она влетела в квартиру Морского и с порога закричала: «Представляете!», совсем забыв расспросить Колю о добытых сведениях.
— Слежка у нас работает не очень, — нехотя начал пояснять Николай. — У них есть сведения, что Милена отлучалась из дома днем. Причем всего три раза. Все три — в адресный стол на перекрестке площади Розы Люксембург и Горяиновского переулка. Она искала адрес своей сестры Алины. Сначала подала заявку, потом пришла узнать, нет ли результата. Узнав, что нет, подарила работнице бюро какое-то модное колечко и на следующий день пришла получить нужные сведения.
— Какой позор! — вспыхнула Света. — Выходит, советская служащая взяла с иностранки оброк? Это же самая настоящая взятка!
— Кольцо изъяли, служащей объявили выговор… Вроде осознала, и случай этот у нее единичный… — словно оправдываясь за то, что такие случаи возможны в СССР, пробормотал Коля, но тут же опомнился: — Но я не про это же говорю! Как мы помним, мадам-поэтка говорила о ночных отлучках Милены, да еще и о походе в синагогу. Наши об этом ничего не знают. По сведениям наружного наблюдения, Милена после адресного стола заходила на базар или в гастроном, потом возвращалась в дом «Слово», а через время снова шла в адресный стол. За результатом запроса, я так понимаю. Была ли в самом деле Милена в синагоге и о чем спрашивала там, никто не знает. Будем слать официальный запрос, если разрешат. А в адресном столе она в итоге получила справку, что разыскиваемая гражданка с малолетней дочерью приняла участие в программе по переселению и выбыла куда-то на Урал. Что, кстати, заодно нам говорит, что ночевать у сестры Милена не могла.
— В какой программе? — удивилась Света.
— Не знаю, — пожал плечами Коля. — Ну, раз есть программы заселения наших сел приезжающими из других республик — про это ж все газеты пишут, мол, село такое-то к приему приезжающих столько-то хат отремонтировало, готово принимать, — то, видимо, и обратные программы должны быть. Просто про это в тамошних газетах отчитываются, поэтому мы и не знаем…
Как всегда в подобных ситуациях, Света с Колей требовательно взглянули на Морского.
— Да не знаю я ничего про газеты других регионов! И это сейчас не важно, — отмахнулся он. — Давайте лучше посмотрим, что у нас выходит за история. Получается, что Милена, скорее всего, все же получила письмо от сестры и захотела разыскать ее. Или просто внезапно сильно затосковала по родине. Отсюда попытки присоединиться к Союзу Возвращения на Родину или каким-то другим способом поехать в СССР. Конечно, все не слишком-то понятно. Приехав в составе делегации на слет писателей, Милена узнает, что Алина переехала на Урал, но почему-то решает ехать в Киев и превращается в Ирину… Бред полнейший!
— Добавьте к общей картине убийцу, который то ли был знаком с Миленой до ее отъезда в Палестину и теперь за что-то отомстил, то ли успел обозлиться на нашу жертву за те три дня, что она провела в Харькове, — горячо зашептала Света. — Бред станет еще бредовее!
— На самом деле, — мрачно вставил Коля, — мы даже не знаем, на кого охотился убийца. Он мог не догадываться, что перед ним Милена. Возможно, он думал, что стреляет в Ирину…
— Я боялся этих слов, — мрачно выдохнул Морской. — Конечно, тоже допускал такой вариант, но уговаривал себя, что это лишь мои домыслы. Ведь тогда все получается совсем скверно. Какой-то псих хотел убить Ирину, ошибся, и не факт, что не станет повторять свои попытки. Понять бы хоть, откуда ждать атаки… Кто может желать Ирине зла?
— Да кто угодно, — честно ответил Коля. — Не знаю уж, что с нею приключилось, но мой опрос в театре показал четко: последний год Ирина только и делала, что наживала себе врагов. Ответы на вопрос: «Не заходила ли она сегодня к вам в театр?» звучали в стиле: «Нет. И слава богу!» Никто даже не спросил, что с ней случилось и почему я интересуюсь.
— Ну… — Морскому явно стало неловко. — После смерти Ма, Ирина и правда стала несколько взвинченной и агрессивной. Но, знаете, все это, в общем-то, пустое. За неумение общаться не убивают. Я все же думаю… Надеюсь, как ни глупо… что целью была Милена.
— Быть может, дело было так… — вновь заговорила Света. — Где-то встретившись с Ириной, Милена понимает, что они похожи, и решает выдать себя за балерину, сбежать в Киев, там уволиться и выехать на Урал искать сестру… Вспомним, что у нас на руках есть заранее написанное письмо об увольнении. И там как раз Урал упоминался. «От всех подальше, куда глаза глядят» — это ж как раз он самый и есть. И еще крупная сумма денег при жертве была! Точно, она готовилась к побегу по Ирининым документам. — Тут Света окончательно осознала ситуацию и, вскрикнув, закрыла рот двумя руками. — Ой, батюшки! Да ведь тогда получается, ей непременно надо было Ирину уничтожить… Убрать с пути… Всего-то за похожий цвет волос и осанку. Ох…
— Спокойно! — резко и даже грубо перебил Морской. — Не нужно этих драм. С Ириной все в порядке, я уверен. — Потом, опомнившись, добавил, извиняясь: — Мы так до чего угодно можем договориться! Ирина взрослая, сильная, умная, вы же ее знаете, в обиду она себя не даст…
— Тогда, выходит, она и есть убийца! — оживился Коля. — Убила в целях самообороны, когда Милена на нее напала. А теперь боится и скрывается где-то… Такая версия вам больше по душе?
— Да нет, конечно! — вновь вспылил Морской и, нервно распахнув балконную дверь, чиркнул спичкой, чтобы прикурить. — Ирина же не монстр. И не жертва. Такого вы, друзья, наговорили. Признаться, если встречу ее сейчас, то прямо испугаюсь, решив, что передо мной или восставший из небытия покойник, или хладнокровная убийца. Р-р-р! — изображая чудовище, шутя зарычал Морской и тут же, будто передразнивая его, небо неожиданно рыкнуло грозным раскатистым громом.
— О-о! — только и смог сказать Морской, расширенными от удивления глазами глядя вниз.
Там, озаряемая светом фонарей и молний, то ли шатаясь, то ли уворачиваясь от внезапно обрушившегося на город ливня, бежала к ступенькам подъезда Ирина. Живая и, кажется, все же невредимая.
6
— Так, давайте-ка еще раз и под запись, — хмурился Коля на следующий день. За ночь он передумал столько мыслей и перемолол в мозгу столько совсем не радостных догадок, что теперь не совсем понимал, где фактические показания Ирины, а где додуманные им выводы. — Вы пришли в свое купе, попросили мужа унести лишние вещи, после чего выпили чай из собственной фляжки, оставленной вами в вагоне вместе с вещами, и почувствовали себя плохо…
— И да, и не да, — упорно мешала следствию Ирина. Несмотря на близкое знакомство с Колей, она держалась холодно и отстраненно. То ли обижалась, что приходится отвечать на одни и те же вопросы по многу раз, то ли была недовольна, что показания приходится давать, как всем, в кабинете следователя. — Муж уже не муж. А вещи лишними не бывают. Просто они не понравились проводнице, потому что занимали слишком много места… Но, повторяю, мы говорим о сущей ерунде. Все это сейчас не важно!
— Здесь я решаю, что важно, а что нет! — вспылил Коля и разозлился еще сильнее, осознав, что не только грубит близкому человеку, но и, сам того не желая, поддерживает миф о злых харьковских следователях, ни во что не ставящих чувства опрашиваемых.
— Разумеется, — поджав губы, ответила Ирина. — Здесь — вы. Потому я и предлагала не вызывать меня в участок, а поговорить дома, как порядочные люди. Все, что могла, вчера я рассказала. Не понимаю, зачем вам снова слушать о моих унижениях?
Коля заставил себя не вдаваться в объяснения и продолжать.
— Вы ощутили шум в голове, написали записку о том, что плохо себя чувствуете, и собрались передать ее в вагон-ресторан, чтобы вас не ждали ни там, ни на завтрашней торжественной встрече…
— И да, и не да, — Ирина успела ввернуть свое коронное издевательство, но Коля не дал себя сбить:
— После этого вы потеряли сознание и пришли в себя только днем на вокзале. Так?
Собственно, эту историю Ирина действительно уже рассказала вчера вечером, когда промокшая и еле живая от усталости пришла домой. «Точнее, она, как человек, уже числящийся проживающим и работающим в Киеве, пришла не к себе, а к Морскому, но, с учетом того, что в этом доме она жила почти всю свою прошлую жизнь, ее «домой» можно считать честным», — закрутилось в мыслях у Коли. Он помотал головой, чтобы не переключаться на мелочи. Итак, Ирина пришла в себя днем на вокзале и обнаружила, что лежит среди спящих — кто на картонке, кто на полу, кто на ворохе тряпья — вокзальных попрошаек. «Их всех разогнали перед отправкой правительственного поезда, но ночью многие вернулись, так что эта часть рассказа Ирины тоже может быть правдой», — снова заговорил Колин внутренний следователь.
Ирина тем временем прикрыла лицо руками, явно вспомнив происшедшее, и неожиданно жалобно всхлипнула.
— Не знаю, зачем вы заставляете меня переживать этот ужас снова, но хорошо, я повторюсь. — Она откинула голову назад и, глядя прямо перед собой, заговорила, явно с трудом сдерживая слезы: — Я практически не помню эту ночь и утро тоже совершенно стерлось из памяти. Все как в тумане. Я куда-то шла, выкарабкивалась из каких-то ям, убегала от чудовищ. Сказать точно, что было во сне, а что в реальности, я не могу. Более или менее осознавать себя я начала в полдень. Я знаю, потому что, выйдя из здания вокзала, я увидела, что солнце стоит прямо надо мной. Смотрела на нашу прекрасную привокзальную площадь. Справа — шестиэтажный дом Управления, прямо — трамвайный круг и жилая восьмиэтажка вдали, слева — громадина знакомого мне каждой черточкой почтамта. Странное ощущение. Я понимала, что знаю эту картину, что миллион раз ее видела, но совсем не могла осознать, кто я и где именно нахожусь. Рядом позвякивал трамвай. Помню, что от этого звука я очень обрадовалась. Побежала, вскочила внутрь: ведь трамвай — это значит куда-то ехать… Я точно знала, что мне нужно было куда-то ехать. А потом меня бессердечно ссадили…