— Ну, говори! О чем задумался?
— Если честно, о книгах.
— Чего? — такого поворота она не ожидала. Тягой к чтению Коля никогда не отличался.
— Точнее, о книжных полках. Об одних, вполне конкретных. — Коля вздохнул. — Но это все пока совсем наметки. Давай пока оставим это без внимания. Мне кое-что еще нужно проверить. И вот потом смогу все просчитать и рассказать тебе уже конкретно.
— Как хочешь, — Света немного обиделась и принялась лихорадочно вспоминать, что стояло на книжных полках в квартире у Арагонов, где провела свои последние дни бедная Милена. Никаких других ассоциаций с книжными полками в ее голове не возникало. Ах да! У Эльзы Юрьевны пропал «Капитал» Маркса. Видимо, Коля увидел в этом какую-то зацепку, которую Света сейчас упускала. — Ты ведь про… — хотела было спросить она, но осеклась, поняв, как глупо задавать вопрос после Колиной просьбы. — Ты ведь про свежие новости забыл рассказать! — выкрутилась. — Ну, что там Игнат Павлович? Признал, что дело в Арагонах?
— Да. Я сказал, что они сами пожаловались на пропажу девушки, и показали фото. Наши сегодня уже говорили с Луи Арагоном. Мы обязуемся найти убийцу, они — содействовать в расследовании. И обе стороны зуб дают, что провернут все ловко и без шума. Интересно, как они это себе представляют? Хорошо хоть, мне дали добро рассылать запросы, расспрашивать свидетелей и привлекать нужных оперативников. Только, говорят, все, что касается иностранцев, делай аккуратно, допросы выдавай за непринужденные беседы, очные ставки за случайные встречи и тому подобное. С такими реверансами хорошо помог бы Морской, но его привлекать нельзя. Попробуем зайти с другой стороны…
— Кстати! — спохватилась Света. — Куда мы идем?
— Хочу навестить товарища Силио. Он тоже иностранец, но наш, советский. С ним можно напрямую. Ты его помнишь? Он рассказывал нам, что вернулся в Харьков из Парижа именно с помощью того Союза Возвращения на Родину, про который нам рассказывала мадам-поэтка. Возможно, он что-то знает про Милену.
Света понимающе закивала. Константин Паскалевич Силио был их личным знакомым раскаявшимся капиталистом. Таким же бывшим эмигрантом, как те, про кого писали в газетах «не смирился с несправедливостью капитализма, раскаялся и решил вернуться на родину, чтобы строить светлое коммунистическое будущее». В последние годы он смывал вину, трудясь на благо чистоты жилищного хозяйства. И, если честно, это был самый добросовестный из всех известных Свете дворников, к тому же еще и культармеец по ликбезу — в свободное от работы время он занимался французским языком с детьми соседей и учил читать коллег-дворников из соседних домов.
Издали завидев удивительный, словно изогнутый в такт завороту улиц, красивый двухэтажный дом с разнокалиберными арочными окнами и лепными языками пламени под крышей, Света вспомнила, что Морской, побывав тут, стал выяснять историю особняка. Оказалось, что семейству Силио выделили комнаты в подвале дома, который, по некоторым сведениям, являлся бывшим местом тайных сборищ масонов.
Завернув во двор, Горленки на миг оторопели, потому что двора-то, собственно, на месте и не оказалось.
— Как так? — многозначительно почесал ежик на затылке Коля. Еще два года назад территория, огороженная с одной стороны домом Силио, а с другой — большой каменной пристройкой (бывшей дворницкой, ныне рационально переданной под жилье семьям заводчан), была украшена благоухающим палисадником с самодельными, но очень милыми, каменными дорожками и парочкой аккуратно выкрашенных скамеек. Теперь же все покрывали густые заросли бурьяна. Попасть к дому можно было, только следуя вплотную к деревянной веранде, пристроенной к особняку с внутренней стороны.
— Тук-тук, есть кто? — Света, стараясь не обжечься о крапиву, подошла к подвальным окнам и осторожно постучала. Коля в то же самое время звонил в звонок на подвальной двери.
— Вам кого? — Слегка подвыпивший дедок в засаленных брюках, подпоясанных огрызком веревки, привстал с утопавшей в зарослях скамейки. Увидев форму Николая, он засуетился, натянул валяющуюся рядом майку и зачем-то взял в руки косу.
— Разыскиваем Силио Константина Паскалевича, — ответил Коля.
— Не проживають, — замотал головой дедок. — Выбыли. В Киев. Жена ихняя с дитями, комнату освобождая, как ударник учительского труда, вместе с наркомпросом в Киев перевелась еще зимой. Ну и они, наверное, следом.
— Ясно, — растерянно кивнула Света. — Жалеете, небось? Плохо вам теперь живется, без дворника, а?
— Почему это без дворника? — удивился дедок. — Я и есть дворник. Замест вашего Силио назначенный. И нечего так смотреть! Все эти ваши цветочки-клумбочки — личная инициатива товарища была. За ними следить надо, а у меня и без того дел по горло — четыре теперь уже домовые территории. Покосить — покошу, а марафеты наводить сами будете. — Дед явно обиделся. — Я свое дело знаю! Я дворником с 1904 года работаю. Если бы не советская власть, коньки бы уже отдал от работы этой вашей. До революции дворник был кто? Никто! Всем кланяйся, приставам докладывай про каждого жильца подноготную, за всем следи, все мети, от рассвета до заката трудись и ни о чем другом думать не смей. — Дедок достал из-под скамейки бутылку водки, сделал глоток и заговорил значительно громче: — Теперь же все поменялось! Восьмичасовой рабочий день, санаторий раз в году, в школу вон даже предлагали пойти, да какого рожна она мне сдалась. И, главное, дворник в нашей стране — уважаемый человек! И вы цветочками мне этими не тыкайте! Цветочки ваши — это излишество. А излишество, как известно, советскому человеку во вред. Я свое дело знаю! Могу в профком на вас пожаловаться, за оскорбление достоинства трудового человека! Все про всех знаю, в милицию не по указке хожу докладывать, а по собственному желанию, в группкоме ссуду безвозвратную могу получить, профуполномоченным стать могу, если курсы закончу, но какого рожна они мне сдались.
— Вы его не слушайте, пожалуйста! — уставшего вида женщина с ведром воды остановилась возле сводчатого входа в каменную пристройку. — Он, как получку дадут, на два дня от рук отбивается. А потом ничего. Тихий. А вы, я слышала, по делу Силио пришли, да? И как он там?
— Где? — не поняли Света с Колей.
— Как где? Вам виднее где. Ваши же его и арестовали. Хороший человек был, жаль, сбился с пути. Троцкистская сволочь его окрутила, да? Вы не бойтесь, я не сплетница какая, слухи распространять не стану. Что мне скажете, то со мной и останется. Расскажите, чего пришли-то? — Она подошла поближе и перешла на таинственный шепот: — Переживаем мы всеми окрестными домами о том, как там наш товарищ Силио. Вы, когда его забирали, даже характеристику у соседей не спросили. А мы бы хорошую дали характеристику, мол, если б не сбили его с пути троцкистские уклонисты, он бы, несмотря на буржуйское прошлое, сознательным гражданином бы стать мог. Вы его там перевоспитайте, пожалуйста, по-хорошему. Так, чтобы он потом к трудовой деятельности вернуться мог, и все у нас тут стало по-прежнему. Ладно?
— Э-э-э… А как же «в Киев с наркомпросом»? — Света показала рукой на демонстративно принявшегося косить бурьян нового дворника.
— Так то жена его уехала. Они в последние годы и не жили вместе. Развод у них был. С виду глянешь — вроде и лад в семье. А на самом деле развод. Я вам по секрету скажу, что они, как мне кажется, специально брак расторгли! Знали, что Константину Паскалевичу не отвертеться, так, чтобы ее и ребенка уберечь, решили разойтись. Она для этого даже с каким-то большим начальником спуталась. Ну, чтобы как бы и не с Константином Паскалевичем она уже, а с другим совсем товарищем… Приезжает утром домой на начальнической машине, а потом сидит рыдает у крыльца, а Паскалевич выходит, обнимает ее за плечи, говорит, мол, я все понимаю, дорогая, успокойся, ты поступаешь верно…
— Пойдем отсюда! — Коля взял Свету за руку и резко развернулся. Выслушивать гадкие сплетни про хороших людей совершенно не хотелось. Света набрала было полные легкие воздуха, чтобы высказать болтливой гражданке все, что полагается, но, пожалев время и нервы, молча пошла следом за мужем.
— Ух, устал! — сказал новый дворник, когда Света с Колей проходили мимо, положил косу под дерево и снова улегся на заботливо установленной тут когда-то Константином Паскалевичем лавочке.
— Что же это такое делается? — жалобно пробормотала Света, когда они уже отошли на достаточное расстояние от злополучного дома, чтобы не быть услышанными. — Как он мог? А мы куда смотрели? Они ведь даже были у нас на свадьбе! Как настоящие товарищи, мы должны были бы предусмотреть и не допустить. Мы ведь все знали о сомнительном происхождении… — Коля шел рядом, крепко держал жену за руку и понимающе качал головой. — Проклятые троцкисты! И как они до него только добрались? И чем подкупили? Бедный, бедный товарищ Силио. Ну как он в это все ввязался?
— Троцкисты? Силио? — Коля непонимающе замигал. Похоже, он пребывал где-то в своих мыслях, кивал просто автоматически, а в разговор включился только сейчас. — Да, все это прескверно и противно. Прости, я был в себе и не расслышал.
— Где был? В себе? И как там? — передразнила Света.
— Неспокойно…
— Да это, друг мой, хуже, чем «не в себе»… — сочувственно хмыкнула Света и перешла к делу. — Ты можешь узнать про Силио? Может, это тетка все наврала… А еще, — тут Света вспомнила про поручение Елены, — ты мог бы разузнать…
— Не наше ведомство, — перебивая, ответил сразу на обе части просьбы Коля. — Не положено такое проверять. Представь, все сотрудники органов про каждого арестованного знакомого начали бы информацию искать. На поиски преступников тогда б ни времени, ни людей не осталось бы. У меня свое дело есть…
— Понятно, — Света насупилась и с явным упреком процитировала недавние слова пьяного дедугана: — Я свое дело знаю, а цветочки ваши — это уже излишество.
— При чем здесь? Я же не от лени, а потому что не положено… — Коля сначала обиделся, а потом вдруг хитро прищурился. — Хотя вообще-то Силио нужен мне для сведений о Союзе Возвращения. По делу, между прочим. Конечно, лучше слать запрос уж сразу про этот Союз. Но