ствительность, в ее словах, на мой взгляд, не было. Да и не могла она действительность очернять, не знакома она с действительностью. Говорю же — не в себе человек. И потом, что значит «я не сигнализировал»? Как только понял, что это у Тоси теперь стабильное состояние, сразу санитарам и позвонил.
— Ладно… — скривился ГПУшник. — Ребята, вы пока подсуетитесь с обыском, а я с Хаимом Исааковичем еще немного побеседую. Позовите только кого-нибудь в понятые. Кто тут обычно по этому району работает? Посмотрите у меня в списке и зовите. Первым, вот, Хаим Исаакович будет, а второго берите из списка. Мы правовое государство, без двух свидетелей ни арест, ни обыск не положен. Товарищ Дубецкий, пойдемте, бумаги заполним. — Незваный гость, словно забыв про просьбу не беспокоить отдыхающую хозяйку дома, принялся подниматься по лестнице.
Через пять минут из соседнего двора привели пожилого мужчину.
— Заранее не предупредили, потому что на другого свидетеля рассчитывали, но он подвел.
— Да мне-то что, — хмыкнул мужчина, привычно уселся на ступеньки перед служивыми, раскрыл газету и, покрутившись так, чтобы свет из окна дома падал поудобнее, принялся решать кроссворд.
Ребята, между тем, с громким стуком принялись выносить дверь цокольной квартиры. Через секунду на лестнице появился встревоженный дед Хаим:
— У меня ключ есть, товарищи… К чему этот вандализм?
— Поздно! — хихикнул ГПУшник, отставляя слетевшую с петель деревяшку двери в сторону. — Хлипкая попалась. Да ты не боись, дед, после нормального обыска такая мелочь, как дверь, уже поломкой и не считается… Пойдемте внутрь за обыском следить.
— Поосторожнее все же! — прикрикнул сверху на подчиненных мужик с портфелем. — Хаим Исаакович спустится к вам через минуту, а пока давайте сами. Но ищите качественно. Сумасшедшая-то сумасшедшая, но, может, кто слабую психику нарочно направлял, письма там всякие, листовки, газеты с шифровками. Вдруг повезет…
— Вдруг повезет! — шепотом передразнила Света. — Для них везение, если человек все же виноватым окажется! А ты говоришь — в больнице хуже!
Коля хотел было возразить, мол, у мужика просто такой юмор, но тут Дядя Доця с Генкой подлили масла в огонь. С обыском они не спешили, вышли перекурить снаружи. И, разумеется, решили обсудить свою нелегкую долю. Да еще, как назло, подошли поближе к забору. Дядя Доця при этом хитро косился на свое дерево, и отходил с явным расчетом на то, что Коля его не услышит. В общем, обеляющих коллег аргументов у Николая теперь совсем не осталось.
— Во денек! — жаловался Генка. — Первый задерживаемый застрелился прямо перед нашим приходом, вторая такими связями грозилась, что, может, нам всем и правда потом не поздоровится. Эта, вот, в психушку еще до нашего приезда угодила. Такими темпами мы план по задержаниям в концу месяца сорвем, как пить дать… Я жалею уже, что из нашего милого угрозыска сюда перешел. Вам там хорошо — слушай себе Игната Павловича и ни о чем не беспокойся. Максимум, что можешь заработать — огнестрел от какого-нибудь особо ретивого бандита. А с антисоветчиками работать — напряжение постоянное. Не нашел ничего при обыске — уже преступление против Родины. Не говоря уже про невыполнение плана…
— Можем снова облавой на базар сходить или под мост вообще, — без особого энтузиазма предложил Дядя Доця. — Там наверняка какие-нибудь беспризорники ошиваются. Или кто случайно паспорт дома забыл — вот и добьем план деклассированными элементами. Или, хочешь, я своих уголовничков опять подгоню? Штуки три у меня еще есть таких, которым все равно сидеть, так лучше «сотрудничая с органами» и за более мелкую провинность.
«Так вот почему Дядю Доцю с такой охотой привлекали на задержания по политическим обвинениям!» — догадался Коля. По слухам, у каждого долго работающего в угрозыске сотрудника имелись «свои люди» в уголовном мире, готовые и подсказать что надо, и отсидеть немного за кого-то и пойти на сотрудничество, если за это срок скостят и обвинения заменят на более мягкие. Слухи такие Коля считал клеветой. Теперь выходило, что зря…
— Дурости-то не говори! — огрызнулся Генка. И на этот раз Коля был благодарен его резкости, потому что она хоть немного защищала честь мундира. — Во-первых, этот — это тебе не тот. Этот идейный. Он, — Генка кивнул на скрывшегося за дверью второго этажа мужика с портфелем, — на подтасовки под план не пойдет. Ему настоящих антисоветчков подавай. Бредит идеей разоблачить серьезный заговор и сигануть в заоблачные начальнические дали. Во-вторых, времена поменялись. Скоро не вы нам, а мы вам людишек подкидывать будем. Ты газеты-то почитай на досуге. Сейчас даже самое незначительно политическое по последствиям стало куда хуже любого уголовного нарушения. Не пойдут твои уголовнички на наши условия.
Болтуны, наконец, вспомнили про свои профессиональные обязанности и отправились обыскивать каморку сумасшедшей Тоси. Света с Колей, на миг забыв о ссоре, встретились взглядами. Коля совершенно растаял. Милая добрая взбалмошная девочка с полными слез голубыми глазами явно молила его объяснить, что это такое они только что слышали. Коле стало ее ужасно жаль. Все время хочет сделать кому-то лучше, а в результате сбивает всех с толку и только вредит. Хотелось сказать одновременно что-то утешительное и строгое. Объяснить, что, жизнь есть жизнь, и он, Коля, лучше знает, как надо поступать. Если сказано предупредить Морского, то лучше делать именно то, что сказано.
«Морской! — тут же запульсировало в Колиных мыслях. — Мы ведь так и не предупредили Морского!»
Одновременно с этим, будто в насмешку над запоздалой Колиной реакцией, со стороны калитки послышалось какое-то шевеление. Молнией проскользнув мимо оторопевших наблюдателей, во двор деда Хаима влетел Владимир Морской. На ходу приветственно приподнимая шляпу, словно бабочка к огню, журналист радостно помчался на свет, льющийся из окон подвальной каморки. Коля хотел было броситься следом, но Морской уже закричал свое дурацкое:
— Тося, дружочек, я принес тебе свежих газет и провизии!
На призыв, естественно, тут же прилипли к окнам и оперативники, и ГПУшник, и взволнованный дед Хаим. Единственное, что успел сделать Коля — крепко прижать Светлану к себе и прошептать: — Не высовывайся!
— Его арестовали! — рыдала Света, когда Коля, наконец, утащил ее от злополучного дома.
— Ты видел, арестовали? Ты говорил «по закону»! Но какой тут закон? Человек просто в гости пришел не вовремя.
«Потому я и просил тебя предупредить, что таким, как Морской, лучше в подобных ситуациях не оказываться», — мысленно огрызался Коля, но вслух ничего не говорил.
Впрочем, Света и сама все понимала.
— Это я, я во всем виновата! — всхлипывала она. — Ты слышал? Он им: «Я законопослушный редактор, я просто пришел в гости». А этот, с портфелем: «В гости к бывшему тестю? Странная дружба, вам не кажется? И первым делом решили занести газет страдающей слабоумием антисоветчице? К чему вы ее готовили? Чего от нее добивались? Теракта?» Ты понимаешь, да? — Света никак не могла успокоиться. — Этот черт придумал себе заранее образ преступника, и тут же на первого встречного этот образ навесил. Сам он слабоумный! Карьерист с больной психикой! «Вы арестованы, пройдемте, у нас разберутся, зачем вы на самом деле пришли, и какую пропагандистскую работу вели в последнее время с распространяющей антисоветские высказывания гражданкой». Это же натуральное издевательство над людьми!
— Значит, так! — сказал Коля, наконец. — Ты сейчас немедленно успокоишься. Вернешь на место вещи гардеробщицы и уедешь домой.
— Что? Ни за что! — от возмущения Света и правда моментально перестала рыдать. — Мы с тобой сейчас пойдем в это ваше управление вызволять Морского. Ты же слышал, что им просто для плана арестанта не хватало…
— Не слышал! — разозлился Коля. — И ты тоже ничего не слышала. Иначе придется нам в управление с другими целями идти. Мне — под трибунал за разглашение служебной тайны о запланированном аресте. Тебе — за намеренный срыв ответственного задержания. Езжай домой, сделай вид, что ничего не случилось, и, я тебя умоляю, постарайся сдержать уже, наконец, свой дурной характер и не ставить мне больше палки в колеса. Не человек, а натуральная вредительница!
— Дурной характер? Вредительница? — От обиды Света растерялась и не сразу нашла, что сказать. Но тут же собралась и на одном дыхании выпалила: — Хорошо, я сделаю, как ты говоришь, но учти, если ты не вызволишь Морского, я весь город на уши поставлю, но справедливости добьюсь. И вообще, — тут ее снова понесло, — сам дурак! Покрываешь дружков своих бесчеловечных, скоро таким же станешь и честных людей в застенках гнобить начнешь!
— Ага, — Коле стало даже немножко смешно, — и младенцев начну есть вместе с советскими крестьянами. Переобщалась ты, как я посмотрю, с вашей хваленой Тосей…
Света побледнела, резко развернулась и бросилась бежать вверх по улице. Николаю хотелось догнать ее, вернуть, объясниться, но он понимал, что сейчас дорога каждая минута, и тратить время на скандалы с женой непростительно. Ночь обещала быть горячей и наполненной сложными встречами.
10
Следующим утром из зловещей тени, отбрасываемой зданием городского ГПУ, вышли в полуденное пекло двое граждан довольно странного вида и поведения. Невнимательному зрителю могло показаться, что сотрудник милиции конвоирует распоясавшегося хулигана «куда следует», но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что, во-первых, «конвоируемый», даже пошатываясь и имея помятый вид, держится с достоинством и вдохновенно что-то рассказывает гражданину в форме, указывая ему дорогу, а во-вторых, парочка не просто не приближается к воротам внутренней тюрьмы, а, напротив, улепетывает от нее со всех ног, хотя идут они, скажем, странно. Разумеется, это были Николай Горленко и только что вытащенный им из тюрьмы Владимир Морской.