— Я не обманывал! — Морской посмотрел Коле в глаза с явной надеждой. — Не все рассказывал — это да. Но ни разу не солгал. Именно потому, что вы — мой друг. Вы затащили меня на лодку, потому что здесь наш разговор точно не подслушают?
— И это тоже, — расплывчато ответил Николай. — Но скорее потому, что отсюда вы не сбежите. Не в камеру же вас сажать? Хотя, если честно, я даже взял с собой ключи от клетки на Бурсацком, когда отправился вырывать вас из лап ГПУ. Чтобы пересадить из-за одной решетки за другую, если придется. Но я все еще не теряю надежды на чудо. Вдруг, получив от вас объяснения, я пойму, что вы невиновны…
— Не поймете, — вздохнул Морской и снова принялся играть: — И, кстати, почему это я не смогу отсюда сбежать? Вы думаете, я не умею плавать?
— Я думаю, вы не умеете плавать с простреленным плечом! — разозлился Коля и, не выпуская весла, многозначительно взялся за кобуру.
Надежда в глазах Морского сменилась холодным раздражением.
— Вам самому не стыдно? — спросил он.
— Мне? — Коля аж подскочил, и лодка чуть не перевернулась. — Мне-то чего стыдиться? Я выполняю свою работу. В убийстве не замешан, в попытках нелегального вывоза советских граждан за границу — тоже. Да. Вот я вам все и рассказал. Я думаю, что вы пытались, выдав Ирину за Милену, переправить ее во Францию. Я прав?
Морской предательски молчал, а Коля продолжал давить. На этот раз спокойно и уже только фактами.
— Когда я понял, что вы выглядите во всей этой истории очень подозрительно, решил расставить несколько ловушек для проверки. Например, обязать вас пересказать разговоры Арагонов. У них стоит прослушка, и любую попытку замести следы убийцы, малейшее несоответствие вашего рассказа реальности я бы сразу заметил. Но тут вы не попались. О, как же я обрадовался, помню… К тому же в тот момент пришла зацепка про этого проспавшего художника. Но тут вы все же выдали себя и окончательно испортили мне настроение… Я ведь нарочно вам сказал тогда, что пара вопросов деду Хаиму откроет мне имя убийцы. Это была вторая проверка. И ее вы уже не прошли — начали выпытывать, был ли я у Хаима, что спрашивал. Видели бы вы себя в тот момент. При всем желании я не мог не заметить, в какой вы панике. Но я еще тогда во что-то верил. Загадал, что вот если вы побежите расспрашивать старика, значит, и правда замешаны. Тогда уже, отбросив к черту жалость, прижму вас к стенке.
— Хорошенькая стенка, — Морской, нарочито кривляясь, огляделся: — Красивый вид, приятное времяпровождение…
— Стенка не понадобилась, — сурово вздохнул Николай. — Еще до того, как вы побежали к Хаиму, пришел ответ на два моих позавчерашних запроса. Во-первых, протокол осмотра места преступления свидетельствует, что вы были в купе. И не в коридоре вагона, как вы описывали, а именно в купе. Во-вторых, мои коллеги все же умеют хорошо работать, когда надо. Связались, уточнили, передали. Я получил досье мадам Бувье. В своем русскоязычном варианте она мне показалась удивительно похожей на Ирину, и я решил проверить свои мысли.
— Похожей? Чем? — удивился Морской. — Они совершенно разные.
— И одинаковые тоже, уж поверьте. Хотя бы тем чувствительным моментом, что обе не умеют строить фразы так, чтобы никого не задевать. В свое время я переживал из-за Ирининой манеры вечно обижать меня и Свету в разговорах. Заметив ту же черту в мадам Бувье, я смутно что-то заподозрил и навел справки. Да, она — потомок древнего российского рода — всю жизнь жила во Франции. Россию не любила и не любит, однако вышла замуж за такого же, как она сама, русского эмигранта, ныне покойного господина Заславского. При этом сын мадам Бувье, как оказалось, еще в юности вернулся на родину предков. И поступил служить. Причем царю, что глупо и бесчестно… И так на службе и погиб, прикрывая собой товарища в Крыму. И вот коллизия, ведь сына звали Шурой… Ирина Санна его родная дочь…
— Кто, кроме вас, владеет этой информацией? — выпалил побледневший Морской.
— Никто. Ребятам нечего сопоставлять. О том, как погиб отец Ирины, знаю только я. Имя и фамилия знатного беляка моим коллегам ничего не скажут. О том, что Онуфриева — не настоящая фамилия Ирины, тоже мало кому известно. Мне просто повезло, что вы когда-то, рассказывая историю дома, в котором живете, упоминали, что глава семейства построил этот дом своей жене и дочке как доходный… Ну и от вас же я знал, что раньше весь дом принадлежал Ирининой семье. Осталось навести кое-какие справки о перечне домовладельцев того времени. Света посмотрела. Отцом Ирины был господин Заславский. Фамилия и обстоятельства смерти совпали с информацией о сыне мадам Бувье.
— Вас бесполезно просить не разглашать этот факт? — спросил Морской и тут же сам ответил: — Да, понимаю, бесполезно. Вы верный пес, и вы сейчас на службе… — Коля на провокацию никак не отреагировал, и Морской еще немного приоткрылся: — Кстати, между нами, просто для вашего личного правильного понимания, хочу кое-что объяснить. Не такая уж мадам Бувье Ирине и бабушка. Формально — да. По сути — они даже не были знакомы. Бувье внучку никогда раньше не видела. Сын уехал служить без ее согласия, старуха смертельно обиделась, лишила сынулю большей части содержания и не хотела ничего слышать ни о его жизни, ни о его семье. Когда спохватилась — было поздно, ее Шуру уже убили. Мать Ирины с бывшей свекровью познакомилась в Париже, причем общение вообще не задалось. А Ирина бабушку никогда и не знала. Так что вся эта враждебность и холодность в отношениях — не игра, а истинная правда.
— Еще скажите «совпадение», — хмыкнул Коля. — Внучка случайно встречает ненавистную бабулю, у которой в служанках, опять же, чисто случайно, ходит девица, нарочно пытающаяся во всем походить на эту внучку и даже готовая за некое солидное вознаграждение поменяться с ней местами. Конечно, все это в атмосфере крайней враждебности и холодности…
Насмешливый тон Николая звучал оскорбительно и не оставлял никаких шансов, что друзья смогут договориться. Как ни парадоксально, но именно сейчас оба собеседника остро ощутили, что были настоящими друзьями. При этом, встретившись по разные стороны баррикад, пусть с горечью и с ненавистью к абсурдным превратностям судьбы, каждый собирался честно делать свое дело.
— Я больше ничего не скажу, — сказал Морской и отвернулся.
— Я сам скажу за вас, — отрезал Коля. Проговаривание догадок вслух помогало ему выстроить стройную цепочку событий, и теперь он, увы, ни в чем уже не сомневался. — Записка о плохом самочувствии и письмо с просьбой об увольнении Ирина написала заранее, чтобы Милена отправляла их по назначению и могла не пересекаться в Киеве ни с кем из знакомых. Внезапно испортившийся характер Ирины и развод — тоже часть плана. Отвадить от себя людей Ирине Санне отлично удалось! В театре ее характеризовали как мегеру, и было удивительно узнать перед вчерашним спектаклем, как она на самом деле уважает коллег. Теперь я понимаю, что она нарочно портила со всеми отношения, чтобы никого из близких не осталось, и чтобы не было подозрительным, что никто ее не ищет. Комедия со срывом голоса и с трауром Милены была разыграна специально, чтобы Ирину не узнали в делегации Арагона. Голос сипит, а рыжие локоны торчат из-под дикарского траурного капюшона? Значит девушка та самая… Рисковая, дурная, но, при наличии удачи и безответственном равнодушии окружающих, очень даже осуществимая идея о… хм… рокировке… Вот только не пойму, зачем вы это все затеяли?
Морской по-прежнему не отвечал. Какое-то время лодка качалась на волнах в тишине. Потом Коле все это надоело. Отбросив сантименты, он заговорил как положено говорить следователю в подобной ситуации:
— Не хотите признаваться, и ладно. Разберусь во всех подробностях сам, а вас отдам под суд, как и положено. Пока же посидите на Бурсацком, подумаете. Может, что еще решите рассказать. Добровольное признание, как вы знаете, может существенно повлиять на строгость наказания…
Морской, словно во сне, медленно огляделся, прикидывая, стоит ли пытаться сбежать. И пожалел, что Харьков вот уже два года как решили сделать судоходным городом и даже поимели уже значительные успехи в осуществлении задуманного. «Настроили плотин! Теперь порядочному беглецу с середины реки вплавь до берега по-быстрому и не добраться», — мысленно чертыхнулся он, решив послушно выходить из лодки на причале и плестись вверх к давно знакомому заброшенному подвалу.
По дороге он вспомнил чей-то афоризм «Друг познается в вражде» и даже улыбнулся, оценив сто процентное совпадение с нынешней ситуацией. Морской знал Колю как мальчишку-шалопая, знал как ученика-газетчика, знал как хорошего приятеля, но понятия не имел, каким врагом он может оказаться. Что будет, если попытаться убежать? Друг выстрелит? Или решит не брать на себя ответственность и вместо бутафорского ареста с запиранием на Бурсацком вернет Морского в настоящую тюрьму? И он действительно думает «разбираться во всех подробностях» или успокоится на том, что насобирает побольше доказательств вины уже имеющихся подозреваемых? Морской окончательно приуныл.
Зато у Коли появился повод для радости. Особа, которую он собирался разыскивать, нашлась сама.
— Я знала, что вы будете здесь! Не зря же ты ключ взял! — Едва войдя в нужный двор, Николай с Морским неожиданно услышали голос Светы. Почему-то веселый. Света и Ирина поджидали на крыльце. Завидев Морского, балерина вскочила и кинулась к нему с объятиями.
— Я очень волновалась! Я рассказала Свете половину дела, чтобы она согласилась поискать вас. Я совершенно не хотела, чтобы вы из-за меня пострадали. Только не из-за меня! Хвала небесам, вы на свободе!
— Ну, раз вы рассказали Свете половину дела, то это уже совсем ненадолго! — демонстративно закатил глаза к небу Морской, после чего, крепко прижав Ирину к себе, повернулся к Николаю. — По крайней мере, теперь у меня есть моральное право отвечать на ваши вопросы.
— А вы не отвечали? — вмешалась Светлана. — Вот здорово! Коль! Выходит, я первая раскрыла дело! Ты мной гордишься?