— Но я все равно рада. Это первый признак того, что ты выздоравливаешь. В больнице я очень тревожилась. Ты ни разу не взглянул на свою хорошенькую медсестру. А она была такая кокетливая — просто дар небес для страждущего больного.
— Фу, Джоанна, не будь такой вульгарной.
Не обращая ни малейшего внимания на мою реплику, сестра продолжала:
— Но теперь я спокойна — вижу хлебом тебя не корми, дай поглазеть на красивых женщин. Нет, она, конечно, хорошенькая, но начисто лишена сексапильности. Странно, правда? Впрочем, это дано далеко не каждой. Бывает, какой-то женщине достаточно сказать: «Какая мерзкая погода!» — и каждый оказавшийся поблизости мужчина готов говорить с ней о чем угодно, и даже о погоде! Думается, иной раз Провидение ошибается. Даря женщине красоту, оно наверняка старается вложить в нее и соответствующий темперамент. Но иногда вдруг происходит путаница, и темперамент Афродиты[70] достается какому-нибудь неприметному, маловыразительному созданию. И тогда, о чудо! Мужчины просто сходят с ума, а женщины кипят от злости — только и слышно: «И что они в ней находят? Ни рожи ни кожи!»
— Все сказала?
Ты что, со мной не согласен?
Нет, в ней я действительно разочарован, — усмехнулся я.
— А больше ни одной подходящей кандидатуры на пять километров в округе. Так что придется тебе довольствоваться Эме Гриффитс.
— Боже упаси! — сказал я.
— Она ведь очень недурна.
— Не в моем вкусе — в ней слишком много от амазонки[71].
— Зато очень жизнерадостная, — сказала Джоанна. — Благоразумна до тошноты. Не удивлюсь, если выяснится, что она по утрам обливается холодной водой.
— А сама-то ты что думаешь? — спросил я.
— Я?
— Ну да. Я же тебя знаю — скоро тебе снова захочется развеяться.
— Пошляк. И потом, ты же знаешь… Я люблю Поля. — И Джоанна испустила не слишком убедительный вздох.
— Скорее всего, я буду помнить его дольше тебя. Дней через десять ты скажешь: «Поль? Кто такой Поль? Не знаю я никакого Поля».
— Ты и вправду считаешь меня ветреной? — спросила Джоанна.
— Что касается таких типов, как Поль, я могу только радоваться твоему непостоянству.
— Он никогда тебе не нравился. Но ведь он и в самом деле гений.
— Возможно, хотя я в этом не уверен. Что же касается гениев, по моему мнению, их есть за что недолюбливать. Во всяком случае, в этом местечке есть одно несомненное достоинство: гениев здесь наверняка не водится.
Джоанна задумалась, опустив голову.
— Боюсь, ты прав, — сказала она с сожалением.
— Так что, тебе придется довольствоваться Оуэном Гриффитсом, — отпарировал я. — Это единственный здешний холостяк. Если не считать престарелого полковника Эплтона. Он, кстати, весь вечер смотрел на тебя точно голодный пес.
Джоанна засмеялась:
— Правда? Боже, ты вводишь меня в краску!
— Тебя? В краску? Не смеши.
Джоанна проигнорировала мои инсинуации.
— А вообще это мысль, — вдруг сказала она, подъезжая к гаражу.
— Это ты о чем?
— Да все о том же: почему он переходит на другую сторону — только бы со мной не встретиться. В конце концов, это наводит на определенные мысли.
— Мне-то понятно на какие мысли, — сказал я. — Ты намерена за ним поохотиться. Просто так, из спортивного интереса.
— Не люблю, когда меня игнорируют.
Я осторожно вылез из машины и, поудобнее перехватив свои палки, принялся ее увещевать:
— Вот что, дорогая. Оуэн Гриффитс совсем не то, что твои анемичные гении. Смотри, как бы не оказаться на пороховой бочке. Этот человек может быть опасен.
— Ты думаешь? — спросила Джоанна, явно очень заинтересованная подобной перспективой.
— Оставь беднягу в покое, — строго сказал я.
— А как он смеет переходить на другую сторону, избегать меня?
— Все вы женщины одинаковы. Вас только одно интересует. Вот погоди, дождешься: сестрица Эме заимеет на тебя зуб.
— Она меня и так уже не любит, — задумчиво сказала Джоанна, и в голосе ее явно слышалось удовлетворение.
— Мы приехали сюда ради тишины и покоя, — сурово сказал я. — И я хотел бы этим насладиться в полной мере.
Но тишину и покой нам испытать как раз и не пришлось.
Глава 4
Примерно через неделю Патридж явилась с сообщением, что со мною желает побеседовать некая миссис Бейкер.
— Кто такая миссис Бейкер? — спросил я удивленно, ибо впервые слышал эту фамилию. Может быть, ей лучше поговорить с мисс Джоанной?
Но оказалось, что посетительнице нужен именно я. Далее обнаружилось, что миссис Бейкер — мать нашей бывшей поденщицы, Беатрисы.
А я ведь успел о ней позабыть… Уже недели две я видел в нашем доме немолодую женщину с седыми космами, которая чаще всего стояла с тряпкой на коленях и при моем появлении выползала бочком, наподобие краба, из ванной или коридора. Я решил, что это наша новая поденщица. Ну а история с Беатрисой попросту изгладилась из моей памяти.
Я не мог не принять ее матушку, тем более что Джоанны не было дома. Признаюсь, я немного нервничал, но все же надеялся, что меня не обвинят в том, что я играл девичьими чувствами. Кляня про себя автора зловредных анонимок, я попросил привести мать Беатрисы ко мне.
Миссис Бейкер была крупной, с обветренным лицом женщиной, говорившей необыкновенно быстро и с совершеннейшим отсутствием каких-либо эмоций. Я не услышал от нее ни единой претензии, и у меня отлегло от сердца.
— Надеюсь, сэр, — начала она, как только дверь за Партридж закрылась, — вы извините, что вас беспокою. Но я подумала: к вам-то мне и надо обратиться. Век буду благодарна, если надоумите меня, что делать. Ведь делать что-то надо, а я не могу ничего откладывать в долгий ящик. Вот и тут не плакать надо, а «взяться и действовать», так и викарий сказал в проповеди, еще на позапрошлой неделе.
Я был немного озадачен и подозревал, что пропустил в ее речи что-то существенное.
— Конечно, — сказал я. — Да вы присаживайтесь, миссис Бейкер… Буду рад… э… всячески помочь, если смогу…
Тут я умолк, ожидая разъяснений.
— Благодарю вас, сэр, — сказала миссис Бейкер, садясь на краешек стула. — Как хорошо, что я к вам пришла, я и Беатрисе сказала: нечего, говорю, лежать и голосить, уж мистер Бертон подскажет, что делать, как-никак джентльмен из Лондона. А делать, говорю, обязательно что-то надо, раз молодые парни так расходились, что и слушать ничего не хотят, хотя я бы, говорю, на твоем месте тоже в долгу не осталась, сказала бы, как, мол, насчет той девицы с мельницы?
Мое недоумение все возрастало.
— Простите, — сказал я, — я не совсем вас понял. Что, собственно, произошло?
— Это все письма, сэр. Там всякая пакость понаписана. И такими нехорошими словами! Хуже чем в Библии, право…
Оставив в стороне последнее, весьма любопытное замечание, я спросил наобум, отчаявшись что-либо понять:
— Значит, ваша дочь получила второе письмо?
— Нет, сэр, всего одно. Из-за него она и от места отказалась.
— Для этого не было никакой… — начал я, но миссис Бейкер твердо, хотя и почтительно прервала меня.
— Можете ничего не говорить, сэр, ну, что там и слова правды не было. Мисс Партридж так мне и сказала, да я и сама без нее знала. Вы не из таких джентльменов, сэр, неужто я не вижу, да еще и калека. Поклеп это, а все ж таки, говорю, ты лучше уходи, Беатриса, известно, как люди любят языком трепать. Скажут, нет дыма без огня, а ведь девушке ох как надо себя соблюдать. Да и сама она после этого к вам идти стеснялась, и правильно, говорю ей, хотя обе мы никак не хотели, чтоб, значит, причинить вам какое неудобство…
Запутавшись в столь длинном предложении, миссис Бейкер перевела дух и начала новую фразу:
— Ну, думаю, тут и сплетням конец… Так ведь нет! Теперь уж Джордж, ну тот самый парень из гаража, с кем моя Беатриса гуляет, тоже получил письмо. А там такое!.. Что она гуляет будто бы с Томом, ну который у Фреда Лэдбеттера. А она разве только здоровается с ним, а больше ничего…
От этого неожиданно затесавшегося Тома, который у Лэдбеттера, голова моя пошла кругом.
— Давайте разберемся, — попросил я. — Значит, друг Беатрисы получил анонимное письмо, где ее обвиняют в расположении к другому молодому человеку?
— Так и есть, сэр, обвиняют, да еще какими пакостными словами, вот Джордж и взбеленился, приходит и говорит Беатрисе, что такого от нее не потерпит, чтобы за его спиной с другими шашни заводить. Она ему, дескать, вранье все это, а он все свое твердит, мол, дыма без огня не бывает, хлоп дверью и ушел, а Беатриса, бедняжечка моя, убивается, вот я и собралась и прямо к вам, сэр.
Миссис Бейкер остановилась и вопрошающе на меня посмотрела — так смотрит собака, ожидая поощрения за удачно выполненный сложный трюк.
— Но почему вы обратились именно ко мне? — спросил я.
— Да я слыхала, сэр, что вы и сами такое письмецо получили, вот и подумала: уж джентльмен из Лондона знает, что с этим делать.
— На вашем месте, я обратился бы в полицию. В конце концов, этому надо положить конец.
Мое предложение явно не понравилось миссис Бейкер.
— Ах нет, сэр, только не в полицию!
— Но почему?
— Никогда я с полицией не связывалась! Ни я, ни родня моя…
— Очень возможно. Но с таким делом может справиться только полиция.
— Значит, идти к Берту Рандлу?
Берт Рандл был здешним констеблем, это я знал.
— Кто-нибудь в участке всегда есть, сержант или инспектор.
— Значит, идти в участок?
В голосе миссис Бейкер звучали недоверие и упрек. Мне это стало надоедать.
— Мне больше нечего вам посоветовать.
Миссис Бейкер помолчала, явно разочарованная. Потом с печалью в голосе сказала:
— А надо бы положить этому конец, сэр. Иначе быть беде.
— Эти письма, как я вижу, уже наделали бед, — заметил я.