РОЗА БЕЛАЯ И РОЗА КРАСНАЯ
Глава 1
Когда Томас Ройд сошел с поезда в Солтингтоне, на платформе его встречала Мэри Олдин.
Он помнил ее очень смутно и теперь приятно удивился ее распорядительности.
Она называла его по имени.
— Очень рада видеть вас, Томас. Сколько лет прошло.
— Спасибо, что встретили. Надеюсь, доставил вам не слишком много хлопот.
— Вовсе нет. Напротив. Вы желанный гость. Это ваш носильщик? Скажите, пусть отнесет вещи в конец платформы. Машина ждет там.
Багаж погрузили в «форд». Мэри села за руль, Томас рядом, и они тронулись. Томас отметил про себя, что Мэри хорошо водит машину, ловко и осторожно лавируя в уличном потоке, отлично чувствует пространство и дистанцию.
Солткрик был в семи милях от Солтингтона. Когда они выехали из этого небольшого торгового городка на шоссе, Мэри возобновила разговор.
— Вы знаете, Томас, ваш визит — подарок небес. Обстановка в доме сейчас очень непростая, и человек со стороны — в известной мере, конечно — весьма кстати.
— А в чем дело?
Манера говорить у него была прежняя — никакого любопытства, голос почти равнодушный. Казалось, звучала в его вопросе скорее обычная вежливость, чем желание узнать, что на самом деле происходит. Как раз то, что сейчас требовалось Мэри Олдин. Ей страшно хотелось выговориться, но уж если с кем и откровенничать, то с человеком, так сказать, беспристрастным.
— Понимаете, — сказала она, — у нас сложилась непростая ситуация. Может, вы знаете, Одри сейчас здесь.
Она вопрошающе поглядела на Томаса, и тот кивнул.
— И Невил с новой женой тоже здесь.
Томас Ройд удивленно приподнял брови. И помолчав, спросил:
— Немного неловко — да?
— Безусловно. Но Невил сам так захотел.
Она замолчала. Ройд тоже ничего не говорил, но она, словно почувствовав сомнение в его молчании, решительно повторила:
— Это действительно была его идея.
— Но зачем?
На мгновение отпустив руль, она всплеснула руками.
— О, это все современные штучки! Все должны понять друг друга и стать друзьями. Что-то в этом роде. Однако насколько я могу судить, пока это плохо получается.
— Наверно, иначе и быть не могло, — сказал Томас. — А какова его новая жена?
— Кей? Красавица, конечно. Она действительно очень красива. И очень молода.
— И Невил влюблен в нее?
— Да, конечно. Ведь они всего год как женаты.
Томас Ройд медленно повернул голову в сторону собеседницы и посмотрел на нее. На губах его мелькнула легкая усмешка.
— Я вовсе не это хотела сказать, — торопливо проговорила Мэри.
— Оставьте, Мэри. Я прекрасно понял, что вы хотели сказать.
— Ну да… каждому сразу ясно, что, вообще говоря, у них очень мало общего. Друзья, например… — Мэри замолчала.
— Кажется, они познакомились на Ривьере? — спросил Томас. — Я почти ничего не знаю об этом. Только то, что писала мне мать — просто факты.
— Да, они познакомились в Каннах. Невил увлекся, но, насколько я знаю, он и раньше увлекался, однако раньше это проходило довольно безболезненно. Я по-прежнему считаю, что если бы все зависело только от него, то из этого увлечения ничего бы не вышло. Ведь он любил Одри, вы знаете.
Томас кивнул.
— Не думаю, — продолжала Мэри, — чтобы он хотел доводить до развода. Уверена, что нет. Но эта девушка имела весьма серьезные намерения. Она бы не успокоилась, пока он не разорвал с женой, — а что может сделать мужчина в подобных обстоятельствах? Ему, конечно, льстила такая ситуация.
— Она была по уши влюблена в него?
— Может быть, — неуверенно ответила Мэри.
Встретив удивленный взгляд Томаса, она покраснела.
— Может, то, что я скажу, нехорошо, но… Вокруг нее все время крутится молодой человек, красивый такой, очень похож на жиголо, давний ее приятель, и, знаете, иногда нет-нет да и задумаешься: может, Кей привлекло в Невиле его богатство и положение. У нее самой, полагаю, не было ни пенни за душой.
Она смущенно умолкла. Томас Ройд задумчиво промычал:
— У-гу.
— А может, — продолжала Мэри, — мне это просто кажется. Внешность у Кей и в самом деле потрясающая — вот она и раздражает разных вреднющих старых дев…
Ройд задумчиво поглядел на собеседницу, на его бесстрастном лице нельзя было ничего прочесть. После долгой паузы он спросил:
— Ну а в чем, собственно, нынешние трудности?
— Да понимаете, я и сама никак не пойму! И это очень странно. Естественно, мы предупредили Одри заранее… Но и она, похоже, не возражала против встречи с Кей — отреагировала на эту весть очень положительно. Она и сейчас ведет себя лучше не бывает. Одри, впрочем, всегда на высоте. С ними обоими она держится прекрасно. Вообще-то она очень скрытная, и никогда не знаешь, что она думает и чувствует на самом деле, но, положа руку на сердце, я не верю, что ее все это совсем не задевает.
— Ну почему? — сказал Томас Ройд и как бы между прочим добавил: — Как-никак три года прошло.
— Чтобы такая женщина, как Одри, все забыла? Она ведь очень любила Невила.
Томас Ройд поерзал на сиденье.
— Ей всего тридцать два. Вся жизнь впереди.
— Так-то оно так. Но ведь она ужасно страдала. У нее был настоящий нервный срыв.
— Знаю. Мать мне писала.
— В каком-то смысле, — сказала Мэри, — вашей матери, наверное, было даже полезно общаться с Одри, это помогло ей отвлечься от собственного горя. Ведь тогда ваш брат погиб. Мы так переживали…
— Да. Бедняга Адриан. Он всегда любил лихачить.
Собеседники замолчали. Мэри сделала отмашку, подавая знак, что собирается сворачивать на Солткрик.
Они уже спускались с холма по узкой извилистой дорожке, когда она спросила:
— Томас, а вы хорошо знаете Одри?
— Так себе. Последние десять лет мы почти не виделись.
— Но вы же росли вместе. Она была вам с Адрианом как сестра?
Он кивнул.
— Вы не замечали, что она, ну… немного неуравновешенна? Это, конечно, не совсем точное слово. Но у меня такое ощущение, что с ней сейчас что-то не так. Она, конечно, ведет себя безупречно… я бы даже сказала противоестественно безупречно — но что там у нее внутри, за этой внешней корректностью? У меня иногда такое чувство, будто там настоящий вулкан страстей. Но каких — не знаю. Только чувствую: что-то не так! Что-то происходит! Это беспокоит меня. Я понимаю, сама атмосфера в доме действует удручающе. Мы все какие-то нервные, дерганые. Но в чем дело — не пойму. Иногда, Томас, мне становится просто страшно.
— Страшно? — Его ленивое любопытство заставило ее взять себя в руки, и она нервно рассмеялась.
— Да, звучит довольно глупо… В общем, ваш приезд очень кстати — отвлечет нас… Ну, вот мы и дома.
Они сделали последний поворот. Галлз-Пойнт, выстроенный на плоской вершине утеса, возвышался над рекой. С двух сторон к воде спускались отвесные скалы. Слева от дома был сад и теннисный корт. Справа, прямо у дороги, — гараж, современное дополнение к общему ансамблю.
— Я только поставлю машину, — сказала Мэри, — и вернусь. Херстолл вас проводит.
Херстолл, пожилой дворецкий, приветствовал Томаса как старого друга.
— Очень рад видеть вас, мистер Ройд. Столько лет прошло. Миледи тоже будет рада. Вам отвели восточную комнату, сэр. Думаю, все сейчас в саду, или желаете сначала подняться в свою комнату?
Томас покачал головой и, пройдя через гостиную, подошел к открытой стеклянной двери на террасу. Некоторое время он наблюдал, оставаясь незамеченным.
На террасе были только две женщины. Одна сидела в углу балюстрады и смотрела на реку. Другая смотрела на нее.
Сидящая в углу, была Одри, другая, судя по всему, Кей Стрэндж. Кей не знала, что за ней наблюдают, и поэтому не считала нужным скрывать свои истинные чувства. Томас Ройд был, конечно, не самый большой знаток женской натуры, но и он сразу понял, что Кей Стрэндж, очень и очень не любит Одри.
Одри же смотрела на реку и, казалось, не обращала на Кей абсолютно никакого внимания.
Томас не видел Одри семь лет. Он внимательно вглядывался в нее. Изменилась ли она? И если изменилась, то насколько?
Конечно, изменилась, наконец решил он. Стала тоньше, бледнее, более эфирной, что ли, но было и еще что-то — неуловимое, чего он так и не смог определить. Казалось, она сдерживает себя, ни на секунду не расслабляясь, — и в то же время замечает все, что происходит вокруг. Она похожа на человека, который хранит какую-то тайну, подумал Ройд. Но что это за тайна? Он был наслышан о том, что ей пришлось пережить за последние годы. Он ожидал увидеть следы печали и потерянности, но это было нечто совсем иное. Она напоминала ребенка, который изо всех сил сжимает в кулачке свое сокровище, желая его спрятать — и привлекая к нему тем самым всеобщее внимание.
Он перевел взгляд на другую женщину — новую жену Невила Стрэнджа. Ничего не скажешь — красавица. Мэри Олдин была права. Но видимо, и опасна тоже. Окажись у нее в руке нож, не хотел бы он увидеть ее подле Одри.
Но все-таки отчего она так ненавидит ее? Ведь все уже позади. Одри больше не может вмешаться в их с Невилом жизнь. На террасе послышались шаги, из-за угла дома появился Невил. Он дружелюбно улыбался, в руках у него был журнал.
— Это «Иллюстрированное обозрение», — сказал он. — К сожалению, всего один экземпляр.
И тут произошло следующее.
Кей сказала: «Прекрасно, дай-ка мне его», и одновременно Одри, не поворачивая головы, рассеянно протянула руку.
Невил в нерешительности остановился между двумя женщинами. На лице его промелькнуло замешательство. Но не успел он заговорить, как Кей, полуистерически возвышая голос, воскликнула:
— Дай его мне, Невил! Я хочу его! Дай его мне!
Одри Стрэндж, вздрогнув, обернулась и, опустив руку, с легким смущением сказала:
— Извините. Но ведь я думала, ты сказал это мне…
Томас Ройд заметил, как шея Невила мгновенно побагровела. И он тут же протянул журнал Одри.
Она, смутившись еще больше, поглядела на него:
— Но…
Кей резким движением откинулась на спинку стула, потом вскочила и быстро направилась к двери в гостиную. Ройд не успел отойти, и она, ничего не видя, наткнулась на него…
От неожиданности она отпрянула: когда он пробормотал извинение, она его, похоже, наконец увидела. Тут он понял, почему Кей сразу не разглядела его — глаза ее были полны слез. «Слезы ярости», — подумал про себя Ройд.
— Привет, — сказала она. — А вы кто? А! Наверняка тот самый малайский человек!
— Да, — сказал Томас. — Я тот самый малайский человек.
— О Боже, как бы я хотела оказаться в Малайе, — сказала Кей. — Да где угодно, только не здесь! Ненавижу этот паршивый дом! И всех, кто в нем, — ненавижу.
Столь откровенное выражение эмоций всегда пугало Томаса. Он настороженно посмотрел на Кей и нервно промямлил:
— М-мда.
— Если они не поостерегутся, — продолжала Кей, — я точно кого-нибудь убью. Или Невила, или эту ихнюю сплетницу с постной мордой!
Она ринулась мимо Ройда, пробежала через гостиную и изо всех сил хлопнула дверью.
Томас ошарашенно замер. Он не очень понимал, что ему делать дальше, но был рад, что миссис Кей ушла. Он молча посмотрел на дверь, которой она так яростно хлопнула. Просто тигрица какая-то, эта новая миссис Стрэндж, подумал он.
В проеме двери на террасу появился Невил Стрэндж и в нерешительности остановился между двумя полуотворенными стеклянными створками. Дышал Невил явно тяжело.
Он небрежно кивнул Томасу:
— А, привет, Ройд, я и не знал, что вы уже приехали. Вы, случайно, не видели мою жену?
— Она пронеслась здесь минуту назад, — сказал Томас.
Невил, в свою очередь, пересек гостиную, вышел и затворил за собой дверь. Он выглядел крайне раздраженным.
Томас Ройд медленным тихим шагом прошел на террасу. Он был уже в паре ярдов от Одри, когда та наконец обернулась.
Томас заметил, как ее широко раскрытые глаза распахнулись еще шире и губы дрогнули. Она отошла от стены и протянула к нему руки.
— О, Томас! Томас, дорогой! Как я рада, что ты здесь.
Он взял маленькие белые ручки Одри в свои, склонился к ней, и в этот момент в проеме стеклянных дверей появилась Мэри Олдин. Завидев на террасе Томаса и Одри, она некоторое время в нерешительности ждала, затем осторожно вернулась в дом.
Глава 2
Невил нашел Кей наверху, в ее спальне. Единственную в доме большую спальню, в которой могла бы расположиться пара, занимала леди Трессилиан. Супружеским парам всегда предоставляли две смежные комнаты с ванной в западном крыле дома. Это была своего рода малогабаритная отдельная квартира.
Невил прошел через свою комнату к жене. Кей пластом лежала на кровати. Подняв заплаканное лицо, она гневно воскликнула:
— Все-таки явился! Очень кстати!
— В чем, собственно, дело, Кей? Ты что, сошла с ума?
Казалось, что Невил спокоен, но подрагивающие крылья носа говорили о том, что он с трудом сдерживает обуревающий его гнев.
— Почему ты отдал журнал ей, а не мне?
— Перестань, Кей, ты как ребенок! И весь тарарам из-за какого-то журнала с картинками?
— Ты отдал его ей, а не мне, — упрямо повторила Кей.
— Ну и что? Какое это имеет значение?
— Для меня имеет.
— Не понимаю, что с тобой происходит. Ведешь себя как истеричка, да еще в чужом доме. Или ты не знаешь, как положено себя вести в обществе?
— Почему ты отдал его Одри?
— Потому что она попросила.
— Но я тоже попросила, я, твоя жена.
— Приличия диктуют в такой ситуации отдать журнал тому, кто старше, и к тому же, если женщине, то не своей жене…
— Она издевается надо мной! Как хочет! А ты во всем ей потакаешь!
— Ты говоришь как капризный и ревнивый ребенок. Ради всего святого, возьми себя в руки и попытайся вести себя — хотя бы на людях — пристойно.
— Как она, ты хочешь сказать?
— Как бы то ни было, — сказал Невил ледяным тоном, — Одри ведет себя как настоящая леди. И не выставляет на всеобщее обозрение свои эмоции.
— Это она настраивает тебя против меня! Она ненавидит меня и хочет отомстить!
— Послушай, Кей, оставь эти свои мелодраматические глупости. Я ими уже сыт по горло.
— Тогда поехали отсюда! Прямо завтра. Ненавижу этот дом!
— Но мы здесь всего четыре дня.
— И хватит! Давай уедем, Невил, а?
— Послушай, Кей. С меня довольно. Мы приехали сюда на две недели, и я намерен провести эти две недели здесь…
— Ах так! Ты еще пожалеешь. Ты и твоя Одри! Ты думаешь, она ангел!
— Я не думаю, что она ангел. Я думаю, что она очень милый и добрый человек, которому я причинил много страданий и у которого достало великодушия простить меня.
— А вот тут ты ошибаешься! — воскликнула Кей. Она даже вскочила с кровати. Гнев ее уже прошел. Она говорила серьезно, почти печально. — Одри не простила тебя, Невил. Несколько раз я замечала, как она смотрит на тебя… Не знаю, что у нее на уме, но уж что-то есть точно. Она не из тех, кто выдает свои мысли.
— К сожалению, не все люди таковы, — процедил Невил.
Лицо Кей сделалось белым как мел.
— Ты меня имеешь в виду? — В голосе ее послышались угрожающие нотки.
— Да уж, сдержанность не входит в число твоих добродетелей. Каждый каприз, каждый приступ дурного настроения ты тут же спешишь продемонстрировать окружающим. Мало того, что ты выставляешь себя дурой, ты и из меня делаешь дурака!
— Ты все сказал?
Голос ее был холоден как лед.
Таким же ледяным тоном он ответил:
— Извини, если обидел. Но на правду грех обижаться. Ты ведешь себя словно трехлетний ребенок.
— А ты никогда не выходил из себя? Всегда держишь себя в руках, всегда безупречно вежлив? Настоящий сагиб![146]Да я вообще сомневаюсь, способен ли ты на чувства. Ты — рыба, у тебя холодная кровь, черт тебя побери! Хоть бы раз дал волю эмоциям. Хоть бы раз накричал на меня, обругал, послал к черту!
Невил вздохнул. Плечи его поникли.
— О Господи, — сказал он и, развернувшись, вышел из комнаты.
Глава 3
— Томас, ты точно такой же, каким был в семнадцать лет, — сказала леди Трессилиан. — Насупившийся… филин. И такой же неразговорчивый. Ну чего ты молчишь?
Томас пожал плечами.
— Не знаю. Никогда не умел говорить.
— Не то что твой брат. Мы с Адрианом всегда так мило беседовали…
— Может, поэтому я такой: он все объяснял за меня.
— Бедный Адриан. Подавал такие надежды.
Томас кивнул.
Леди Трессилиан сменила тему разговора. Она удостоила Томаса персональной аудиенцией. Она вообще предпочитала беседовать с посетителями по одному. Это не так утомляло, и она могла как следует сосредоточиться на собеседнике.
— Ты здесь у нас уже сутки, — сказала она. — Что скажешь об обстановке?
— Обстановке?
— Не прикидывайся. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Классический треугольник, который образовался на сей раз под моим кровом.
— Похоже, есть кое-какие трения, — осторожно заметил Томас.
Леди Трессилиан по-мефистофельски улыбнулась.
— Признаюсь тебе, Томас, меня это даже забавляет. Это случилось помимо моей воли — я противилась по мере сил. Однако Невил настоял на своем. Он упорно хотел свести нас вместе — что ж! — теперь пусть пожинает то, что посеял!
Томас Ройд чуть поерзал в кресле.
— Забавно, — сказал он.
— Еще как, — усмехнулась леди Трессилиан.
— Никогда бы не подумал, что Стрэнджу может прийти подобное в голову.
— Интересно, что ты так говоришь. Дело в том, что я тоже удивлена. Это совершенно не в духе Невила. Невил, как и большинство мужчин, обычно старается избегать подобных затруднений. Поначалу я думала, что это не его идея, но теперь, право, не знаю, если не его, то чья же? — Она помолчала и, едва уловимо повысив голос, спросила: — Может, Одри?
— Нет, не Одри, — уверенно сказала Томас.
— Но я не могу поверить, что такое могло прийти в голову этой несчастной Кей. Разве что она гениальная актриса. Ты знаешь, временами мне ее даже жалко.
— Вижу, она вам не очень нравится?
— Нет, конечно. Она кажется мне довольно глупенькой и абсолютно невоспитанной. Но говорю тебе, последнее время мне все больше жаль ее. Крутится, как комар вокруг яркой лампы. И не знает, что делать дальше… Манеры хуже некуда, характер дурной, выходки детские — полный набор того, что таких мужчин, как Невил, раздражает больше всего.
— По-моему, — спокойно сказал Томас, — самое незавидное положение у Одри.
Леди Трессилиан бросила на него проницательный взгляд.
— Томас, ты ведь всегда любил Одри, признайся.
— Думаю, да, — невозмутимо ответил он.
— Еще с детства, когда вместе росли?
Он кивнул.
— А потом пришел Невил и увел ее у тебя из-под носа?
Томас неловко помялся.
— Ну, вообще-то я всегда знал, что у меня нет никаких шансов.
— Пораженчество.
— Я всегда был для нее глупым забавным псом, не больше.
— Трусость.
— Старый приятель Томас — вот чем я всегда был для нее.
— Верный Томас, — сказала леди Трессилиан. — Такое у тебя было прозвище?
Он улыбнулся: прозвище напомнило ему о днях детства.
— Забавно. Не слышал его столько лет!
— Сейчас у тебя прекрасные шансы.
Леди Трессилиан встретила его взгляд и с расстановкой сказала:
— В нынешнем положении для Одри преданность, пожалуй, самое важное качество. Собачья преданность, пронесенная через столько лет, Томас, иногда вознаграждается.
Томас Ройд смотрел в пол и вертел в руках трубку.
— Собственно, я и приехал сюда для этого…
Глава 4
— Ну вот, все в сборе, — сказала Мэри Олдин.
Херстолл, старый дворецкий, достал платок и промокнул лоб. Когда он появился на кухне, миссис Спайсер, повариха, обратила внимание на странное выражение его лица.
— Боюсь, мне этого не выдержать, вот в чем дело, — сказал Херстолл. — Попробую выразиться поточнее: все, что в последнее время говорится и делается в этом доме, значит совсем не то, что делается и говорится. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Миссис Спайсер, похоже, не совсем понимала, поэтому дворецкий продолжил:
— Сейчас, когда все собрались за столом, миссис Олдин сказала: «Ну вот, все в сборе». И почему-то сразу напомнила мне дрессировщика в клетке с целой сворой хищников — а дверь клетки заперли. Я вдруг почувствовал, что все мы находимся в этой клетке.
— Да что вы, мистер Херстолл, — сказала миссис Спайсер, — небось что-нибудь не то съели.
— Но такое ощущение не только у меня. У всех. К примеру, только что грохнула парадная дверь, и миссис Стрэндж — наша миссис Стрэндж, мисс Одри — вскочила как подстреленная. А вокруг гробовое молчание. Все какие-то странные. Каждый будто боится слово сказать. А потом вдруг всех разом прорывает — и несут все, что придет им в голову.
— Да тут уж любой потеряется, — сказала миссис Спайсер.
— Две миссис Стрэндж в доме. По-моему, это худшее из того, что может быть.
В столовой тем временем опять воцарилась тишина, которая так пугала Херстолла.
Сделав над собой усилие, Мэри Олдин повернулась к Кей:
— Я пригласила вашего друга, мистера Латимера, пообедать завтра с нами.
— Дивно, — сказала Кей.
— Латимера? — переспросил Невил. — Он разве здесь?
— Он остановился в гостинице «Истерхэд Бэй», — ответила Кей.
— Мы могли бы как-нибудь вечером там пообедать[147], — предложил Невил. — До которого часа ходит лодка на переправе?
— До половины второго, — сказала Мэри.
— По вечерам там, наверное, устраивают танцы?
— Большинству постояльцев в «Истерхэд Бэй» уже под добрую сотню, — сказала Кей.
— Не самое веселое местечко для твоего друга, — заметил Невил.
— Мы могли бы, — спешно заговорила Мэри, — поехать туда искупаться. Днем пока еще довольно тепло, а там чудесный песчаный пляж.
Томас Ройд вполголоса сказал Одри:
— Я собираюсь завтра утром поплавать на лодке. Не хочешь со мной?
— С удовольствием.
— Мы все могли бы отправиться на лодках, — сказал Невил.
— Ты вроде бы собирался играть в гольф, — подала голос Кей.
— Боюсь, не получится. На днях сломал свою любимую клюшку.
— Какая трагедия! — усмехнулась Кей.
— Гольф вообще трагическая игра, — отпарировал Невил.
Мэри спросила у Кей, играет ли она в гольф.
— Да, ведь это принято.
— Кей могла бы стать приличным игроком, — заметил Невил, — если бы дала себе труд немного позаниматься. У нее от природы чувство мяча.
Кей повернулась к Одри:
— А вы, насколько я знаю, вообще ни в какие игры не играете?
— Не совсем. Я играю в теннис, поскольку это принято, но весьма слабо.
— А на фортепьяно ты играешь по-прежнему? — спросил Томас.
Она покачала головой:
— Сейчас нет.
— А ты ведь неплохо играла, — сказал Невил.
— А я думала, ты не очень любишь музыку, Невил, — сказала Кей.
— Просто я в ней не очень разбираюсь, — небрежно ответил он. — И еще меня всегда удивляло, как это Одри умудряется брать октаву — с такой маленькой кистью.
И он проследил взглядом, как эти самые руки опустили на тарелку десертный нож и вилку.
Одри слегка покраснела и быстро сказала:
— У меня очень длинные мизинцы. Думаю, выручают они.
— Значит, вы эгоистка, — сказала Кей. — Если человек не эгоист, то мизинцы у него короткие.
— Правда? — Мэри повернулась к Одри. — Значит я не эгоистка. Посмотрите, какие короткие у меня мизинцы.
— Мне кажется, вы действительно на редкость неэгоистичны, — сказал Томас Ройд и задумчиво поглядел на Мэри.
Она залилась стыдливым румянцем и затараторила:
— А кто из нас самый меньший эгоист? Давайте измерим у всех мизинцы. У меня короче, чем у вас, Кей. А вы, Томас, думаю, у меня выиграете.
— Думаю, я выиграю у вас обеих, — сказал Невил. — Смотрите. — Он вытянул руку.
— Это только на левой руке, — сказала Кей. — На левой у тебя мизинец короткий, зато на правой намного длиннее. По хиромантии на левой руке отражено то, с чем рождаешься, а на правой — то, что приобретаешь по жизни. Значит, родился ты не эгоистом, но с годами становишься все более и более эгоистичным.
— А вы, Кей, умеете предсказывать судьбу по руке? — спросила Мэри. Она протянула ладонь. — Ну, гадалка, нагадайте-ка мне двух мужей и троих детей. Мне, видно, пора поторапливаться.
— Эти три крестика, — сказала Кей, — не дети, это путешествия. Это значит, что вам предстоят три дороги, и все по воде.
— Звучит, однако, неправдоподобно, — сказала Мэри.
— А вы вообще много ездили? — спросил ее Томас Ройд.
— Да нет, почти совсем не ездила.
Томасу показалось, что он расслышал в ее голосе нотки сожаления.
— А хотелось бы?
— Больше всего на свете.
В своей обычной неторопливой манере он стал размышлять над ее жизнью. Все время рядом со старой женщиной. Спокойная, обходительная, распорядительная. Он с любопытством спросил:
— А давно вы живете с леди Трессилиан?
— Почти пятнадцать лет. Я переехала к ней сразу же после смерти отца. Он последние несколько лет был прикован к постели. — И потом, словно отвечая на не высказанный им вопрос, она добавила: — Мне тридцать шесть лет. Вы ведь об этом хотели спросить?
— Да, — признался он. — Понимаете, вам можно дать сколько угодно.
— Довольно двусмысленное замечание!
— Да, конечно. Извините.
Серьезный задумчивый взгляд Томаса все еще скользил по ее лицу. Но она не испытывала смущения. Во взгляде этом не было ничего обидного — только искренний интерес. Заметив, что он рассматривает ее волосы, она коснулась своей белой пряди.
— Это у меня с детства, — сказала Мэри.
— Очень красиво, — просто сказал Томас.
Он не отрываясь смотрел на нее. Наконец с легким любопытством в голосе она спросила:
— Ну и?.. Каков окончательный вердикт?
Загорелое лицо Тома залилось румянцем.
— Простите, это, конечно, плохой тон — так смотреть… Но мне хотелось узнать, какая вы… на самом деле.
— К вашим услугам, — быстро сказала она и встала из-за стола. Выходя в гостиную под руку с Одри, она между прочим заметила: — Кстати, завтра с нами будет обедать мистер Тривз.
— А это кто? — спросил Невил.
— У него рекомендательное письмо от Руфуса Лордса. Очаровательный пожилой джентльмен. Остановился в «Бэлморал-корте». У него слабое сердце и вообще со здоровьем неважно, но он очень умен и к тому же встречался со многими интересными людьми. Он то ли адвокат, то ли барристер, точно не помню.
— Они там все ужасно старые, — презрительно заметила Кей.
Она стояла рядом с высоким торшером. Томас смотрел как раз в ту сторону, и поскольку она оказалась под его взглядом, то невольно привлекла его внимание.
Он вдруг увидел, насколько она хороша. Яркая, манящая… Цветущая красота всепобеждающей и торжествующей жизни. Он перевел взгляд на Одри, бледную, в своем серебристо-сером платье похожую на мотылька.
Он улыбнулся и пробормотал себе под нос:
— Роза красная и роза белая.
— Что? — переспросила его стоявшая рядом Мэри.
Он повторил и пояснил:
— Как в той старой сказке…
— Очень точно замечено, — согласилась Мэри Олдин.
Глава 5
Мистер Тривз неторопливо потягивал портвейн. Чудесный вкус. Отличный обед — и кушанья, и сервировка. У леди Трессилиан явно нет проблем со слугами.
И дом ведется чудесно, несмотря на то что хозяйка больна.
Жаль, конечно, что леди не покидают столовую после обеда. Мистер Тривз был сторонником старых традиций. Но что поделаешь — у молодежи свои правила.
Он задумчиво смотрел на блестящую и потрясающе красивую жену Невила Стрэнджа.
Да, нынешним вечером она затмила всех. Ее живая красота, казалось, сияла и светилась в полумраке комнаты, где горели только свечи. Рядом с ней, чуть наклонив гладко прилизанную черную голову сидел Тед Латимер. Он умело подыгрывал ей. Она чувствовала себя уверенной и неотразимой.
От одного только взгляда на эту искрящуюся жизнью плоть согревались старые кости мистера Тривза.
Молодость — ничто не может сравниться с молодостью!
Неудивительно, что ее муж потерял голову и оставил свою первую жену. Одри сейчас сидела рядом с ним. Очаровательное создание и, безусловно, настоящая леди — но, увы, подумал мистер Тривз, чаще всего почему-то бросают именно таких женщин.
Он посмотрел на Одри. Голова ее была опущена, она сосредоточенно смотрела в тарелку. Какая-то странная, почти полная неподвижность удивила мистера Тривза. Он присмотрелся внимательнее. Интересно, о чем она думает. Как прелестно спадает прядь волос с этого маленького, похожего на морскую раковину ушка…
Мистер Тривз вздрогнул и вначале даже не сразу сообразил, что все пришло в движение. Он поспешно поднялся на ноги.
В гостиной Кей Стрэндж решительно направилась к граммофону и завела пластинку с танцевальной мелодией.
Мэри Олдин, как бы извиняясь, сказала мистеру Тривзу:
— Вы, конечно, джаза терпеть не можете.
— Отнюдь, — из вежливости солгал мистер Тривз.
— Попозже, мы, возможно, составим партию в бридж, — сказала Мэри. — Но сейчас нет смысла начинать роббер, насколько я знаю, леди Трессилиан очень хотела с вами поболтать.
— Это было бы очень приятно. Леди Трессилиан не спускается вниз?
— Иногда, в кресле-каталке. Мы специально для этого устроили лифт. Но последнее время она предпочитает встречаться в своей комнате. Она дает аудиенции — точно королева. Это дает ей возможность общаться только с теми, с кем она пожелает.
— Очень верно подмечено, мисс Олдин. В манерах леди Трессилиан всегда чувствовалось что-то королевское.
В центре комнаты медленно кружилась в танце Кей.
— Невил, убери-ка отсюда стол, он мешает, — сказала она, вернее, приказала.
Глаза ее горели, губы были чуть-чуть приоткрыты.
Невил послушно отодвинул стол и сделал было шаг по направлению к ней, но она демонстративно повернулась к Теду Латимеру.
— Пойдем, Тед, потанцуем.
Рука Теда тотчас же легла на ее талию.
Они стали танцевать, грациозно изгибаясь, покачиваясь. В их движениях была необыкновенная слаженность. Они явно чувствовали друг друга. Смотреть на них было очень приятно.
— Вполне… профессионально, — как бы про себя проговорил мистер Тривз.
Мэри Олдин немножко удивилась странному словечку, но потом поняла, что оно не выражает ничего иного кроме восхищения. Она взглянула на его мудрое, сморщенное, как у сказочного щелкунчика, личико. Вид у него абсолютно отсутствующий, подумала она, будто он витает где-то далеко-далеко — в своих собственных мыслях.
Невил некоторое время постоял в нерешительности, затем направился к Одри, которая стояла у окна.
— Потанцуем, Одри?
Тон его был официальным, почти холодным. Приглашение это было данью вежливости — и только. Одри Стрэндж ответила не сразу, но потом наклонила голову в знак согласия и шагнула ему навстречу.
Мэри Олдин обронила какое-то ничего не значащее замечание, на которое, впрочем, мистер Тривз никак не отреагировал. Надо же, еще совсем недавно он не проявлял никаких признаков рассеянности, а его учтивость была даже несколько нарочитой. Было такое впечатление, что он где-то витает. Она никак не могла решить, на кого он смотрит: на танцующих или на Томаса Ройда, одиноко притулившегося в дальнем углу.
Едва заметно вздрогнув, мистер Тривз вдруг спросил:
— Извините, вы мне что-то сказали?
— Нет-нет. Просто заметила, что в этом году сентябрь необыкновенно хорош.
— Да, верно, а местные жители ждут не дождутся дождя, — во всяком случае, так мне сказали в гостинице.
— Надеюсь, вам там удобно?
— Да, хотя поначалу, знаете ли, я был просто потрясен…
Мистер Тривз умолк, не закончив фразы.
Одри вдруг остановилась и, чуть отпрянув, с тихим виноватым смешком, сказала Невилу:
— Тут слишком жарко для танцев, — и через стеклянные двери вышла на террасу.
— Ну, иди же за ней, кретин, — прошептала Мэри, по ее разумению, очень тихо, но мистер Тривз все же услышал и удивленно посмотрел на нее.
Она покраснела и принужденно рассмеялась.
— Я просто подумала вслух, — смущенно объяснила она. — Но он и вправду раздражает меня. Такой неповоротливый.
— Мистер Стрэндж?
— Да нет же. Я про Томаса Ройда.
Томас Ройд наконец собрался с духом, чтобы двинуться в сторону террасы, но Невил, после минутного колебания, успел его опередить и вышел через стеклянные двери вслед за Одри.
Взгляд мистера Тривза на мгновение задержался на дверях на террасу, а затем его внимание снова сосредоточилось на танцующих.
— Прекрасный танцор этот мистер, э-э-э, Латимер, кажется, так вы его называли?
— Да, Эдвард Латимер.
— Насколько я понимаю, давний приятель миссис Стрэндж?
— Да.
— А как, простите, этот очень… э-э-э… живописный молодой джентльмен зарабатывает себе на жизнь?
— Ну, по правде говоря, я не знаю.
— Вот как, — протянул мистер Тривз, умудрившись вложить в эти два безобидных словечка бездну смысла.
— Он, кстати, остановился в отеле «Истерхэд Мэй», — сказала Мэри.
— Очень приятное место, — сказал мистер Тривз. И чуть погодя, как бы размышляя вслух, добавил: — Удивительно интересная форма головы — довольно редкий затылок — под прической этого не видно, но, поверьте, удивительный экземпляр.
Он снова помолчал, а потом продолжил еще более задумчиво:
— Последний раз я встречал подобную форму у человека, который получил десять лет тюрьмы за зверское убийство старика ювелира.
— О Господи, воскликнула Мэри. — Неужели вы…
— Отнюдь, отнюдь, вы совершенно не так меня поняли. Я вовсе не намеревался компрометировать одного из ваших гостей. Я просто хотел сказать, что жестокие и безжалостные убийцы с виду подчас оказываются вполне милыми и симпатичными молодыми людьми. Странно, но факт.
Он мягко ей улыбнулся.
— Знаете, мистер Тривз, — сказала Мэри. — Я начинаю вас немножко побаиваться.
— Вот уж напрасно, миледи.
— Но это правда. Вы… так все подмечаете.
— Да, глаз у меня по-прежнему хоть куда, — задумчиво сказал мистер Тривз. Он помолчал и добавил: — Но порой меня одолевают сомнения — хорошо это или не очень…
— А разве это может быть плохо?
Мистер Тривз неуверенно покачал головой:
— Иногда это накладывает определенную ответственность. Но знаете, иногда очень непросто решиться действовать… как считаешь должным.
В гостиной появился Херстолл с подносом, на котором дымился кофе.
Подав чашечки Мэри и старому юристу, он направился к Томасу Ройду, а потом, повинуясь едва заметному жесту Мэри, поставил поднос на невысокий столик рядом с окном и вышел из комнаты.
— Мы сперва дотанцуем, — бросила Кей из-за плеча Теда.
— Я, пожалуй, отнесу кофе Одри на террасу, — сказала Мэри.
С чашечкой в руке она подошла к двери. Мистер Тривз сопровождал ее. На пороге она остановилась, и он заглянул ей через плечо.
Одри сидела в углу балюстрады. В ярком лунном свете красота ее ожила. Это была скорее красота линий, а не красок. Изысканная линия скул, тонко очерченный подбородок, изумительная форма головы и прямой маленький нос. Эта красота останется с Одри на всю жизнь, даже когда она постареет — она не зависела от того, насколько упруги мускулы и кожа — ибо это была красота благородных, безупречных пропорций. Серебристое платье еще больше усиливало эффект. Она сидела, неподвижно, а Невил Стрэндж стоял чуть поодаль и не мог отвести от нее глаз.
Он сделал шаг по направлению к ней.
— Одри, — сказал он, — ты…
Она, вздрогнув, живо вскочила и тут же потянулась рукой к мочке уха.
— Ах, сережка… должно быть, я обронила ее.
— Где? Дай поищу.
Оба разом наклонились и — нечаянно столкнулись. Одри резко отпрянула, и Невил воскликнул:
— Погоди, пуговица — она зацепилась за твои волосы. Пожалуйста, сейчас…
Она послушно замерла, пока он возился с пуговицей.
— Ой! Не дергай так, Невил, мне больно… какой же ты неловкий. Пожалуйста, давай…
— Извини, я… я совсем запутался.
В ярком лунном свете двум зрителям на пороге террасы было прекрасно видно то, чего не могла видеть Одри: как сильно дрожали пальцы Невила, покуда он пытался освободить белокурую, мерцающую серебром прядь.
Одри и сама дрожала — словно ей отчего-то вдруг сделалось очень холодно.
Мэри Олдин вздрогнула, услышав у себя за спиной медлительно-спокойное:
— Позвольте…
Томас Ройд, миновав их с мистером Тривзом, вышел на террасу.
— Давайте я помогу вам, Стрэндж, — сказал он.
Невил выпрямился, и Одри шагнула от него прочь.
— Уже не надо. Все в порядке.
Лицо Невила заметно побледнело.
— Ты озябла, — сказал Томас Одри. — Пойдем в дом. Выпьем кофе.
Они пошли прочь, а Невил, отвернувшись, стал смотреть на темное море.
— Я принесла кофе, — сказала Мэри. — Но может, тебе и в самом деле лучше вернуться в гостиную.
— Да, — согласилась Одри, — мне лучше вернуться. Все потянулись в гостиную. Тед и Кей уже закончили свой танец.
Дверь отворилась, вошла высокая долговязая женщина в черном и важно сказала:
— Миледи желает всем приятного вечера и просит мистера Тривза подняться к ней наверх.
Глава 6
Леди Трессилиан встретила мистера Тривза с явным удовольствием.
Вскоре оба уже были подхвачены потоком приятных воспоминаний о прежних временах и общих знакомых.
Через полчаса леди Трессилиан удовлетворенно вздохнула.
— Право, я получила огромное удовольствие! Что может сравниться с такими историями — пикантными и скандальными…
— Да, это придает жизни известную остроту, — согласился мистер Тривз.
— Кстати, — сказала леди Трессилиан, — как вам наш вариант любовного треугольника?
Мистер Тривз недоуменно посмотрел на нее:
— М-м-м… какого треугольника?
— Только не притворяйтесь, что вы ничего не заметили! Я имею в виду Невила и его жен.
— Ах, вы об этом! Нынешняя миссис Стрэндж необычайно привлекательная женщина.
— Как, впрочем, и Одри, — сказала леди Трессилиан.
— Ну да, в ней тоже есть определенное очарование, — согласился мистер Тривз.
— Не хотите ли вы сказать, что способны понять мужчину, который оставил Одри — женщину редких достоинств — ради… ради какой-то Кей?
— Вполне способен, — спокойно ответил мистер Тривз. — Такое случается сплошь и рядом.
— Отвратительно. Я бы на месте этого мужчины очень скоро взвыла бы со скуки… с этой Кей, и начала бы беситься, что сваляла такого дурака!
— Такое тоже случается сплошь и рядом. Внезапные вспышки страсти редко длятся слишком долго. — Голос самого мистера Тривза был совершенно лишен каких-либо эмоций.
— И что потом? — поинтересовалась леди Трессилиан.
— Обычно партнеры… э-э-э… как-то приспосабливаются друг к другу. Впрочем, нередко все кончается вторым разводом. И мужчина женится в третий раз — на той, кто проявит к нему сочувствие…
— Чушь! Невил вовсе не какой-то там мормон[148]. Не судите по вашим клиентам!
— Случается, что такие мужчины возвращаются к первой жене.
Леди Трессилиан покачала головой:
— Не тот случай! Одри слишком горда.
— Вы так считаете?
— Я в этом уверена. И не иронизируйте, пожалуйста!
— По моему опыту, — сказал мистер Тривз, — когда дело касается любви, гордость уходит на второй план и проявляется только на словах.
— Вы не понимаете Одри. Она очень любила Невила. Может быть, даже слишком. После того как он бросил ее ради этой девицы… (кстати, я виню в этом не его одного — эта Кей просто не давала ему проходу — сами знаете, мужчины все одинаковы!)… так вот, после того как он ее бросил, я была уверена, что она ни за что не будет с ним общаться.
Мистер Тривз вежливо кашлянул:
— Но тем не менее она здесь!
— Ну да, — раздраженно согласилась леди Трессилиан. — Поди разберись в современной молодежи. Мне кажется, Одри приехала сюда, чтобы показать, что он ей безразличен, и эта история уже не имеет для нее никакого значения.
— Возможно-возможно, — согласился мистер Тривз, потирая подбородок. — Во всяком случае, самой себе, она скорее всего говорит именно так.
— Вы хотите сказать… То есть вы думаете, будто она все еще любит его и хочет вернуть… Да нет же! Никогда в это не поверю!
— И тем не менее это возможно.
— Не потерплю, — сказала леди Трессилиан. — Не потерплю этого в моем доме!
— Вы ведь и сами чувствуете что-то неладное? — спросил проницательный мистер Тривз. — Какое-то напряжение. Я лично сразу его почувствовал.
— Вы тоже? — быстро спросила леди Трессилиан.
— Да. И должен признаться, я… в некотором замешательстве. Истинные побуждения присутствующих мне не ясны, но явно попахивает порохом. Взрыв может произойти в любой момент.
— Ну будет вам, вы словно какой-нибудь Гай Фокс[149]. Лучше скажите, что делать?
Мистер Тривз развел руками.
— Право, не знаю, что и посоветовать. Есть тут некий ключевой момент. И ежели удалось бы его сгладить… Но знаете, тут столько всего неясного…
— Я вовсе не расположена просить Одри уехать, — сказала леди Трессилиан. — С моей точки зрения, в создавшейся ситуации она ведет себя как истинная леди. Она учтива и в то же время держит дистанцию. Я считаю, ее манера поведения безукоризненна.
— Согласен, — кивнул мистер Тривз, — полностью с вами согласен. И тем не менее эта манера явно задевает Невила Стрэнджа.
— А вот Невил, — сказала леди Трессилиан, — ведет себя не лучшим образом. И я намерена с ним поговорить. Но и его я не могу вот так просто выставить. Мэтью относился к нему как к сыну…
— Знаю.
Леди Трессилиан вздохнула и очень тихо сказала:
— Вы ведь знаете, Мэтью утонул здесь?
— Да.
— Многие удивлялись, что я тогда не уехала. А как я могла уехать? Здесь Мэтью всегда рядом со мной. Весь дом полон им. В любом другом месте я чувствовала бы себя чужой и одинокой. — Она немного помолчала. — Поначалу я надеялась, что скоро уйду вслед за ним. Здоровье-то мое становилось все хуже и хуже. Но оказалось, я — вроде покосившихся ворот, которые все скрипят, скрипят и не падают. — Она гневно ударила рукой по подушке. — Признаться, радости в этом мало! Я надеялась, что все свершится быстро — раз, и все — встречу смерть лицом к лицу. Но она вот крадется за мной по пятам, все время рядом, опутывает меня болячками, пригибает все ниже и ниже, но окончательный удар так и не наносит… Я становлюсь все беспомощней, все больше завишу от других людей!
— Но уверен, от преданных людей. Ведь ваша служанка любит вас?
— Баррет? Это она, кстати, привела вас ко мне. Я без нее как без рук. Без этой настырной старой ведьмочки! Преданнейшее создание. Она со мной уже много лет.
— А кроме того, у вас есть мисс Олдин. С ней, я должен сказать, вам невероятно повезло.
— Вы правы. Это действительно большая удача.
— Родственница?
— Очень дальняя. Мэри, знаете ли, из тех самоотверженных созданий, которых судьба то и дело вынуждает жертвовать собою во имя других. Вначале ухаживала за отцом — умнейший был человек, но привереда страшный! Когда он умер, я уговорила ее переселиться ко мне и благословляю тот день, когда она здесь появилась. Вы не представляете, какой кошмар обычные компаньонки. Никчемные и нудные создания. С ума можно сойти от их тупости. Как правило, они идут в компаньонки, поскольку больше ни на что не способны. А Мэри — настоящий подарок. Она очень умненькая, при этом у нее все в порядке с логикой. Она много читала, с ней о многом можно поговорить. Она и в практических делах очень хваткая. Прекрасно ведет дом, умеет управляться со слугами — у нее особо не забалуешь и, заметьте, никаких ссор — даже не понимаю, как ей это удается. И потом, у нее потрясающее чувство такта.
— Давно она у вас?
— Лет двенадцать, нет, больше. Лет тринадцать-четырнадцать — что-то в этом роде. Для меня она большое утешение.
Мистер Тривз кивнул.
Леди Трессилиан, наблюдавшая за ним из-под опущенных век, вдруг сказала:
— А в чем дело? Вас что-то беспокоит?
— Немножко, — признался мистер Тривз, — совсем чуть-чуть. А у вас острый глаз.
— Люблю наблюдать за людьми, сказала леди Трессилиан. — Я всегда знала, что у Мэтью на уме.
Она вздохнула и откинулась на подушки.
— А теперь ступайте. — Слова эти не могли обидеть, поскольку все походило на окончание аудиенции у королевы. — Я очень устала. Но вы доставили мне массу удовольствия. Обязательно приезжайте еще и поскорее.
— Всенепременно воспользуюсь вашим любезным приглашением. И надеюсь, что я не слишком утомил вас своей болтовней.
— Ах, оставьте. Усталость всегда настигает меня внезапно. Прежде чем уйти, позвоните, пожалуйста, в колокольчик.
Мистер Тривз с любопытством дернул за толстый шнурок, оканчивающийся пышной кистью.
— Настоящий анахронизм, — улыбнулся он.
— Мой колокольчик-то? Да. Не признаю я этих электрических новшеств. То и дело ломаются, и жмешь себе на кнопку впустую. А этот никогда не подводит. Такой же наверху, в комнате Баррет, прямо у нее над кроватью. И если я еще раз позвоню, она мигом примчится.
Выходя из комнаты, мистер Тривз услышал, как леди Трессилиан снова дернула за шнурок, и где-то наверху послышалось приглушенное дребезжание. Он поднял голову и увидел трос, протянутый по потолку в комнату прислуги. Баррет тут же прошмыгнула мимо него к хозяйке.
Мистер Тривз стал медленно спускаться по лестнице, решив не затевать возни с лифтом. На лице его застыло выражение озабоченности.
В гостиной все были в полном сборе, и Мэри Олдин тотчас предложила составить партию в бридж, на что мистер Тривз ответил вежливым отказом, сославшись на то, что вскоре собирается откланяться.
— В моей гостинице, — сказал он, — придерживаются определенных традиций. Предполагается, что все постояльцы возвращаются к себе до полуночи.
— У вас еще много времени — сейчас всего половина одиннадцатого, — сказал Невил. — Надеюсь, они не оставят вас на улице?
— Нет, конечно. У меня создалось впечатление, что двери гостиницы вообще не запирают на ночь. Так что любой может войти… Видимо, хозяева доверяют местным жителям.
— Здесь вообще не принято запирать двери, — сказала Мэри Олдин. — У нас они тоже весь день нараспашку — правда, ночью мы все же запираем.
— А что собой представляет эта ваша «Бэлморал-корт»? — спросил Тед Латимер. — Снаружи она выглядит как обычное викторианское здание.
— Внутри то же самое, — ответил мистер Тривз. — Все с викторианским размахом. Роскошные кровати, прекрасная кухня, огромных размеров викторианские гардеробные… Отделанные красным деревом шикарные ванны…
— Вы, помнится, говорили, что поначалу вас что-то расстроило? — спросила Мэри.
— Ах, это. В письме я настоятельно просил оставить мне две комнаты непременно на первом этаже. У меня слабое сердце, и лестницы мне противопоказаны. Приезжаю, и — о ужас! — на первом этаже все номера заняты. А взамен мне предложили две комнаты — надо отдать должное, очень приличные комнаты — наверху. Я начал выяснять, но как оказалось, один из завсегдатаев, который должен был ехать в Шотландию, внезапно захворал, а потому был вынужден остаться…
— Это мистер Лукан, если я не ошибаюсь? — спросила Мэри.
— Да-да, он самый. В общем, пришлось смириться. К тому же в гостинице есть лифт — так что все чудесно устроилось…
— А почему бы и тебе, Тед, не остановиться в «Бэлморал-корт», — сказала Кей. — Это куда ближе отсюда.
— Не думаю, что для меня это подходящее место.
— Совершенно согласен с вами, мистер Латимер, — сказал мистер Тривз. — Вряд ли это для вас подходящее место…
Тед Латимер почему-то покраснел.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он.
Мэри Олдин, почувствовав возникшее напряжение, поспешила заговорить о последней газетной сенсации.
— Я слышала, его поймали… я об этой страшной истории с сундуком — в Кентиш-Тауне…
— Это уже второй, кого они сцапали, — уточнил Невил. — Надеюсь, на этот раз они взяли того, кого надо.
— Все равно им придется отпустить его, — сказал мистер Тривз.
— Маловато улик? — спросил Ройд.
— Точно так.
— Рано или поздно, — сказала Кей, — улик будет достаточно.
— Не всегда, миссис Стрэндж. Знали бы вы, сколько их из-за этого разгуливает на свободе.
— И даже если все знают, что они виновны?
— В том-то и дело… Есть одна тварь, — мистер Тривз пояснил, что речь идет о нашумевшем преступлении двухлетней давности, — точно известно, что именно он повинен в смерти ребенка — и что же… Его алиби подтверждают два лжесвидетеля и хотя доподлинно известно, что они собой представляют, — ничего поделать нельзя. Полиция бессильна. А убийца разгуливает на свободе.
— О ужас! — сказала Мэри.
Томас Ройд выбил свою трубку и по обыкновению спокойно и задумчиво проговорил:
— Это лишний раз подтверждает мое мнение — бывают случаи, когда необходимо взять исполнение приговора в свои руки.
— Что вы хотите сказать, мистер Ройд?
Томас принялся снова набивать трубку. Угрюмо наблюдая за своими пальцами, он заговорил рублеными, отрывистыми фразами:
— Скажем, свершилось грязное дело — вам известен человек, который его совершил, но при этом он неуязвим для существующих законов, то есть по закону его никак нельзя наказать. Тогда, я и говорю — вполне можно осуществить приговор самолично.
— В корне неверная теория, мистер Ройд, — мягко заметил мистер Тривз. — Ведь подобное действие само по себе противозаконно.
— Ничего подобного. Предположим, что имеются неоспоримые факты — а закон бессилен!
Все равно вершить суд частным образом недопустимо.
Томас улыбнулся — очень мило и вежливо:
— Я все-таки с вами не согласен. Если человек заслуживает того, чтобы ему свернули шею, почему бы не взять на себя ответственность… и не сделать этого.
— И, в свою очередь, предстать перед судом!
Продолжая улыбаться, Томас ответил:
— Можно все сделать осторожно… Изловчиться, так сказать…
— Ну, тебя-то, Томас, сразу выведут на чистую воду, — громко, проговорила Одри.
— Ну это еще как сказать.
— Мне известен один случай, — начал мистер Тривз и, чуть замявшись, извиняющимся тоном добавил: — Криминология, знаете ли, моя слабость.
— Расскажите, пожалуйста, — попросила Кей.
— У меня довольно обширная коллекция преступлений, — сказал мистер Тривз. — Но лишь немногие из них действительно представляют интерес. Большинство убийц действуют на удивление банально и недальновидно. Идем не менее. Могу рассказать вам одну весьма любопытную историю.
— Давайте, давайте, — сказала Кей, — люблю разные истории…
Мистер Тривз начал, медленно и тщательно подбирая слова:
— В деле замешан ребенок. Не стану упоминать его возраста… Факты, однако, таковы. Двое играли с луком и стрелами. Один выстрелил и попал в другого, в результате чего тот скончался. Состоялось следствие, и оставшийся в живых ребенок был оправдан — решили, что произошел несчастный случай. Все его даже жалели — ведь ему всю жизнь предстояло нести на себе груз непреднамеренного убийства…
Мистер Тривз умолк.
— И все? — удивился Тед Латимер.
— И все. Несчастный случай. Но была в этой истории и другая сторона. Один фермер за несколько дней до несчастного случая, идя по лесу, случайно увидел на поляке ребенка, упражнявшегося в стрельбе из лука.
Он сделал паузу, чтобы слушатели могли осмыслить сказанное.
— Вы хотите сказать, — недоверчиво предположила Мэри, — что это был не несчастный случай, а преднамеренное убийство?
— Не знаю, — сказал мистер Тривз. — До сих пор не знаю. В материалах дознания сказано, что дети не умели обращаться с луком и стрелами, это и стало причиной трагедии.
— Но на самом деле это не так?
— Во всяком случае, в отношении одного из детей это абсолютно не так!
— И как же поступил фермер? — прошептала Одри.
— А никак. Прав он или не прав — я, например, так и не смог для себя решить. В конце концов, речь шла о судьбе ребенка. А ребенок, рассудил он, имеет право на презумпцию невиновности, если остается хоть тень сомнения.
— Но у вас лично сомнений нет?
Мистер Тривз нахмурился.
— Лично я убежден, что имело место самое настоящее убийство — хладнокровное и тщательно спланированное, хотя и совершенное ребенком.
— А мотив? — спросил Тед Латимер.
— Ну это сколько угодно. Кто-то когда-то ударил… или обозвал — вполне достаточно для длительного чувства ненависти. Дети умеют ненавидеть и…
— Вынашивать, обдумывать преступные планы?! — воскликнула Мэри.
Мистер Тривз кивнул.
— Да, это, пожалуй, самое страшное в том деле. Ребенок, у которого сердце распирает от злобы, день за днем вынашивает план мести, и, наконец, — страшный финал: роковой выстрел, трагедия, горе и отчаяние близких. Трудно поверить — настолько трудно, что присяжные, пожалуй, и не смогли бы в это поверить.
— А что с ним стало — с этим ребенком? — полюбопытствовала Кей.
— Думаю, ему дали другую фамилию, — ответил мистер Тривз. — После дознания и освещения дела в прессе, это было бы вполне разумно. Сейчас этот ребенок стал уже взрослым, живет где-нибудь. Но есть ли гарантия, что он изменился, что душа его очистилась?
Он помолчал и задумчиво добавил:
— Это было давно, очень давно, но я все равно мог бы опознать этого маленького убийцу.
— Вряд ли, — заметил Ройд.
— Дело в том, что у него была одна физическая особенность… впрочем, довольно об этом. Не самая приятная тема для разговора. А теперь мне действительно пора домой.
Он встал.
— А может быть, все же что-нибудь выпьете? — предложила Мэри.
Напитки были на столике в противоположном конце комнаты. Томас Ройд, находившийся к ним ближе всех, подошел и взял со столика графин с виски.
— Виски с содовой, мистер Тривз? А вам, Латимер?
— Чудесный вечер. Давай немного пройдемся, — вполголоса предложил Невил Одри, которая стояла и смотрела на залитую лунным светом террасу.
Он шагнул к ней и остановился чуть поодаль, ожидая ответа. Но она резко замотала головой и отошла от дверей:
— Нет. Я… я устала. И пожалуй… пожалуй, пойду прилягу.
Она пересекла гостиную и вышла. Кей протяжно зевнула.
— Что-то мне тоже захотелось спать. А вам, Мэри?
— Да, пожалуй. Доброй ночи, мистер Тривз. Томас, пожалуйста, проводите мистера Тривза.
— Доброй ночи, мисс Олдин. Доброй ночи миссис Стрэндж.
— Завтра мы приедем к тебе на ленч, Тед, — сказала Кей. — Может, искупаемся, если будет такая же погода.
— Прекрасно. Буду ждать. Доброй ночи, мисс Олдин.
И обе женщины вышли из комнаты.
Тед Латимер почтительно обернулся к мистеру Тривзу:
— Нам по пути, сэр. Мне на переправу, так что я могу проводить вас до гостиницы.
— Спасибо, мистер Латимер, буду рад вашей компании.
Однако мистер Тривз, вроде бы торопившийся уйти, похоже, передумал. Вальяжно устроившись в кресле, он потягивал виски и, казалось, был целиком поглощен выуживанием из Томаса Ройда информации о жизни в Малайзии.
Ройд по обыкновению отвечал на вопросы односложно. Судя по его сдержанности, все самые обыденные мелочи жизни малазийского плантатора составляли прямо-таки государственную тайну. Он определенно думал о чем-то своем и отвечал с трудом, явно не слишком вникая в то, о чем его спрашивали.
Тед Латимер весь истомился. Ему было скучно, и он не чаял поскорее покинуть сие приятное общество.
Вдруг, встрепенувшись, он воскликнул:
— Чуть не забыл. Я же принес Кей граммофонные пластинки, которые она просила. Они в прихожей. Пойду принесу. Передайте их ей завтра, Ройд.
Томас кивнул. Тед вышел из комнаты.
— У этого молодого человека весьма неспокойный характер, — заметил мистер Тривз.
В ответ Ройд невразумительно хмыкнул.
— Он, я полагаю, друг миссис Стрэндж? — спросил юрист.
— Кей Стрэндж, — ответил Томас.
Мистер Тривз улыбнулся.
— Да-да, конечно, это я и имел в виду. Вряд ли он может быть другом первой миссис Стрэндж.
— Безусловно, — с чувством подтвердил Ройд и, поймав на себе ироничный взгляд старика, чуть покраснел и добавил: — Я хотел сказать…
— О, я прекрасно понял, мистер Ройд, что вы хотели сказать. Вы ведь, если я не ошибаюсь, как раз и есть друг миссис Одри Стрэндж?
Томас Ройд не торопясь набивал трубку. Он, казалось, был полностью поглощен этим занятием и поэтому, не поднимая глаз, пробормотал:
— М-да. Мы в некотором роде росли вместе.
— Она, должно быть, была очаровательной девочкой?
— Угу, — промычал Томас Ройд.
— Есть некая неловкость в том, что в доме сразу две миссис Стрэндж, не находите?
— О да, безусловно.
— Непростая ситуация для первой миссис Стрэндж.
Лицо Томаса Ройда залила краска:
— Крайне непростая.
Мистер Тривз подался вперед и резко спросил:
— Зачем она приехала, мистер Ройд?
— Ну, наверное, — неуверенно начал Томас, — она… не могла отказать.
— Отказать? Кому?
Ройд неуклюже заерзал.
— Ну… вообще-то она всегда приезжает сюда в это время — в начале сентября.
— И леди Трессилиан пригласила Невила Стрэнджа с новой супругой именно в это же время? — В голосе старого джентльмена слышалось некоторое недоверие.
— Думаю, Невил сам напросился.
— Он хочет… э-э-э… помириться?
Ройд опять поерзал в кресле и, не глядя собеседнику в глаза, выдавил:
— Похоже на то.
— Странно.
— На редкость глупая выходка, — согласился Томас.
— Есть в этом что-то не совсем… пристойное, — сказал мистер Тривз.
— Ну, нынче, говорят, так принято, — неопределенно заметил Томас.
— Я вот что думаю, — продолжил мистер Тривз, — а может, это чья-нибудь еще идея?
Ройд недоумевающе на него посмотрел.
— Чья-нибудь еще?
Мистер Тривз вздохнул.
— Обычно находится уйма всяких доброхотов, которые очень любят улаживать чужие дела и иногда такое насоветуют, что… — Он оборвал свою тираду, поскольку в этот момент с террасы в гостиную вернулся Невил. Одновременно с ним из двери, которая вела в холл, появился Тед Латимер.
— А, Тед, что это у вас? — спросил Невил.
— Граммофонные пластинки для Кей. Она просила принести.
— Вот как? Мне она ничего не говорила.
Возникла неловкая пауза. Невил подошел к столику с напитками и налил себе виски с содовой. Вид у него был несчастный и взволнованный, он тяжело дышал.
Мистер Тривз почему-то вдруг вспомнил, как кто-то однажды сказал про Невила — «счастливчик Стрэндж — у него есть все, что только можно пожелать». Однако в этот момент он совсем не походил на счастливого человека.
Томас Ройд при появлении Невила, видимо, решил, что теперь может сложить с себя обязанности хозяина. Даже не попрощавшись, он вышел из комнаты и сделал это несколько торопливее, чем обычно. Это напоминало бегство.
— Приятный вечер, — вежливо сказал мистер Тривз, отставляя свой бокал в сторону. — И очень поучительный.
— Поучительный? — Невил удивленно поднял брови.
— В отношении сведений о Малайском государстве, — пояснил Тед, широко улыбаясь. — Тяжелая работа — вытягивать их из Гранитного Томаса.
— Странный парень, этот Ройд, — сказал Невил. — По-моему, он всегда был таким. Только и знает, что курить свою вонючую трубку, да всех слушать, сам же кроме «угу» да «м-да» — ни гу-гу, и при этом выглядит страшно умным, просто умудренный филин.
— Возможно, он просто больше думает, чем говорит, — предположил мистер Тривз. — А теперь мне действительно пора.
— Как-нибудь на днях зайдите еще раз к леди Трессилиан, — сказал Невил, провожая мистера Тривза в прихожую. — Вы так ее подбадриваете… Она ведь теперь почти не общается с внешним миром. А женщина она замечательная. Вы не находите?
— Да. Беседа с ней — настоящее пиршество для ума.
Мистер Тривз тщательно застегнул плащ, повязал кашне и, еще раз пожелав всем спокойной ночи, удалился в сопровождении Теда Латимера.
«Белморал-корт» был всего в ста ярдах от дома, сразу за поворотом. Чопорный и неприступный, он высился в темноте, как первый страж воинства — беспорядочно разбросанных за ним домишек рыбачьего поселка.
Переправа, к которой направлялся Тед Латимер, была двумястами ярдами дальше, в самом узком месте реки.
Мистер Тривз остановился у дверей гостиницы и протянул руку.
— Доброй ночи, мистер Латимер. Вы еще долго здесь пробудете?
Тед сверкнул белозубой улыбкой.
— Как получится, мистер Тривз… Пока мне тут нескучно.
— Да-да, могу себе представить. Наверное, как большинство современных молодых людей, вы больше всего боитесь скуки. Но поверьте, на свете есть вещи и похуже.
— Например?
Голос Теда Латимера звучал мягко и вежливо, но было в нем что-то еще — нечто почти неуловимое, запрятанное очень глубоко…
— Пусть это вам подскажет ваше воображение, мистер Латимер. Не осмеливаюсь давать советов. Ведь советы допотопного старичка, вроде меня, воспринимаются не слишком серьезно. Возможно, так оно и должно быть. Но у нас, у старых развалин, имеется некий опыт. И мы тешим себя мыслью, что он кое-чему нас научил. Знаете ли, за долгую жизнь мы много чего повидали.
В этот момент луна скрылась за облаком и на улице сделалось совершенно темно. Из черноты вдруг выплыла мужская фигура. Неизвестный поднимался следом за ними по склону холма.
Им оказался Томас Ройд.
— Вот решил прогуляться на ночь — пройтись до переправы, — пробурчал он сквозь зубы, в которых сжимал свою неизменную трубку.
— Это ваша гостиница? — спросил он мистера Тривза. — Похоже, она заперта.
— О, на самом деле это не так.
Мистер Тривз повернул массивную медную ручку, и дверь медленно отворилась.
— Давайте мы вас проводим, — предложил Ройд.
Все трое вошли в холл. Было сумрачно, горела всего одна электрическая лампочка. В холле было пусто, их встретили только запахи минувшего обеда, пыльного бархата и хорошего мебельного лака.
Мистер Тривз вдруг догадливо ахнул.
На дверце лифта висела табличка: «Лифт не работает».
— Ах ты, Господи, — сказал мистер Тривз, — какая неприятность. Теперь придется подниматься по этим несносным ступенькам.
— Плохо дело, — сказал Ройд. — Может, есть служебный лифт, для багажа, персонала?
— Боюсь, что нет. Он у них про все один. Ничего, как-нибудь доберусь. Ну, спокойной ночи, молодые люди.
И он начал медленно подниматься по ступенькам. Ройд и Латимер, попрощавшись, вышли на улицу.
Они немного постояли, затем Ройд резко бросил:
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. До завтра.
— Угу.
Тед Латимер легкой походкой зашагал вниз по склону к парому. Томас Ройд, немного постоял, глядя ему вслед, а потом медленно побрел в сторону Галлз-Пойнт.
Из-за облака снова выглянула луна, и поселок Солткрик вновь залило серебряным светом.
Глава 7
— Совсем как летом, — сказала Мэри Олдин.
Они с Одри сидели на пляже перед роскошным фасадом отеля «Истерхэд Бэй». Одри в белом купальном костюме походила на изящную статуэтку из слоновой кости. Мэри не купалась. Чуть поодаль от них, раскинув руки, нежилась Кей, подставив солнцу свою необыкновенно красивую бронзовую спину.
— Бр-р, — она поднялась, села и состроила гримасу, — вода такая холодная.
— Сентябрь все-таки, — заметила Мэри.
— А в Англии всегда холодно, — недовольно фыркнула Кей. — Как бы я хотела сейчас оказаться на юге Франции. Вот уж где по-настоящему жарко.
Латимер, лежавший рядом с ней, пробурчал:
— Тут и солнце-то не настоящее.
— А вы так и не окунетесь, мистер Латимер? — спросила Мэри.
Кей засмеялась.
— А Тед вообще не купается. Он как ящерица, только греется на солнышке.
Она протянула ногу и толкнула пальчиком Теда. Он вскочил.
— Пойдем прогуляемся, Кей. Я замерз.
И они пошли вдоль пляжа.
— Как ящерица? Не слишком лестное сравнение, — сказала Мэри, глядя им вслед.
— Вам тоже кажется, что он как ящерица? — спросила Одри.
Мэри Олдин нахмурилась.
— Не сказала бы. Ящерица это что-то безобидное, почти ручное. Не думаю, что Тед ручной.
— Да, — медленно проговорила Одри, — я тоже так не думаю.
— Как они хороши вместе, — сказала Мэри, наблюдая за удаляющейся парой. — Так подходят друг другу. Правда?
— Правда.
— У них много общего, — продолжала рассуждать вслух Мэри. — Они одинаково думают… говорят… Какая жалость, что…
Она замолчала.
— Что — что? — резко спросила Одри.
— Я хотела сказать, — нерешительно проговорила Мэри, — какая жалость, что она встретилась с Невилом.
Одри сразу будто окаменела. Лицо ее приняло то выражение, которое Мэри называла про себя «нацепить ледяную маску Одри».
— Извини, Одри, — быстро сказала Мэри. — Мне не следовало этого говорить.
— Я бы предпочла, если ты не возражаешь, не обсуждать эту тему.
— Конечно-конечно. Какая я все-таки дура. Просто я думала, что… что ты уже все пережила.
Одри медленно повернулась к ней. Со спокойным, бесстрастным выражением на лице она сказала:
— Уверяю тебя, мне нечего переживать. Я абсолютно к этому равнодушна. И от всего сердца желаю, чтобы Невил и Кей были счастливы.
— Ты очень добра, Одри.
— Это не доброта. Это то, что есть на самом деле. И я считаю, это не… это неразумно держаться за прошлое. «Как жаль, что это случилось!» Все прошло. Зачем ворошить старое? Жить надо настоящим.
— Мне кажется, — просто сказала Мэри, — что люди вроде Кей и Теда так интересны мне потому, что не похожи на тех, с кем мне всю жизнь доводилось общаться.
— Да, они совсем другие.
— Ты тоже другая, — с неожиданной горечью сказала Мэри. — Ты жила, страдала, у тебя было то, чего у меня, скорее всего, никогда не будет. Да, ты была несчастна, даже очень несчастна, но мне кажется, это все-таки лучше чем… чем ничего. Чем сплошная пустота!
Последние слова она проговорила с несвойственной ей страстью.
Одри, округлив от удивления глаза, взглянула на нее с некоторой опаской.
— Вот уж никогда бы не подумала, какие в тебе кипят страсти.
— Правда? — Мэри смущенно засмеялась. — Это просто минутная слабость, дорогая. На самом деле все не так страшно.
— Конечно, тебе не позавидуешь, — задумчиво проговорила Одри. — Всю жизнь рядом с Камиллой. Она, несомненно, милая, но… Помогать ей, управляться со слугами, из дома ни на шаг, все время как на привязи…
— Зато у меня есть стол и кров, — сказала Мэри. — У многих нет даже этого. И потом, знаешь, Одри, я не жалуюсь. — На губах у нее промелькнула едва заметная усмешка. — У меня тоже есть свои маленькие радости.
— Тайные грешки? — улыбаясь спросила Одри.
— Ну, я люблю планировать события, — расплывчато сказала Мэри. — В мыслях, понимаешь? И люблю иногда поэкспериментировать над… над людьми. Мне интересно, могу ли я заставить их реагировать на мои слова так, как мне хочется.
— Да это прямо садизм какой-то! Как, оказывается, мало я тебя знаю!
— Ну что ты, это все невинные забавы. Можно сказать, детские.
— А на мне ты экспериментировала? — с любопытством спросила Одри.
— Нет. Ты — единственный абсолютно непонятный мне человек. Никогда не знаешь, что у тебя на уме.
— Возможно это и к лучшему, — мрачно сказала Одри.
Она зябко поежилась, и Мэри воскликнула:
— Да ты замерзла!
— Немного. Пойду оденусь. Как-никак уже осень наступила.
Мэри Олдин осталась одна. На воде прыгали солнечные блики. Начинался отлив. Она растянулась на песке и закрыла глаза.
Ленч в отеле получился восхитительным. Там было полно народа, хотя пик сезона уже миновал. Как странно видеть сразу столько людей. Но оно и понятно: ей ведь так редко удается вырваться из дома. Хоть какой-то просвет в монотонной ее жизни. И потом, это облегчение от напряженной атмосферы, царящей в последнее время в Галлз-Пойнт. Конечно, Одри тут ни при чем, все это Невил…
Течение ее мыслей было внезапно прервано — рядом с ней плюхнулся на песок Тед Латимер.
— А куда вы подевали Кей? — спросила Мэри.
— Ее затребовал законный владелец.
Что-то в его тоне заставило Мэри подняться и сесть. Она поглядела вдаль, на сияющую полоску золотого песка, где вдоль берега брели Невил и Кей. Мэри искоса взглянула на Теда.
До сих пор она считала этого человека хладнокровным, дерзким, даже опасным. И только сейчас заметила, что, в сущности, он очень молод и очень раним. «Наверное, влюблен в Кей, — подумала Мэри, — по-настоящему любит ее, а явился Невил и увел…»
— Надеюсь, — мягко сказала она, — вам тут уютно.
Это были обычные, ничего не значащие слова. Мэри Олдин, впрочем, редко употребляла другие — предпочитала светские, ни к чему не обязывающие фразы. Но в ее тоне угадывалось сочувствие и, может быть, впервые со времени их знакомства — дружелюбие.
— Не хуже и не лучше, чем в любом другом месте, — ответил Тед Латимер.
— Мне очень жаль, — сказала Мэри.
— На самом деле вам наплевать! Я не из вашего круга, а на что вам нужны переживания какого-то чужака!
Она повернулась, чтобы взглянуть на этого удивительно красивого и ужасно несчастного молодого человека. И наткнулась на дерзкий вызывающий взгляд.
Словно только сейчас о чем-то догадавшись, она медленно проговорила:
— Я поняла. Вы нас не любите.
Он усмехнулся.
— А вы как думали?
— Я думала иначе, — задумчиво проговорила она. — Да, иначе. Многое воспринимаешь как должное. Следует быть внимательнее. Мне действительно не приходило в голову, что мы вам не нравимся. Мы ведь старались принять вас как можно лучше… как друга Кей.
— Вот именно — как друга Кей!
В этой реплике чувствовалась уже настоящая ненависть.
С обезоруживающей кротостью Мэри сказала:
— Знаете, мне правда хочется понять, почему вы нас не любите? Что мы такое сделали? Чем навлекли ваш гнев?
— Снобы, — коротко и зло ответил Тед Латимер.
— Снобы? — спокойно переспросила Мэри. В голосе ее не было ни обиды, ни горечи — было одно только любопытство. — Да, понимаю, наверное, мы и должны казаться такими.
— А вы и есть такие. У вас есть все, и вы воспринимаете это как должное. Вы счастливы и ограждены чувством превосходства в своем узком мирке, закрытом для всех остальных — для толпы. На таких, как я, вы смотрите как на приблудных зверей — не из вашего загона!
— Мне очень жаль, — сказала Мэри.
— Но ведь я прав, не так ли?
— Не совсем. Возможно, мы не очень умны и у нас недостает воображения, но в нас нет и злобы. Я сама типичный, самый что ни на есть, как вы сказали, сноб. Но поверьте, это только видимость, а внутри я самый обыкновенный человек. И сейчас, например, мне очень жаль вас, я вижу, что вы несчастны, и я, как могу, хочу помочь вам.
— Что ж, спасибо, очень мило с вашей стороны.
Они помолчали и Мэри мягко сказала:
— Вы ведь всегда любили Кей?
— Да.
— А она?
— Думаю, и она, пока не появился этот Стрэндж.
— А вы и сейчас ее любите? — осторожно спросила Мэри.
— По-моему, это видно невооруженным глазом.
Немного выждав, Мэри тихо сказала:
— А может, вам лучше уехать отсюда?
— Зачем?
— Здесь вы только усугубляете свое несчастье.
Он посмотрел на нее и рассмеялся.
— Вы очень добры. Но вы не имеете совершенно никакого понятия о жизни… вне вашего загона. Мало ли что может случиться, причем в самое ближайшее время.
— А что может случиться? — насторожилась Мэри.
Он засмеялся.
— Поживем — увидим.
Глава 8
Одевшись, Одри пересекла пляж и направилась к высокой скале, где на скамейке в полном одиночестве сидел со своей трубкой Томас Ройд — прямо напротив их имения Галлз-Пойнт, словно строгая белая громада, возвышавшаяся на противоположном берегу реки.
Заслышав ее шаги, Томас обернулся, ко не двинулся с места. Ничего не говоря, она села рядом. Они молчали. Но это было приятным молчанием прекрасно знающих друг друга людей.
— Он кажется таким близким, — сказала наконец Одри.
Томас перевел взгляд на Галлз-Пойнт.
— Да, можно доплыть прямо до дома.
— Только не сейчас, во время отлива. У Камиллы в свое время была горничная. Она любила плавать через реку — с одного берега до другого. Только надо знать, когда плавать — во время приливов и отливов очень сильное течение, и может затянуть в устье реки. Однажды с ней такое случилось… только чудом не утонула, еле-еле выбралась на берег около Истер-Пойнт. Уже почти без сил.
— А отсюда река кажется такой спокойной.
— Это здесь, а стремнина на той стороне, на глубине под скалами. В прошлом году один несчастный даже пытался там покончить с жизнью — бросился с Лысой Головы, но зацепился за дерево, и береговой патруль вытащил его.
— Бедняга, — сказал Томас. — Не думаю, что он был им благодарен. Чтобы на такое решиться, а тут — на тебе. Чувствуешь будто тебя обокрали…
— Может, теперь он рад, что сорвалось, — задумчиво сказала Одри.
Интересно, где теперь тот человек, мельком подумала она, чем занимается?
Томас попыхивал трубкой. Чуть повернув голову, так, чтобы видеть Одри, он заметил, с каким отрешенным лицом она глядит вдаль, поверх водной глади. Длинная пепельная прядь покоилась на ее безупречно очерченной щеке, на маленьком, похожем на морскую раковину ушке.
Он вдруг о чем-то вспомнил.
— Вот, кстати, сережка, которую ты вчера потеряла.
Он полез в карман. Одри протянула руку.
— Как хорошо. А где ты нашел ее? На террасе?
— Нет. Около лестницы. Ты, наверное, уронила ее, когда спускалась к обеду. За столом ее у тебя уже не было.
— Я рада, что она нашлась.
Она взяла серьгу. Томас подумал, что серьга слишком большая для такого маленького ушка. Впрочем, серьги, которые сейчас были на ней, тоже были большие.
— Ты их не снимаешь, даже когда купаешься, — сказал он. — Не боишься потерять?
— Нет, эти совсем дешевенькие. А без серег я не люблю — из-за этого… помнишь?..
Она коснулась левого уха. Томас вспомнил.
— Это когда тебя Баунсер укусил?
Одри кивнула.
Они снова замолчали, погрузившись в воспоминания детства. Одри Стэндиш (так ее тогда звали), долговязая с тоненькими ножками девочка, балуясь, обняла старого пса Баунсера и задела больную лапу. Укус был страшным. Пришлось даже накладывать швы. Теперь же остался почти незаметный бледный шрамик.
— Неужели из-за этого? — удивился Томас. — Ведь почти не видно.
Одри, помедлив, призналась:
— Понимаешь… понимаешь, терпеть не могу каких-то изъянов…
Томас кивнул. Это вполне похоже на Одри — у нее всегда было обостренное чувство идеального.
Она и сама представляла собой образец совершенства. Ни с того ни с сего он вдруг сказал:
— Ты куда красивее Кей.
Она резко повернулась к нему:
— Не надо, Томас. Кей действительно необыкновенно красива.
— Снаружи. Но не внутри.
— Уж не имеешь ли ты в виду, — с легкой иронией сказала Одри, — мою прекрасную душу?
Томас постукал трубкой, выбивая пепел.
— Нет. Я имею в виду твой скелет.
Одри рассмеялась.
Томас снова набил трубку. Они опять довольно долго молчали, Томас исподтишка поглядывал на нее, стараясь, чтобы она этого не заметила.
Наконец он своим невозмутимым голосом проговорил:
— Что с тобой, Одри?
— Со мной? Ты о чем?
— О тебе. Тебя что-то гнетет.
— Ничего подобного. Все нормально.
— И все же.
Она покачала головой.
— Не хочешь говорить?
— Мне не о чем говорить.
— Может, это некстати, но… я скажу… — Он немного помедлил. — Одри, неужели ты не можешь забыть обо всем этом?
Она нервно провела рукой по скале.
— Ты не понимаешь — и не сможешь понять.
— Одри, дорогая, я смогу. Я понимаю. Я знаю…
Она недоверчиво на него посмотрела.
— Я знаю, что тебе пришлось пережить, — продолжал Томас. — И… и что это для тебя значило.
Она побледнела как мел, даже губы побелели.
— Думаю, — сказала она, — этого никто не знает.
— Я знаю. Я… Не надо было мне начинать этот разговор. Но я хочу, чтобы ты поняла: все кончено, все прошло и забыто.
— Не все можно забыть, — прошептала она.
— Послушай, Одри, много ли проку носиться с воспоминаниями. Конечно, то, что тебе пришлось пережить, это ужасно. Но зачем снова и снова возвращаться к этому. Смотри вперед, а не назад. Ты еще молода. Вся жизнь впереди, большая ее часть. Думай о завтрашнем дне, а не о вчерашнем.
Она перевела на него неподвижный, застывший взгляд. В этих широко раскрытых глазах ничего нельзя было прочесть.
— А что, если я не могу?
— Но ты должна.
— Мне кажется, — мягко сказала она, — ты все-таки не понял. Я, наверное, не совсем правильно воспринимаю… некоторые вещи.
Он грубо оборвал ее:
— Чушь! Ты… — Он замолчал.
— Что — я?
— Я вспомнил, какой ты была до того, как вышла за Невила… Послушай, почему ты вышла за него?
Одри улыбнулась.
— Потому что влюбилась.
— Да-да, знаю. Но почему ты влюбилась в него? Что тебя так привлекло в нем?
Она прищурила глаза, словно пытаясь посмотреть на все взглядом той уже давно не существующей девушки.
— Наверное, — сказала она, — потому что он был такой… реальный, что ли. Он был моей прямой противоположностью. Я всегда жила как бы иной — не совсем настоящей жизнью. А Невил был настоящий. И такой счастливый, такой уверенный в себе, и такой… В общем совсем не такой, как я. — Она улыбнулась и добавила: — И очень красивый.
— Ну да, идеальный англичанин, — с горечью уточнил Ройд, — спортсмен, красавец, отлично воспитан — настоящий сагиб, привыкший сразу получать все, что захочет.
Одри резко выпрямилась и во все глаза смотрела на Томаса.
— Ты ненавидишь его, — медленно проговорила она. — Как же ты ненавидишь его…
Он, избегая ее взгляда, отвернулся и, чиркнув спичкой, принялся раскуривать погасшую трубку.
— И в этом нет ничего удивительного, — быстро проговорил он. — У него было и есть все, чего нет и не было у меня. Он отлично играл в теннис, плавал, танцевал, непринужденно болтал. А я — язык вечно еле ворочается, рука покалечена. Он всегда был блестящим джентльменом, а я дворняжкой. И он женился на той единственной, которую я любил.
Она попыталась было что-то сказать, но Томас горестно продолжал:
— Ты ведь всегда об этом знала. Знала, что я влюблен в тебя, с тех пор как тебе минуло пятнадцать. Ты знаешь, что я и сейчас…
Она остановила его:
— Нет. Сейчас нет.
— Что значит — нет?
Одри встала.
— То, что сейчас… я совсем другая, — задумчиво сказала она.
— Другая? В каком смысле?
Он тоже встал и пристально на нее посмотрел.
Быстро, едва слышно она прошептала:
— Если не понимаешь, я не могу объяснить… Порой я и сама не уверена. Я знаю только, что…
Она замолчала и, резко повернувшись, быстро пошла по направлению к гостинице.
Обогнув скалу, она наткнулась на Невила. Растянувшись на камне, он вглядывался в небольшое углубление в скале, наполненное водой. Увидев ее, он улыбнулся.
— Привет, Одри.
— Привет, Невил.
— Наблюдаю за крабом. Такой ловкий, мошенник. Ты только взгляни.
Она, опустившись на колени, поглядела.
— Видишь его?
— Да.
— Хочешь сигарету?
Она взяла, он поднес ей зажженную спичку. После короткой паузы, в течение которой она намеренно на него не смотрела, Невил заговорил, явно нервничая:
— Я что хочу, Одри…
— Да.
— Ведь все в порядке? Я имею в виду — между нами?
— Да. Конечно.
— То есть мы друзья и… все хорошо…
— Да-да. Конечно.
— Я хочу, чтобы мы остались друзьями.
Он выжидательно смотрел на нее. Она нервно улыбнулась.
— Хороший сегодня денек, — вдруг как бы между прочим сказал он. — Прекрасная погода.
— О да… да.
— Совсем не похоже на сентябрь.
Она молчала.
— Одри…
Она встала.
— Тебя зовет жена, видишь — машет.
— Кто? А, Кей…
— Ну да, твоя жена.
Он поднялся на ноги и, пристально посмотрев на нее, тихо-тихо сказал:
— Ты моя жена, Одри.
Она отвернулась. Невил побежал через пляж по песку туда, где его ждала Кей.
Глава 9
Когда все вернулись в Галлз-Пойнт, Херстолл, встречавший их в холле, подошел к Мэри:
— Вы не могли бы тотчас подняться к миледи, мисс? Она очень расстроена и желает как можно скорее поговорить с вами.
Мэри поспешно поднялась по лестнице. Она нашла леди Трессилиан побледневшую от волнения, в самых расстроенных чувствах.
— Мэри, голубушка, я так рада, что ты наконец пришла. Я просто не знаю, что и делать. Мистер Тривз умер.
— Умер?
— Да, вот ужас-то. Хватил удар. Внезапно. Говорят, он даже не успел раздеться. Видимо, это произошло сразу, как только он вернулся к себе.
— Господи, какая жалость.
— Здоровье у него, конечно, было неважное. Сердце. Надеюсь, вчера не случилось ничего такого, что могло бы чрезмерно его утомить?
— Право, не думаю. Да нет же, все было нормально. Он выглядел очень бодро и, по-моему, был в прекрасном настроении.
— Я в большом горе. Мэри, я хочу, чтобы ты сходила в «Бэлморал-корт» и поговорила с миссис Роджерс. Узнай, не можем ли мы чем помочь. О похоронах узнай. В память о Мэттью мы сделаем все, что в наших силах. Это так ужасно… в гостинице.
— Камилла, дорогая, — твердо сказала Мэри, — не надо ни о чем беспокоиться. Такие встряски вам вредны.
— Что правда, то правда.
— Я сейчас же пойду в «Бэлморал-корт», а потом вернусь к вам и все расскажу.
— Спасибо, Мэри, ты такая энергичная, и всегда понимаешь меня.
— А теперь, пожалуйста, попробуйте успокоиться. Подобные переживания в самом деле очень для вас опасны.
Мэри вышла из комнаты и спустилась вниз. Войдя в гостиную, она сказала:
— Мистер Тривз умер. Вчера вечером, вернувшись к себе в номер.
— Бедняга, — вздохнул Невил. — А что с ним?
— Сердце, видимо. Он умер сразу же, как только вернулся.
Томас Ройд задумчиво произнес:
— Наверное, лестница доконала его.
— Лестница? — удивилась Мэри.
— Да. Когда мы с Латимером уходили, он как раз поднимался по лестнице.
— Но почему не на лифте? — воскликнула Мэри.
— Лифт не работал.
— Ах, вот оно что. Ужасное совпадение. Бедняга. — Мэри оглядела присутствующих. — Я сейчас пойду туда. Камилла просила узнать, нельзя ли чем помочь.
— Я с вами, — сказал Томас.
Они вышли на дорогу и повернули в сторону «Бэлморал-корт».
— Интересно, — сказала Мэри. — Есть ли у него родственники? Надо ли кому-нибудь сообщать?
— В разговоре он никого не упоминал.
— Да. Обычно люди всегда говорят «вот, например, моя племянница» или «моя кузина».
— А он был женат?
— По-моему, нет.
Они вошли в распахнутые двери гостиницы «Бэлморал-корт».
Миссис Роджер, хозяйка, разговаривала с каким-то высоким мужчиной средних лет, который, увидев Мэри, подал ей руку.
— Добрый день, мисс Олдин.
— Добрый день, доктор Лейзенби. Это мистер Ройд. Мы с поручением от леди Трессилиан, хотим узнать, не надо ли чем помочь.
— Очень вам признательна, мисс Олдин, — сказала хозяйка гостиницы. — Давайте пройдем в мою комнату.
Все прошли в небольшую уютную гостиную.
Доктор Лейзенби спросил:
— Насколько мне известно, вчера вечером мистер Тривз обедал у вас?
— Да.
— Ну и как он выглядел? Его что-то расстроило?
— Нет, напротив. Выглядел неплохо, даже был в приподнятой настроении.
Доктор кивнул:
— Да… вот это-то и ужасно… Внезапность. Я посмотрел его лекарства… со здоровьем-то у него было неважно. Я, конечно, свяжусь с его лондонским врачом…
— Он всегда очень следил за собой, — сказала миссис Роджерс. — И мы, со своей стороны, заботились о нем как могли.
— Я ни минуты не сомневался в этом, миссис Роджерс, — тактично сказал доктор. — Тут достаточно даже незначительного напряжения.
— Подняться по лестнице, например, — предположила Мэри.
— Вполне возможно. Даже более чем достаточно — если бы он поднялся пешком… но он никогда не позволял себе ничего подобного.
— Нет, никогда, — подтвердила миссис Роджерс. — Он всегда пользовался лифтом. Всегда. Он вообще был большой педант.
— Насколько я знаю, — сказала Мэри, — вчера вечером лифт не работал…
Миссис Роджерс удивленно на нее посмотрела:
— Да нет же, мисс Олдин, вчера лифт работал.
Томас Ройд кашлянул.
— Извините, — сказал он. — Я вчера провожал мистера Тривза, и на лифте висела табличка «Лифт не работает».
Миссис Роджер явно была озадачена.
— Странно. Уверяю вас, лифт был в полном порядке. Мне бы сообщили, если что-то случилось. С этим лифтом у нас вот уже… — она постучала по дереву, — вот уже полтора года нет никаких проблем. Очень надежный аппарат.
— Возможно, привратник или кто-то из дежурных повесил эту табличку, когда отходил? — предположил доктор.
— У нас автоматический лифт, работает без обслуги.
— Ах да, действительно автоматический.
— Надо поговорить с Джо, — сказала миссис Роджерс. Она вышла из комнаты и позвала привратника. — Джо! Джо!
Доктор Лейзенби с любопытством оглядывал Томаса.
— Простите, а вы абсолютно уверены, мистер, э…
— Ройд, — подсказала Мэри.
— Совершенно, — сказал Томас.
Миссис Роджерс вернулась с привратником. Джо принялся с жаром уверять, что вчера вечером с лифтом все было в полном порядке. Да, у них есть такая табличка, но обычно она лежит под стойкой, и уже целый год ею не пользовались.
Все изумленно переглянулись — таинственная получается история. Доктор предположил, что это просто глупая шутка кого-нибудь из постояльцев, на этом все и сошлись.
Доктор Лейзенби сообщил в ответ на расспросы Мэри, что шофер мистера Тривза дал ему адрес адвоката покойного; доктор свяжется с ним, а потом заедет к леди Трессилиан и обсудит с ней приготовления к похоронам.
После чего жизнерадостный доктор поспешил по своим делам, а Мэри с Томасом медленно побрели обратно в Галлз-Пойнт.
— Вы совершенно уверены, Томас, что видели эту табличку? — спросила Мэри.
— Конечно. Мы видели ее вместе с Латимером.
— Невероятно! — воскликнула Мэри.
Глава 10
Было двенадцатое сентября.
— Осталось всего два дня, — невольно вырвалось у Мэри Олдин. Она прикусила губу и покраснела.
Томас Ройд задумчиво поглядел на нее:
— Неужели так тяжело?
— Сама не знаю, что со мной, — сказала Мэри. — Никогда в жизни мне такого не хотелось, чтобы гости наконец-то уехали. Обычно приезд Невила был для нас большой радостью. Да и Одри тоже.
Томас кивнул.
— Но в этот раз, — продолжала Мэри, — такое чувство, будто сидишь на пороховой бочке и все время ждешь взрыва. Поэтому каждый день с самого утра я твержу: «Осталось столько-то дней». Вот и сейчас я думаю: «Осталось всего два дня». Одри уезжает в среду, Невил и Кей — в четверг.
— А я в пятницу, — добавил Томас.
— Вы не в счет. Вы олицетворение стабильности и порядка. Не знаю, что бы я вообще без вас делала.
— Живой буфер?
— Не только. Вы такой добрый и такой… спокойный. Звучит глупо, ко это именно так.
Томас выглядел явно польщенным, хотя и смутился.
— Сама не пойму, почему все так дергаются, — задумчиво проговорила Мэри. — В конце концов, ну даже если и разразится скандал. Неприятно, конечно, но не более того.
— Но вы ведь боитесь чего-то более страшного?
— Да в том-то и дело. Какое-то ужасное предчувствие. Даже у слуг. Сегодня утром кухарка сказала, что хочет уволиться — ни с того ни с сего. Повариха на взводе, Херстолл едва держит себя в руках, и даже Баррет, обычно непробиваемая, как… — как броненосец, и та явно нервничает. И все из-за прихоти Невила — ему, видите ли, надо успокоить совесть — подружить своих жен.
— В чем, насколько я могу судить, он явно не преуспел, — заметил Томас.
— Вот именно. Кей уже совершенно вне себя. Вы и сами посудите, Томас, каково ей? Вы обратили внимание, как вчера вечером Невил смотрел на Одри, когда та поднималась по лестнице? Он все еще любит ее. И его разрыв с ней — трагическая ошибка.
Томас принялся набивать трубку.
— Раньше надо было думать, — сурово сказал он.
— Ну да, конечно. Да только от этого не легче. Мне так жалко Невила.
— Такие, как Невил… — начал было Томас, но тут же умолк.
— Да-да?
— Такие, как Невил, думают, что им можно все — стоит только захотеть. Похоже, ему в жизни до сих пор ни в чем отказа не было, до вот этого случая с Одри. Теперь ему придется узнать, как это бывает. Одри он не получит. Ему ее не достать. Как бы он теперь ни выплясывал вокруг нее. Придется смириться.
— Да, вы, конечно, правы. Но это жестоко. Одри очень любила Невила, когда они поженились. И вообще они были такая чудесная пара.
— Больше она его не любит.
— Ой ли? — едва слышно прошептала Мэри.
— И вот еще что я вам скажу, — продолжал Томас. — Невилу надо бы лучше присматривать за своей Кей. Это очень опасная особа, поверьте, очень опасная. Если ее вывести из себя, она ни перед чем не остановится.
— О Господи! — вздохнула Мэри и словно заклинание повторила: — Осталось всего два дня.
Последнюю неделю дела пошли совсем плохо. Смерть мистера Тривза потрясла леди Трессилиан, и это не замедлило сказаться на ее здоровье. Мэри благодарила Бога, что похороны состоялись в Лондоне, это по крайней мере позволит леди Трессилиан поскорее забыть о несчастье. Обстановка была угнетающей, и вести дом для Мэри было очень непросто. В то утро она чувствовала себя совершенно разбитой.
— Может, это отчасти из-за погоды, — подумала Мэри вслух. — Жара какая-то противоестественная.
Сентябрь действительно выдался небывало теплым. Уже несколько дней термометр не опускался ниже 70 градусов в тени по Фаренгейту[150].
В это время из дома вышел Невил.
— Ругаете погоду? — спросил он, глядя на небо. — Да, жуткая жара. Сильнее, чем вчера. И ни ветерка. На душе как-то неспокойно. Думаю, скоро будет дождь. Долго такая жара не продержится.
Томас Ройд, не говоря ни слова, потихоньку отошел и скрылся за углом дома.
— Мрачный Томас удалился, — сказал Невил. — Он явно не испытывает удовольствия от моего общества.
— Он такой милый, — сказала Мэри.
— Не нахожу. По-моему, типичный тупица, обиженный на весь мир.
— Он ведь мечтал жениться на Одри, а ты взял и увел ее.
— У него было семь лет, чтобы сделать предложение. Он что же, хотел, чтобы бедная девушка всю жизнь ждала, пока он надумает?
— Может быть, — осторожно сказала Мэри, — сейчас настал подходящий момент.
Невил удивленно поднял брови.
— Награда за вечную преданность? И Одри выйдет замуж за эту мокрую курицу? Это было бы слишком. Не думаю, что Одри когда-нибудь осчастливит Мрачного Томаса.
— А по-моему, Невил, он ей очень нравится.
— Все женщины прирожденные свахи! Оставь Одри в покое, дай ей насладиться свободой!
— Не уверена, что она очень уж ею наслаждается.
— Думаешь, она несчастна? — быстро спросил Невил.
— Не знаю…
— Вот именно, — медленно проговорил Невил. — Никогда не знаешь, что у нее на душе. Одри, — после некоторой паузы добавил он, — стопроцентная аристократка. Что называется, голубая кровь.
И вдруг, скорее самому себе, чем Мэри:
— Господи, какой же я был дурак!
Мэри с опаской двинулась к дому. В третий раз за утро она повторила про себя утешительные слова: «Осталось всего два дня».
Невил беспокойно бродил по саду.
В самом дальнем конце он набрел на Одри. Она сидела у низкой каменной ограды и смотрела вниз на воду. Прилив был в своей высшей точке, и река сильно поднялась.
Завидев Невила, Одри тотчас же встала и пошла навстречу.
— А я как раз собралась уходить. Скоро, наверное, подадут чай, — проговорила она, не поднимая глаз. В голосе ее слышалось волнение.
Он молча пошел рядом. И только у самой террасы вдруг спросил:
— Одри, можно поговорить с тобой?
Впившись пальцами в перила балюстрады, она выпалила:
— Лучше не надо.
— Значит, ты знаешь, что я хочу сказать.
Она молчала.
— Как ты к этому, Одри? К тому, чтобы начать все сначала? Забыть все, что было?
— И Кей?
— Кей, надеюсь, все поймет, — сказал Невил.
— Что поймет?
— То, что есть. Я пойду и скажу ей правду. Положусь на ее великодушие. Скажу как есть: ты единственная моя любовь.
— Ты любил Кей, когда женился на ней.
— Женитьба на Кей — самая большая ошибка в моей жизни. Я…
Он замолчал. Из стеклянных дверей гостиной появилась Кей. Она подошла к ним, и от ярости, которая полыхала в ее глазах, Невил невольно съежился.
— Извините, что нарушаю вашу трогательную идиллию, — сказала Кей. — Но по-моему, уже пора что-то предпринять.
Одри повернулась и пошла прочь.
— Я оставлю вас одних, — ровным голосом сказала она. Лицо ее было абсолютно непроницаемо.
— Ну понятно! — воскликнула Кей. — Ведь ты уже сделала все, что могла! С тобой я разберусь позже. А сейчас мы поговорим с Невилом!
— Послушай, Кей, Одри тут абсолютно ни при чем. Она не виновата. Если тебе угодно выяснять отношения, то выясняй со мной, а не…
— Да, мне угодно! — перебила она, и глаза ее яростно сверкнули. — Кого ты из себя строишь? Кто ты такой?
— Я? Самый несчастный человек, — горько сказал Невил.
— Бросил жену, заставил ее дать тебе развод, всюду таскался за мной, был от меня без ума, а то вдруг, видите ли, загрустил! Теперь, значит, хочешь вернуться к этой интриганке с ее постной физиономией, к этой хищнице, с виду такой безобидной…
— Прекрати, Кей!
— Чего ты, собственно, добиваешься?
Лицо Невила сделалось совершенно белым.
— Называй меня кем угодно. Возможно, я бесхребетное ничтожество, — сказал он. — Но… как ты не поймешь, это выше моих сил. Дальше так продолжаться не может. Все это время… да-да… я продолжал любить Одри. Любовь к тебе… это было… помешательство. Слушай, Кей, ты и я… мы такие разные… мы не будем счастливы вместе. Кей, нам надо разрубить этот узел… и чем скорее, тем лучше. Я хочу со всем этим покончить. В конце концов, мы могли бы быть друзьями.
— Что конкретно ты предлагаешь? — подозрительно спокойным тоном спросила Кей.
Невил не смотрел ей в глаза, на лице его появилась упрямая решимость.
— Мы можем развестись. Ты подашь на развод за супружескую неверность…
— Только не сразу. Тебе придется немного подождать.
— Я подожду.
— Потом, годика через три или сколько там полагается, ты снова попросишь руки своей миленькой Одри?
— Если она согласится.
— Она-то согласится, будь спокоен! — злобно сказала Кей. — Ну а мне что прикажешь делать?
— Тебе? Ты будешь свободна и найдешь себе более достойного мужа. Естественно, я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась…
— Заткнись! — взвизгнула Кей. Теперь она совершенно не владела собой. — И послушай меня внимательно. Со мной такой номер не пройдет! Я не дам тебе развода. Я вышла за тебя, потому что любила. Я знаю, когда все это началось. Когда я рассказала тебе, что поехала за тобой в Эсторил. Тебе нравилось думать, что это была Судьба. Твое самолюбие было задето, оказалось, что никакая это не Судьба, а я, я сама. Ну и что? Я совершенно не стыжусь того, что сделала! Ты полюбил меня, женился на мне, и я не собираюсь отдавать тебя этой интриганке с загребущими коготками. Она уже празднует победу — да не на ту напала! Я лучше убью тебя! Слышишь? Тебя, а потом ее! Я убью вас обоих. Я…
Невил шагнул к ней и взял ее за плечи.
— Замолчи, Кей. Ради Бога. Как ты можешь устраивать подобные сцены.
— Как могу? А вот так! Я…
На террасе появился Херстолл.
— В гостиной подан чай, — бесстрастно объявил он.
Кей и Невил медленно пошли в гостиную.
Херстолл учтиво посторонился, давая им дорогу.
В небе собирались тучи.
Глава 11
Дождь начался без четверти семь. Невил стоял у окна в своей спальне. С Кей они больше не говорили. После чая они избегали друг друга.
Обед в тот вечер прошел в крайне напряженной атмосфере. Невил был рассеян; лицо Кей напоминало маску — она почему-то вдруг переусердствовала с косметикой; Одри напоминала приведение. Мэри Олдин из последних сил пыталась поддержать хоть какой-нибудь разговор и даже слегка обиделась на Томаса Ройда, который не захотел ей подыграть.
Херстолл нервничал, и, когда подавал овощи, руки его предательски дрожали.
Ближе к завершению трапезы Невил с наигранной небрежностью сказал:
— После обеда наведаюсь, пожалуй, в Истерхэд к Латимеру. Может, сыграем с ним партию в бильярд.
— Не забудь ключ, — сказала Мэри, — вернешься ведь поздно.
— Спасибо, что напомнила.
Все потянулись в гостиную, где был подан кофе.
Кто-то включил радио, и все с облегчением стали слушать новости.
Кей, зевавшая еще за обедом, сказала, что у нее болит голова, и отправилась спать.
— Может быть, вам дать аспирину? — спросила Мэри.
— Спасибо, у меня есть, — ответила Кей и вышла.
Невил покрутил рукоятку и поймал музыку. Несколько времени он молча сидел на диване. Он не смотрел на Одри, и вообще всем своим видом напоминал несчастного нашкодившего мальчишку. В сердце Мэри невольно шевельнулась жалость.
— Ну ладно, — сказал Невил, вставая, — пожалуй, пойду.
— Ты на машине или пароме?
— На пароме. Зачем делать крюк в пятнадцать миль. И потом, лучше пройдусь.
— Там дождь.
— Знаю. У меня барберри[151].
И он направился к выходу.
— Спокойной ночи.
В холле к нему подошел Херстолл.
— Вы не могли бы подняться к леди Трессилиан, сэр? Она очень хотела вас видеть.
Невил взглянул на часы: было уже десять.
Он, пожав плечами, стал подниматься наверх. Пройдя по коридору, подошел к двери леди Трессилиан и постучал. Ожидая позволения войти, он услышал, что внизу уже начали расходиться. Сегодня, похоже, все решили лечь пораньше.
— Войдите, — раздался из-за двери звучный голос леди Трессилиан.
Невил вошел.
Леди Трессилиан уже приготовилась ко сну. Свет в комнате был погашен, горел только ночник на тумбочке у кровати. Леди Трессилиан читала, но тут же отложила книгу и поверх очков взглянула на Невила. Это был очень строгий взгляд.
— Хочу поговорить с тобой, Невил, — сказала она.
Невил невольно улыбнулся:
— Я готов, госпожа наставница.
Однако леди Трессилиан не ответила на его улыбку.
— Есть вещи, Невил, которых я в своем доме не потерплю. Не в моих правилах быть свидетелем подобных бесед, но не затыкать же мне уши, когда ты и твоя милая женушка во все горло выясняете отношения. Насколько я поняла, ты собираешься развестись с Кей и снова жениться на Одри. Это уже переходит все границы, и в настоящий момент, Невил, об этом не может быть и речи.
Видно было, что сдерживать себя Невилу стоит больших трудов.
— Прошу прощения за ту сцену, — сухо сказал он. — Что же касается остального, это мое и только мое дело.
— Нет, не только… Ты использовал мой дом, чтобы встретиться с Одри… Или, может, она использовала…
— Она здесь абсолютно ни при чем. Она…
Леди Трессилиан подняла руку, останавливая его.
— Как бы то ни было, Невил, так не делают. Кей — твоя жена. И у нее есть права, с которыми ты не можешь не считаться. В данном случае я целиком на стороне Кей. Ты сам заварил эту кашу, сам теперь и расхлебывай. Ты ответственен за это перед Кей, и я хочу прямо тебе сказать…
Невил шагнул вперед и почти выкрикнул:
— Это не ваше дело!
— Прежде всего, — продолжала леди Трессилиан, не обращая внимания на его слова, — завтра Одри покинет мой дом…
— Нет, вы не сделаете этого. Я не позволю…
— Не смей кричать на меня, Невил.
— Послушайте, я не допущу…
В коридоре громко хлопнула дверь.
Глава 12
Горничная Элис Бентэм, сверкая светло-карими глазами, в смятении прибежала к поварихе.
— Прямо не знаю, что и делать, миссис Спайсер.
— В чем дело, Элис?
— Миссис Баррет. Час назад я занесла ей чай. Она так крепко спала, что даже не проснулась, ну а я и не стала ее будить. А сейчас я снова зашла к ней — ведь чай для миледи давно готов, а она все не идет. Вхожу, а она как спала, так и спит, я не смогла ее добудиться.
— А ты хоть пробовала?
— Да, миссис Спайсер. Я буквально трясла ее. А она знай себе спит, и лицо какого-то жуткого цвета.
— Господи, да уж не померла ли она?
— Нет-нет, миссис Спайс, слышно, как она сопит. Правда, как-то странно. Видать, что-то у нее не в порядке.
— Хорошо, пойду сама посмотрю. А ты отнеси чай миледи. И лучше завари свежий. А то объясняй ей потом, в чем дело…
Элис послушно заварила чай, а миссис Спайсер отправилась к себе на третий этаж.
Поднявшись с подносом на второй этаж, Элис постучала в дверь леди Трессилиан и, не дожидаясь ответа, вошла. Через мгновение раздался дикий визг, грохот бьющейся посуды, и Элис, как ошпаренная, выскочила из комнаты хозяйки и ринулась в холл, едва не сбив Херстолла, направлявшегося в столовую.
— О, мистер Херстолл, в доме грабители! Миледи мертва! Ее убили! В голове жуткая дыра, и кругом кровь, кровь, все в крови!..