Поразмыслив слегка, он решил, что на местный рынок и в самом деле надо наведаться, попробовать собрать информацию о Воскарёвых. А вдруг повезёт, и он сумеет узнать, когда приходит за покупками их кухарка?
Главного Хранителя библиотеки Московского университета звали Михайло. Не подумайте странного, он был, как и все библиотечные хранители, духом, совершенно классическим — антропоморфный, с желтоватой кожей и жёлтыми глазами без белков, всегда облачённый в белый балахон и тонкие шёлковые перчатки. Имя же взял в честь первого ректора университета, с которым вместе и начинал.
Итак, Хранитель глянул в лист запроса, отложил его в сторону и уставился в лицо инспектору Никонову. Тот непроизвольно поёжился: он отлично помнил выволочку, устроенную ему на втором курсе хранителем библиотеки юридической академии. После того случая ни разу в жизни Никонов не задержал взятую книгу, не испачкал её, не сделал пометки на странице… Словом, усвоил, что с печатной продукцией следует обращаться как с тухлым яйцом, то есть, бережно и осторожно.
— Значит, вас интересует история книги Льва Выготского о Шекспире девятьсот шестнадцатого года издания? — переспросил Хранитель.
— Да, — подтвердил инспектор, стараясь казаться суровым. — Именно.
— Могу ли я поинтересоваться, зачем?
— Тайна следствия, — развёл руками Никонов.
Михайло хмыкнул.
— Н-ну, хорошо… Предположим.
Он повёл правой рукой, как-то по-особому покрутил ладонью, и на ней вдруг оказалась тонкая брошюра в бумажной, слегка пожелтевшей обложке. Поверх книги лежал лист с несколькими напечатанными строками. Всё это по воздуху медленно проплыло к удобному столу чуть в стороне и мягко легло на его поверхность. Ещё один жест — и на столе зажглась лампа зелёного стекла, появились листы бумаги, карандаш и стакан с чаем.
Совершенно зачарованный Никонов аж рот приоткрыл, наблюдая за действом, и очнулся только после того. как Михайло сказал ему:
— Чай с сахаром, карандаш очинен, книга в вашем распоряжении на два часа. А меня прошу извинить, у меня дела.
Глеб посмотрел на него: глаза Хранителя смеялись вполне по-человечески.
Инспектор сел за стол и первым делом раскрыл книгу…
Сегодня Алекс неожиданно для себя обнаружил, что главный вход в особняк князей Фейн охраняют не только чугунные львы, но и грифоны. Только вот если у львов вид был весёлый и немного комический, то грифоны на своих орлиных физиономиях ухитрялись удерживать выражение свирепости. Пользуясь тем, что никого у входа не было, Верещагин погладил встопорщенный хохолок на птичьей голове и ухмыльнулся.
Поджидавший за дверью лакей, поклонившись, провёл его на второй этаж и распахнул двери гостиной.
— Господин Верещагин, ваша светлость, — доложил он.
— Да, спасибо! Проходите, Алексей Станиславович, — госпожа Фейн сидела в кресле и листала какой-то журнал.
С некоторым изумлением Алекс опознал обложку «Вестника строительства и архитектуры». Поклонившись, он поздоровался и сел напротив хозяйки.
— Агнесса Генриховна, я просил вас принять меня, поскольку, кажется, никто больше не сможет или не захочет мне помочь.
— Хм, это интересно, — княгиня отложила журнал и откинулась на спинку кресла. — А в засаде сидеть будем? С парализатором?
— В следующий раз непременно, а пока речь идёт всего лишь об информации.
— Хорошо, тогда спрашивайте. Попробую ответить.
— Ко мне обратились с просьбой расследовать… м-м-м… причины недавнего остракизма господина Казьмина…
— Да-да, я в курсе. Это и в самом деле было сделано по моей рекомендации, — кивнула госпожа Фейн.
— Но я нигде не смог выяснить, что же говорили в свете об этой семье. Какие слухи ходили, почему от них так резко отвернулись знакомые?
Агнесса Генриховна прикусила нижнюю губу.
— Какие слухи?… Скажите, Алексей, а что вы знаете о сплетнях?
Поневоле брови детектива взлетели высоко.
— Ну… наверное, что они сильно портят жизнь объекту?
— Я не о том, — она нетерпеливо отмахнулась. — Конечно, портят. Ну, чаще всего. Но в первую очередь это инструмент манипуляции. Пара — тройка светских дам способны сменить состав кабинета министров, если им правильно подкинуть информацию и направление движения.
— И при этом правдивость информации значения не имеет, — кивнул Алекс.
— Вот именно. Она может быть лживой и даже чудовищно лживой, но обязательно правдоподобной. Об Александре Михайловиче запустили сплетню, которая не продержалась на языках и двух дней.
— Какую же?
Госпожа Фейн пожала плечами.
— Финансовые злоупотребления в период его работы в должности главного архитектора.
Верещагин оторопел:
— Что?! Да со времён Печерских Зодчих любой контракт на строительство заверяется магически. Там просто нет места, нет даже дырочки для лишней монетки! Знаете, ну не могу я поверить, что кто-то может быть таким… — он замялся.
— Идиотом, Алекс, называйте вещи своими именами! — княгиня улыбнулась.
— Ладно. Таким идиотом, чтобы попытаться скомпрометировать кого бы то ни было слухом, который проще пареной репы опровергается документально.
— Могу предположить два варианта, — госпожа Фейн заговорила серьёзно. — Или это некто, не обладающий и каплей магии и не понимающий всех прелестей нарушения магического контракта…
— Что-то мне кажется, что таких удивительных умников давно не осталось, — покачал головой Верещагин.
— Или должен был последовать второй этап. Вторая волна слухов, которая погребла бы под собой репутацию, устоявшую поначалу.
— Вторая волна, которая почему-то не состоялась?
Княгиня ответила вопросом на вопрос:
— Как давно вы занимаетесь этим делом?
— Третий день.
— Очень может быть, что именно ваша деятельность их и спугнула. Но, если это так, думаю, что следов вы не найдете…
Коммуникатор просигналил, когда Верещагин подходил к зданию Гильдии строителей на Бутырской улице. На экране видна была бесстрастная физиономия Парсонса. Глянув на часы, Алекс усмехнулся: половина первого, прошло ровно два часа после разговора и обещания дать ответ.
— Слушаю вас, — сказал он.
— Мы готовы заняться вашей проблемой. Вам нужно встретиться с моим коллегой и всё ему рассказать в подробностях. И с мальчиком познакомить.
— Не вопрос, — Алекс снова глянул на часы. — Я буду дома к трём… ну, для уверенности, путь подъезжает в четыре, адрес вы знаете.
— Да. Его зовут Исаак Бальдберг.
И господин Парсонс отключился, не прощаясь.
— Устименко? Ну да, я его давным-давно знаю, мы учились вместе. Впрочем, об этом я вам говорил, — господин Казьмин потёр подбородок.
— Да-да, мы изучили ваш список и именно из него выделили несколько персон, которые показались самыми… непонятными, скажем так. Устименко, Майкл Шорн, Серж Воскарёв, и две дамы, госпожа Кулакова и госпожа Васницкая. Возможно, кто-то ещё?
— Вроде бы я написал всех, кто за время моего присутствия в Москве не просто проходил мимо, а так или иначе бывал в доме или здесь, в мастерской… Не, ну Воскарёв — это вообще ерунда. Он абсолютно безмозглый, но милый парень, хорошо воспитанный и умеющий промолчать, когда надо.
— А его родители?
— Родители там, конечно, щучьей породы, но мы мало пересекались даже в те времена, когда Серж и Ириша дружили. Нет, вряд ли! — он тряхнул головой и вернулся к списку. — Шорн… Вообще он птица тёмная. То есть, тёмная лошадка, или кто там бывает? Ни одного его проекта никто в глаза не видел, но на встречах и всяких конференциях по архитектуре он бывает всегда. Ходил слушок… Нет, наверное, неправильно будет об этом говорить, ничего же не доказано.
— Я клянусь, что дальше меня и моего помощника эта информация не уйдёт, — для убедительности Алекс прижал руку к сердцу. — Если она не будет основанием для официального расследования.
— Ну, поговаривали… в профессиональных кругах поговаривали, вы понимаете? Что визиты Майкла несколько раз удивительным образом совпадали с перехваченными заказами. Но никаких доказательств, разумеется, нет.
— Тогда сразу же вопрос: ваш следующий заказ мог его интересовать?
Казьмин покосился в сторону компьютера:
— Ну… Интересовать мог, но никакой информации по нему получить он не мог бы.
— Почему?
— Потому что она вся тут! — и для убедительности архитектор постучал по собственному лбу согнутым пальцем.
Ровно в четыре коротко стукнул молоток у двери, возле которой висела табличка «Алексей Верещагин. Частный детектив». Алекс спустился со второго этажа, открыл дверь и проводил гостя в приёмную. Тот был высоким и очень худым; Верещагин вспомнил внешность господина Парсонса и хмыкнул мысленно: «Что-то их там недокармливают, в этой конторе по решению вопросов. Или волка кормят ноги?»
Господин Бальдберг тем временем осмотрелся, уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и уставился в лицо хозяину дома.
— Кофе? — вежливо осведомился Алекс.
— Лучше чай, если можно, — так же вежливо ответил визитёр, продолжая беззастенчиво его разглядывать. — Чёрный, с лимоном и сахаром.
Выйдя в коридор, Верещагин позвал негромко:
— Аркадий!
— На кухне я, — отозвалось в правом ухе. — Чай готовлю. Варенье давать вишнёвое или клубничное?
— На твой выбор, — он подхватил плотно уставленный поднос и вернулся в приёмную.
Взлетевшие вверх брови Исаака Бальдберга были ему истинным утешением.
— Итак, — сказал тот, молниеносно покончив с чаем и вареньем, — рассказывайте.
Историю псковского семейства он слушал внимательно, иногда кивая и делая какие-то пометки в блокноте. Когда Верещагин закончил, гость минуту помолчал, отложил карандаш и попросил:
— Хотелось бы поговорить с мальчиком и его мамой. Наедине.
— Сейчас позову, — подхватив коммуникатор, Алекс попросил Макса подняться к нему в приёмную, прихватив с собой и Софью. — Но говорить будете в моём присутствии. Я в эту историю влез с ушами и хвостом, так что должен знать, как она развивается.