Только когда машина выехала на дорогу и человек на пассажирском сиденье повернул лицо к окну, Стефан узнал его.
Он почувствовал, как учащается сердцебиение, когда гнев и эйфория забились, как встревоженные птицы, в его груди.
Он нашёл свой рабочий телефон в кармане и набрал номер. Трубку сняли после двух гудков, но ответа не последовало.
– Алло? – сказал Стефан.
– Да?
– Да, привет, это я. Я здесь слежу за…
– Я занят. Что тебе нужно?
– Хотел спросить о женщине. Журналистке.
– Что такое с ней?
– Полиция была у неё дома прошлой ночью.
Тишина.
– Первыми приехала пара молодых офицеров – ничего особенного, – продолжил Стефан. – Но потом приехал Шефер. Он пробыл там недолго, но он приезжал.
– Где сейчас женщина?
– Я только что видел, как она вышла из редакции. Она села в машину и уехала. С Ульриком Андерсоном.
На другом конце провода на несколько секунд повисло молчание. Затем голос произнес:
– Проклятый журналист.
– Именно. Он.
– Узнай, что он рассказал ей.
Боль пронзила всю правую руку, Стефан закрыл глаза, один за другим согнул пальцы и сжал ладонь в кулак.
– Что ещё мне нужно сделать?
За исключением тяжёлого, всё ускоряющегося дыхания на другом конце провода не было слышно ничего. Потом голос произнес:
– Мне казалось, ты уже имел с ним серьёзный разговор?
– Верно.
– Хм… Похоже, это не дало желаемого эффекта.
– Очевидно, нет.
– Это чертовски досадно.
– Да, – сказал Стефан. Он прикусил губу, чтобы не улыбнуться. – Досадно.
Элоиза отстегнула свой ремень и повернулась к Ульрику Андерсону.
– Ульрик, честно говоря, это всё ужасно похоже на враньё. Что, чёрт возьми, происходит – ты под наркотиками?
Она припарковала машину на пустынной дороге, ведущей на берег, в самой восточной точке острова Рефсхалеёэн, где они были окружены только камнями, лесом и серым морем. Ульрик указывал дорогу сюда короткими, отрывочными инструкциями.
Направо, прямо, поверни здесь.
Это было единственное, что он произносил за всю поездку.
Теперь он устало смотрел вперёд через лобовое стекло.
– Ты сказала, что она написала тебе.
– Анна Киль? – спросила Элоиза. – Да. Дважды.
– Откуда ты знаешь, что это она?
Элоиза пожала плечами.
– Да я в принципе не знаю. По крайней мере, пока. Письма в полиции, их проверяют на наличие отпечатков пальцев и ДНК. Но они подписаны её именем и речь в них идёт об убийстве в Торбеке.
– Что она тебе написала?
– Ульрик, да что, чёрт возьми, происходит? Ты в порядке?
– Просто скажи мне, что она написала. – Он повернулся к Элоизе и посмотрел на неё опустошённым взглядом.
– Она написала не так много, – ответила она. – В основном это бессмыслица, головоломки, что-то о цветах и счастливых числах. Она говорит, что мы связаны и что я должна написать о ней.
– Она написала что-нибудь о Моссинге?
– Она написала, что он истекал кровью и ей нравилось наблюдать, как это происходит.
– Нет, не о Кристофере Моссинге, я говорю о его отце – Йоханнесе. Она что-нибудь написала о нём?
Элоиза нахмурилась.
– Нет, а почему она должна писать о нём?
– Я не знаю, но что-то тут должно быть, – пробормотал он и обхватил голову руками. На мгновение Элоизе показалось, что это был жест отчаяния, она заметила, что воротник его рубашки потемнел от пота.
– Ты о том, что его люди ищут её? – спросила она, склонившись к нему.
Ульрик Андерсон поднял голову.
– Элоиза, ты должна послушать меня. – Он схватил её за плечи. – Держись подальше от этих людей. Держись подальше от этих дел!
Элоиза с негодованием высвободилась.
– Сказав «а», говори и «б», Ульрик. Что за бессмыслицу ты несёшь?!
Вдруг из ниоткуда возник мотоцикл и пронёсся мимо машины с огромной скоростью.
Ульрик приподнялся на несколько дюймов со своего сиденья и в панике оглядывался.
– Тише, Ульрик, успокойся. – Элоиза старалась, чтобы её голос звучал успокаивающе. Как будто она приближалась к испуганной лошади с противоположного конца загона. Он лихорадочно и потерянно озирался, а все мышцы на его теле были так напряжены, словно он был готов в любую секунду сорваться с места.
– Спокойно, парень, здесь никого нет, – сказала она. – Мы тут одни, только ты и я, бояться нечего.
– Я не знаю, что это, но что-то происходит, – казалось, он говорил сам с собой. – Я тогда изучал дело и шёл по обнаруженному следу.
– По какому следу?
– Возможно, сейчас он уже состарился, но было время, когда он контролировал всё.
– Кто?
– Да Моссинг, чёрт возьми! Это всё Моссинг, разве ты не понимаешь?
– Йоханнес Моссинг?
– Это он одалживал им деньги, а когда им не с чего было возращать долг… – Он рассмеялся нервным, практически истеричным смехом. – Прямо настоящий Крёстный отец, Элоиза, натуральный чёртов Крёстный отец.
– Он одалживал деньги? Кому?
– Игрокам. На тотализатор. Делать ставки на скачках.
Элоиза ничего не знала об этом.
– На скачках…
– Да, в Клампенборге. Он давал деньги под проценты – и получал, разумеется, свою долю от выигрыша – речь идёт о больших суммах, Элоиза, не только о мелких. А когда люди не могли вернуть ему долг… – он закрыл глаза и покачал головой, – …то они исчезали.
– Что это значит?
– Люди исчезали, – повторил он. – Понимаешь?
Элоиза тихо сидела не двигаясь.
– Откуда тебе это известно?
– Однажды мне в редакцию позвонили по поводу статьи, которую я писал об убийстве сына.
– Кто это был?
– Я не знаю. Звонивший не представился и сказал всего несколько слов: «Отправляйся на скачки, поспрашивай о Моссинге – и увидишь». Конечно, я направился туда и немного порасспрашивал о нём, но никто ничего не знал. По крайней мере, никто не стал говорить со мной.
– И что тогда?
– Я знаю одного из старых жокеев, который заглядывал в Эндис. Ну вот я взялся за него покрепче, ну ты знаешь, и пообещал, что всё, что он скажет, не под запись…
– И?
Он пристально посмотрел Элоизе в глаза.
– Он рассказал мне жуткие вещи. Тебе такое и в самом страшном кошмаре не приснится.
Элоиза судорожно сглотнула, но во рту у неё пересохло.
– Что он сказал?
Ульрик покачал головой.
– Ты не рада будешь, если я расскажу.
– Давай, – настаивала Элоиза, – я хочу это знать.
– Нет, – повторил он. – Если они узнают, что я разговаривал с тобой… Чем меньше ты знаешь, тем безопаснее для тебя.
– Но какое отношение имеет эта история с игроками к убийству его сына? – спросила Элоиза.
– Не знаю, может быть, никакого. Может быть, Моссинг просто не хочет, чтобы полиция разнюхала о его бизнесе.
Элоиза вспомнила о предположении Шефера, что Моссинг отправил своих людей разыскивать Анну Киль.
– Ты думаешь, он готов позволить убийце своего родного сына остаться на свободе, только бы не раскрыли его бизнес?
– Одно можно сказать наверняка, – сказал Ульрик. – Он абсолютно ненормальный. Я тогда сразу поехал из Клампенборга домой, а следующее, что я помню, – это что я проснулся в своей кровати, за окном была глухая ночь, а рядом стоял человек и заталкивал дуло чёртова пистолета мне прямо в глотку. – Он сдавленно всхлипнул. – С тех пор у меня всё горло расцарапано.
– Господи Иисусе, Ульрик! – Элоиза прикрыла рукой рот. – Кто это был? Моссинг?
– Нет, я его никогда не видел раньше. Он был темноволосый, плотно сложенный. Он сказал, что моей семье придётся соскребать меня с кровати, если я не перестану разузнавать про Моссинга и про убийство его сына.
– И ты не пошёл в полицию?
– Нет, блин, я просто как можно скорее завязал со всем этим дерьмом. Я ушёл с работы и думал, что это поможет, но… – Его голос сорвался. – Это меня сломало. Я не могу спать по ночам, мне приходится пить таблетки, чтобы чувствовать себя… – Мгновение он искал слова, но решил не заканчивать начатую фразу. – Ты должна забыть обо всём этом, Элоиза. Не связывайся с Моссингом.
– Ну, я не могу…
– Держись подальше от этих людей, говорю тебе! Это хреновы безумцы! – Он вдруг открыл дверь машины и вышел, оставив дверь открытой.
Элоиза позвала:
– Ульрик, куда же ты? Вернись!
Но он уже шагал прочь, скрипя гравием.
Элоиза потянулась через пассажирское сиденье к двери и захлопнула её. Затем подъехала к Ульрику и опустила стекло.
– Давай садись в машину. Ты должен, чёрт возьми, рассказать всё полиции.
Ульрик Андерсон не ответил ей, свернул с дороги и пошёл по траве к небольшому лесочку на противоположной стороне луга.
Когда Элоиза ещё раз окликнула его, он ускорил шаг.
14
Мяч попал в сетку третий раз подряд, и мальчик сердито ударил ногой по песку, подняв в воздух большое пылевое облако. Светлые песчинки оседали на его длинные влажные ресницы и волнистые волосы.
Он снова взял мяч в руки и вернулся за линию в зону подачи. Он сосредоточенно посмотрел вперёд и на мгновение замер. Затем высоко подбросил мяч, оттолкнулся двумя ногами от земли и точно ударил вытянутой рукой по мячу.
Тот пролетел через площадку и приземлился на её противоположной стороне внутри разметки.
– Да! Есть! Отличная игра, профи! – громко прокричал Стефан и захлопал в ладоши, хотя это и причинило ему боль.
Мальчик вздрогнул, обернулся на голос и стал искать глазами того, кто кричал. Он прищурился и поднял руку, чтобы заслонить вечернее солнце, висевшее низко в небе среди лёгких облаков, походивших на цветную капусту.
Со спортивной площадки на Амагере уже ушли и дети, и любители позаниматься спортом на свежем воздухе, и владельцы воздушных змеев, так что на поле для пляжного волейбола не было других игроков. Мальчик до этого момента не замечал, что кто-то наблюдает за ним, и смущённо кивнул в знак благодарности. Потом пошёл к своей неоново-зелёной спортивной сумке, лежавшей на песке на правом краю площадки.