Элоиза улыбнулась, когда увидела её.
Светлые волосы Анны были распущены и обрамляли узкое лицо с большими голубыми глазами, полными губами и хорошеньким курносым носом, который придавал ей юный, почти детский вид, хотя на тот момент ей должно было быть по меньшей мере лет двадцать пять.
Это была единственная фотография, которую Элоиза увидела в ходе своего расследования, где Анна Киль не выглядела апатичной. Её рот расплылся в улыбке, а голубые глаза, чей взгляд был устремлён на Кеннета Валлё, сверкали.
Она выглядела гордо, почти счастливо.
Итак, они с Валлё были не только друзьями детства. Дружба простиралась далеко за пределы школьных лет. Но было ли между ними что-то большее, размышляла Элоиза. Были ли они любовниками? Могут ли частично парализованные мужчины вообще состоять в отношениях?
Элоиза позвонила Мортену Мунку в Исследовательский отдел, который ответил на звонок театральным «You may speak»[9].
– Привет, это я, – сказала Элоиза, – мне нужен адрес одного парня.
– Ты не обращалась с этим вопросом к Мирозданию?
– Ха-ха, очень смешно. Его зовут Кеннет Валлё, и он живёт в Херлеве. Ты сможешь найти мне адрес?
– Минутку, – сказал Мунк и отключился, не попрощавшись.
Элоиза сидела с выключенным двигателем, пока от Мунка не пришло СМС.
21
Это был типичный дом зажиточного горожанина. В таком доме можно было жить в каком-нибудь крупном провинциальном городе Дании при наличии хорошо оплачиваемой работы, например, стоматологу из Вайле-фьорда или юристу из Сёнеборга. Роскошный, красивый и дорогой, по крайней мере по сравнению с соседними домами. Однако не в таких домах обычно живут, располагая капиталом в триста миллионов или больше, подумала Элоиза.
В своё время ей доводилось брать интервью у деловых людей типа Кеннета Валлё, а в юности она встречалась несколько раз с парнями, чья фамилия писалась с приставкой «фон» или римской цифрой. Это были мальчики, чьи семьи жили на побережье. Для Элоизы само собой разумелось, что люди, даже вполовину менее обеспеченные, чем Кеннет Валлё, почти всегда отдавали предпочтение домам, где были и собственные теннисные корты, и частные пристани.
А здесь ничего подобного не было.
Она заехала на мощёную дорогу, ведущую к одноэтажной кирпичной вилле, и припарковалась перед домом.
Она подошла к входной двери, нажала на звонок, и за дверью раздался громкий птичий щебет, затем молодая женщина открыла дверь.
– Да?
– Здравствуйте, я ищу Кеннета Валлё. Он дома?
Женщина не стала спрашивать у Элоизы её имя или цель посещения, а, улыбаясь, распахнула дверь и пригласила её войти.
– Он на кухне, сюда, пожалуйста, – сказала она, ведя Элоизу по дому.
Кеннет Валлё сидел за кухонным столом. Перед ним был классический датский обед из пряной сельди с варенными вкрутую яйцами и домашнего пирога с ливером на керамическом блюде.
У Элоизы потекли слюнки и засосало под ложечкой, когда она почувствовала запах свежеприготовленных блюд.
– О, извините, что я прерываю ваш обед, – сказала она, останавливаясь.
Кеннет Валлё поднял голову и улыбнулся.
– Привет.
– Добрый день. Меня зовут Элоиза…
– …Кальдан, – сказал он, протягивая руку, – я знаю. Меня зовут Кеннет.
Элоиза удивлённо посмотрела на него и после секундного замешательства пожала его руку.
– Мы раньше встречались?
Он покачал головой.
– Я узнал вас по фотографии.
– По фотографии?
– Да. Вы журналистка, не так ли?
– Да.
– Ну, располагайтесь. – Он указал на незанятое место перед собой и знаком пригласил её сесть.
– Наверно, я пришла не вовремя, я мешаю вам обедать? – спросила она, делая жест в сторону выхода. – Может быть, я приду попозже?
Элоизу позабавило собственное стремление не быть навязчивой. Обычно она не стеснялась задавать вопросы информантам ни во время еды, ни во время отпуска, ни во время похорон. Это было частью её работы – той частью, из-за которой многие её коллеги прослыли циниками, умеющими заработать на чём угодно, – и у неё никогда не было с этим проблем.
А что же сейчас?
Это инвалидное кресло так на неё подействовало? Была ли это жалость, вызванная тем, что он «инвалид», и не была ли эта жалость на самом деле излишней? Как бы то ни было, в Кеннете Валлё было что-то такое, что ей хотелось проявлять гибкость.
– Нет-нет, не беспокойтесь, – сказал он, – не хотите ли составить мне компанию?
Элоиза заметила, что стол накрыт на двоих. Она посмотрела на женщину, которая открыла ей дверь.
– Мне бы не хотелось занимать ваше место…
– Да садитесь, наконец, – сказала та, мягко подталкивая Элоизу к свободному стулу, – у меня ещё есть кое-какие дела.
Она подвинула стул, и Элоиза поблагодарила и села.
Женщина выскользнула из кухни, оставив Элоизу наедине с Кеннетом Валлё.
– Это ваша девушка? – спросила Элоиза, кивая ей вслед.
Кеннет Валлё одновременно покачал головой вверх и вниз и из стороны в сторону, что, по-видимому, означало: «И да и нет».
– Мириам – моя помощница, – сказал он. Он молча изучал Элоизу несколько секунд. Затем спросил: – О чём вы думаете?
– Ни о чём. Хотя нет, на самом деле я размышляю над тем, как это такой человек, как вы, живёт в Херлеве.
– А где же мне жить? – спросил он. – В Люксембурге? Провансе?
– Да, или в Рунгстеде…
Он рассмеялся.
– В Рунгстеде? А зачем же мне переезжать в Рунгстед?
– Я не знаю, – сказала Элоиза, беря плетёную хлебницу, которую он ей протянул, – разве это не то место, где живут состоятельные люди?
Она взяла кусок ржаного хлеба. Серединка была ещё немного влажной и тёплой, и хлеб чудесно пах солодом.
– Я родился и вырос здесь, – сказал Кеннет Валлё, – моя семья живёт неподалёку, как и большинство людей, которыми я дорожу. Вот, попробуйте сельдь, она вкусная, – сказал он, протягивая ей фарфоровое блюдо. – Я не вижу смысла уезжать. А вы?
Элоиза пожала плечами.
– Нет, когда вы так говорите. Но большинство людей, которых я знаю, мечтают выиграть в лотерею – или, как вариант, создать IT-бизнес, который можно было бы продать китайцам за фантастическую сумму, – чтобы получить возможность уехать. Подальше от той жизни, которой они живут, подальше от города, в котором они родились.
Она задумалась про еду, которую готовила себе сама.
– Ммм. Как же вкусно.
– Правда? Это всё хлеб. Мириам – умелый пекарь. Попробовали бы вы её малиновые язычки.
Элоиза улыбнулась. Малиновые язычки? Валлё выбрал её в помощники из-за её пекарского таланта? Определённо.
– Я бы с удовольствием, – сказала она и положила в рот ещё один кусочек сельди.
– А что же всё-таки привело вас сюда, Элоиза Кальдан? – спросил Кеннет Валлё, откидываясь на спинку стула. – Не думаю, чтобы вы писали статью об IT-индустрии.
– Почему вы так думаете?
Он улыбнулся и пожал плечами.
– Просто предполагаю, – сказал он, протягивая руку к пиву и не отрывая глаз от неё.
Он открыл бутылку с громким хлопком.
Элоиза мгновение колебалась. Затем сказала:
– Я пришла, потому что пишу об Анне Киль.
Валлё кивнул. Выражение его лица не изменилось; взгляд был по-прежнему открытым и приветливым.
Элоиза прищурилась и с подозрением посмотрела на него.
– Почему у меня такое чувство, что вы не удивлены?
– Наверно, потому, что это верное предположение: я не удивлён. Любой журналист, уважающий себя и свою профессию, должен интересоваться историей Анны. О ней стоит написать.
– Вы знали, что я хотела с вами связаться?
– В любом случае я не удивлён.
– Почему?
– Я только что объяснил вам это.
– Вы сказали, что любой журналист с уважением относится к своей профессии. Но теперь я спрашиваю: знали ли вы, что именно я свяжусь с вами?
Он сделал глоток пива, отёр пену тыльной стороной ладони и поставил бутылку.
– Нет. Но я думал, что это возможно.
– Почему?
– Потому что она хочет поговорить с вами.
– Анна Киль?
– Да.
– Откуда вы это знаете?
Он улыбнулся и не ответил.
– Почему со мной? – спросила Элоиза.
– На этот вопрос я не могу ответить.
– Не можете или не хотите?
Кеннет Валлё коротко засмеялся и слегка пожал плечами.
– А есть разница?
Элоиза отложила столовые приборы в сторону и отодвинула тарелку.
– Значит, вы с Анной были друзьями?
– Мы всё ещё друзья. Лучшие друзья.
Элоиза подняла одну бровь.
– Вы дружите с убийцей, всего-то?
– Анна не убийца, она… подозреваемая.
– Она убийца.
– Это вопрос семантики.
– Нет, это не вопрос семантики. Здесь не может быть никакой градации и разных точек зрения. Анна Киль хладнокровно убила Кристофера Моссинга. Она убийца. Точка.
– Я думаю, однажды вы посмотрите на это иначе.
– Вы общались с полицией?
– Разумеется. Несколько раз. С Эриком Шефером – отличный парень.
– О чём он вас спрашивал?
– О том, каковы мои отношения с Анной. Когда я в последний раз её видел. Финансировал ли я её побег. Такого рода вещи.
– И?
– И что?
– Вы это сделали? Финансировали её побег?
– Да ладно вам. – Он снисходительно улыбнулся. – Вы действительно думаете, что я мог помочь убийце – кажется, так вы её назвали – избежать ареста?
– Да.
Он улыбнулся.
– И вы действительно думаете, что я бы стал кому-то говорить, если бы это было так?
Элоиза сложила руки на коленях.
– Но контакт вы с ней поддерживаете?
Он ничего не сказал. Просто улыбнулся тёплой, лёгкой улыбкой, разглядывая при этом блюда на столе, словно пытаясь выбрать.
– Ну ладно, но в следующий раз, когда будете с ней разговаривать, передайте, что, если она чего-то от меня хочет, пусть позвонит. Я больше не потерплю этих загадочных писем, которые она мне присылает. Я полагаю, вы также знаете, что она пишет мне письма?