Он не был монстром!
Это просто недоразумение!
Когда отец заплакал в трубку, Элоиза сперва подумала, что он напуган. Боится быть невинно осуждённым, потерять свободу, репутацию, свою жизнь.
– Прости, – сказал он. – Прости, Элоиза. Не бросай меня, милая. Я не смогу жить без тебя.
– Я никогда тебя не брошу, папа. Я обязательно вытащу тебя. Мы очистим от клеветы твоё имя.
– Я никогда не трогал этих детей.
– Я знаю, папа, я обязательно…
– Ho это болезнь.
– …Болезнь? Ты о чём?
– Я ничего не могу с этим поделать, это не моя вина.
Он громко рыдал и заклинал её простить его, и Элоиза почти не разбирала слов, которые он произносил.
– О чём ты говоришь, папа?
– Это правда. То, в чём меня обвиняют. Это правда.
Элоиза засмеялась. Зло и истерично.
– Да нет же, ну какая ещё правда?! Какого чёрта ты несёшь?
– Да, это болезнь. Это болезнь, я… Господи, помоги мне!
Именно тогда это и произошло.
Это был момент, когда та жизнь, которую знала Элоиза, совершенно переменилась. Она почувствовала себя космонавтом, отсоединённым от страховочного троса и плывущим теперь в открытом космосе, – она вращалась, ошеломлённая, потерянная, и всё больше и больше удалялась от Земли.
Подожди, вернись, помоги мне!
Пока он говорил, она не проронила ни слова. Он объяснял, оправдывался, открывал перед ней потайные стороны своей жизни и показывал ей их отвратительное и омерзительное наполнение, которого она хотела бы никогда не видеть.
– Я ни разу не прикоснулся к ним. Я клянусь, Элоиза. Но я испытывал желание – о, мне стыдно говорить это, – я испытывал желание, и я смотрел. Я смотрел, как другие… Я был там и смотрел, как они… Я ничего не делал, чтобы прекратить это, но сам я никогда не прикасался к ним. Я клянусь.
Она вздрогнула и очнулась посреди этой речи, как просыпается посреди ночи человек, которому приснилось, что он падает, пульс у неё зашкаливал, и сравниться с ним в скорости могли только её мятущиеся мысли.
– Хватит, – сказала она. – Хватит! Я не хочу больше это слушать.
– Но, Элоиза, ты должна понять, что…
– Нет. Я не хочу больше это слушать. Я не хочу с тобой разговаривать.
Он снова заплакал, и Элоиза почувствовала себя такой одинокой, как никогда ещё раньше не чувствовала. Это было больше, чем просто одиночество, это было чувство оторванности от всего на свете. Мать умерла, а отца – человека, которого она знала и любила всю свою жизнь больше, чем кого бы то ни было другого, – больше не существовало.
Она почувствовала себя сиротой.
Брошенной.
– Ты умер для меня, – сказала она, прежде чем повесить трубку. – Ты больше никогда меня не увидишь.
39
Шефер нажал на кнопку звонка своим грубым пальцем и нажимал до тех пор, пока всё здание не задрожало, как будто перед ним орудовали отбойным молотком.
Он убрал руку только тогда, когда распахнулось окно на четвёртом этаже и из него выглянул кудрявый мужчина. Увидев Шефера и Августин у подъезда, он хрипло крикнул:
– Какого хрена вам надо?
– Мы к Кальдан, с пятого! – прокричал Шефер в ответ. – Вы её видели?
– Нет, и если она не глухая, значит, её нет дома, неужели не понятно? Ну и идиот! – Мужчина демонстративно громко захлопнул окно.
Шефер с каким-то детским злобным упрямством собирался позвонить снова, но Лиза Августин схватила его за руку.
– Пойдём, – сказала она, – её нет дома.
– Давайте съездим на Сторе Страндстреде, посмотрим, не на работе ли она.
Машина была припаркована чуть вдалеке. Шефер открыл центральный замок с пульта на ключе.
– Ты правда думаешь, что она уже вернулась на работу? – спросила Августин. – После такого жестокого нападения?
Шефер пожал плечами.
– А почему нет?
– А может быть, она решила взять передышку после всего этого? Сделать перерыв на неделю или на две, прийти в себя или, может, пообщаться с психологом?
– Да, такое может быть, если ты парикмахер или учитель французского в Копенгагенском университете, но Кальдан так вряд ди сделает. Она такая же, как мы с тобой. Работа для неё – это не необходимое зло, чтобы покрывать расходы, она со своей работой – одно целое.
Августин подняла бровь.
– Так вот почему она не замужем.
– Нет, это тут совершенно ни при чём.
– Разве? Нет, при чём. Вы с Конни – исключение, которое только подтверждает общее правило, что у людей, живущих своей работой, не бывает порядка в личной жизни.
Августин посмотрела на Шефера и поняла, что его внимание привлекло что-то постороннее. Он внимательно смотрел в другой конец улицы Олферта Фишера.
– Ага, – сказал он, указывая туда. – И вон идёт ещё одно исключение. С пакетом из булочной в руках и блаженной улыбкой на лице. Такой бодренький. Вот у кого порядок в личной жизни.
Августин проследила взглядом за указательным пальцем Шефера и увидела Мартина Дюваля, который приближался к ним, вытаскивая на ходу из коричневого бумажного пакета большую булку с маком, и не замечал их.
Шефер окликнул его.
– Дюваль!
Мартин Дюваль быстро поднял голову, как испуганный конь, увидел Августин и Шефера, и выражение какой-то неопределённости, возможно сомнения, мелькнуло в его взгляде. Но он не замедлил шага, а любезно кивнул и подошёл к ним.
Подойдя, он протянул руку в знак приветствия.
– Доброе утро!
Шефер сжал его руку. Не так, чтобы хрустнули кости, однако гораздо сильнее, чем при обычном рукопожатии. Это была его дурная привычка, способ показать людям в деловых костюмах и прочим зарвавшимся, кто здесь главный. Типа «а у меня всё равно длиннее».
– Доброе утро, – ответил он. – Забавно встретить вас здесь. Я думал, вы живете в Бергене?
– Да, и там тоже.
– Может, вы направлялись к Элоизе?
Дюваль кивнул.
– Да.
– Отлично. Тогда мы можем пойти с вами. Мы хотим задать ей несколько вопросов.
– Э-э… Её нет дома, – сказал он, замедляя шаг.
Шефер нахмурился.
– Вы только что сказали, что идёте к ней домой.
– Я иду в её квартиру, да.
– Но её там нет?
– Нет.
– Значит, у вас есть ключ?
Дюваль улыбался и вопросительно смотрел по очереди то на Шефера, то на Августин.
– Да… А что не так?
Уголки рта у Шефера опустились, и он чуть покачал головой.
– Она на работе?
– Да, она уехала рано на какое-то задание.
– Вы знаете, где её можно найти? У нас с детективом Августин, как я уже сказал, есть несколько вопросов, которые мы хотим ей задать.
– Я не уверен, – сказал Дюваль и начал аккуратно сворачивать пакет. – Вы были в редакции?
Шефер почесал горло, испытующе глядя на Дюваля.
– Вы же из отдела коммуникаций, не так ли?
– Был. Я уволился.
– Вы хорошо делали свою работу?
Дюваль скромно пожал плечами.
– Когда-то делал хорошо. Да.
– Хм, – сказал Шефер, вытаскивая пачку сигарет из внутреннего кармана. – Иногда я тоже хожу и бью себя в грудь, как я хорош в собственной работе. И знаете почему? – спросил он из угла рта, закуривая. Он затянулся, прищурился и пристально посмотрел на Дюваля.
Дюваль улыбнулся и пожал плечами.
– Нет, но предполагаю, что вы мне сейчас расскажете.
– Я вижу, когда люди лгут.
– Вот как.
– Угу, – сказал Шефер, сплёвывая табак и не отрывая глаз от Дюваля. – Так как насчёт сказать нам, где она?
– Простите?
– Элоиза. Где она? И не говорите мне, что она в газете. Мы оба знаем, что это ложь.
Мартин мгновение выглядел так, будто оценивал свои возможности. Затем сказал:
– Она попросила меня не говорить вам, куда уехала.
– Знаете ли вы, какое наказание полагается за умышленное сокрытие информации, которая может помочь расследованию уголовного дела?
Мартин Дюваль нахмурился.
– Мне трудно понять, как информация о местонахождении Элоизы может помочь расследованию.
– Вот именно поэтому вы делаете свою работу, а я – свою, – подытожил Шефер, стряхивая с сигареты пепел.
– Это шутка? – обратился он, смеясь, к Августин. – Он прикалывается или он всегда такой?
Детектив Августин холодно взглянула на него.
– Послушайте, я понимаю, что думает Элоиза, – сказал Шефер. – Она хочет, чтобы об этой истории знали только свои. Она хочет быть первой, кто заговорит о ней на публике. В теории я прекрасно это понимаю и считаю очень похвальным, что она так серьёзно относится к своей работе. Однако это касается не только Элоизы. Это дело больше, чем просто газетная статья.
Дюваль колебался.
– Дело не только в статье… – пробормотал он.
– Элоиза в опасности, – сказала Августин. – Вы это понимаете?
– Да, спасибо, это я уже осознал. – Он показал ей ободранные костяшки пальцев.
– Хорошо, поэтому, если вы дорожите ею, скажите нам, где она, – сказала она.
Дюваль слегка покачал головой.
– Сожалею. Я не могу.
Шефер положил свою тяжёлую руку ему на плечо.
– Мартин, мы должны поговорить с ней. Это важно. Не только для расследования, но и потому, что кое-какие плохие парни пытаются взять её за горло, понимаете? Мы до сих пор до конца не знаем, что, чёрт возьми, происходит, и, если мы хотим гарантировать безопасность Элоизы, нам нужно знать, где она.
– Мне очень жаль, но я не могу вам помочь.
Мартин Дюваль повернулся и пошёл прочь.
Шефер заговорил ему вслед, при этом внимательно разглядывая свои ногти:
– Как вы думаете, что сказала бы Элоиза, если бы узнала, что прошлой зимой вы принудили сотрудницу министерства к половому акту?
Мартин Дюваль резко остановился и медленно повернулся.
– Бедная девушка, – сказал Шефер, качая головой.
Когла Дюваль заговорил, его голос звучал настороженно:
– Я никогда никого ни к чему не принуждал. Женщина, о которой вы говорите, охотилась за повышением. Вот и вся история.
– Ах, хорошо. Значит, вы предложили ей повышение, если она с вами переспит?