– Уилл… – говорит отец. – Я уж думал, вдруг ты не справишься. Зря в тебе сомневался. Ты молодец.
– О чем ты?!
Левой рукой отец показывает на лес. На бегу Уилл видел перед собой лишь отца и не замечал ничего вокруг. Деревья по ту сторону дороги объяты пламенем, их кроны пылают ярче гигантских факелов, озаряя светом окрестности. В глаза бросается еще несколько деталей. На противоположной стороне улицы нет привычного склона, деревья растут из ровной поверхности. Она похожа на белый песок, усыпанный кристаллами, которые отражают свет и вспыхивают миниатюрными звездами, образуя на земле странные созвездия. Макушки деревьев объяты пламенем, но стволы не чернеют от жара. Более того, Уилл вообще не чувствует от них тепла.
– Luceo non uro,[8] – говорит отец.
– Что?
– Так, к слову пришлось.
Отец поднимает меч, берет его в обе руки и принимает боевую стойку. Уилл перехватывает копье удобнее и вскидывает перед собой.
– Сейчас по-другому, – говорит он. – Не как прежде.
– Конечно, – кивает отец. – Так и должно быть.
– Почему?
– Потому что сейчас все происходит именно так, как в ту ночь.
– То есть?
– Я хочу сказать, что твой мозг слегка подкорректировал воспоминания, поскольку для тебя это было слишком болезненно. Ты видел медведя, да?
– Да, самого гигантского на свете.
– А я – человека. Он вышел на дорогу в ковбойских сапогах ручной работы, в джинсах, белой рубашке и кожаной куртке. Волосы – длинные и черные. А лица не было вовсе.
Уилл трясет головой.
– Хочешь сказать, что… А, ладно! – отмахивается он. – Если к нам вышел не гризли и не человек без лица, то кто?
Отец кивает в сторону горящего леса.
– Сейчас увидим.
Щурясь от яркого света, Уилл вглядывается в ряды стоящих перед ним деревьев. Среди стволов что-то движется, прокладывая себе путь. Нечто крупное, размером с коня, шагает, низко опустив лохматую голову. Уилл замечает мощные бока и огромные лапы. Может, лев? Из-за спины поднимается хвост, состоящий из сегментов; он дугой ложится зверю на плечо. На конце – острый шип.
Не лев.
Уилл спрашивает:
– Что это?
– Страж, – отвечает отец.
– Ты про ту историю, которую якобы рассказал тебе Карсон?
Отец в приятном изумлении вскидывает брови.
– Ты все-таки прочитал?
– Конечно.
– Тогда да.
– Так все это – правда?
– От первого до последнего слова. Карсон нашел дорогу в другую реальность, испил из источника и вызвал сущность, которая его охраняла.
– Все равно полнейший бред!
Отец пожимает плечами.
– Миров гораздо больше, чем принято считать.
– Супер!
– Если тебе станет легче, я тоже не сразу поверил. Решил, что Карсон выдумывает.
– Почему изменил мнение?
– Незадолго до его отъезда мы с ним ходили сюда и…
– И видели огонь на вершине холма, – перебивает Уилл. – Я был с вами, помнишь? Пламя будто плясало.
– Да, – кивает отец. – Ты был с нами. В общем, увидев, как странно ведет себя огонь, я понял, что дело и впрямь нечисто.
Существо по ту сторону дороги тем временем доходит до кромки леса и замирает, задрав бронированный хвост. Тело у него львиное, причем исполинских размеров, а лицо – человеческое, тоже огромное. Глаза сияют, как окна в печи. Зверь открывает пасть, и внутри Уилл видит ряды острых зубов, уходящие в глотку. Тварь издает рык, похожий на стальную песнь соборных колоколов. От него трясутся горящие макушки деревьев.
Уилл вздрагивает, но цян не опускает. Он ждет, что тварь заревет снова и снесет их с отцом звуковой волной. Но та молчит.
Когда звон в ушах стихает и к Уиллу возвращается дар речи, он спрашивает:
– Напомни, что мы здесь делаем?..
– Мы – якорь, – говорит отец.
– Какой еще якорь?
– Который способен его отвлечь.
– Зачем?
– Страж не привязан к времени и пространству. По крайней мере, если верить тем крохам информации, которые Карсону удалось найти. Чтобы добраться до своей цели, это существо должно чуять ее постоянно. Если отвлечь его, то можно сбить со следа.
– Что тогда?
– В идеале он запутается и не поймет, куда двигаться дальше. Или мы хотя бы сумеем задержать его и дать Карсону время перепрятаться.
– Значит, якорь?
– Он самый.
– Я так понимаю, эта ночь снится мне каждую осень неспроста?
Отец кивает.
– Ты не вспоминаешь, оно происходит всякий раз заново.
– Что ты хочешь этим сказать?!
– Когда мы столкнулись со стражем впервые, нас затянуло в его реальность. Неглубоко, мы не заблудились, но отчасти застряли в том дне. Карсону мой план не понравился, он говорил, что слишком рискованно.
– Думаю, он был прав, – невольно язвит Уилл. – Тебе не кажется, что брать двенадцатилетнего сына на битву с гребаной тварью – не самый умный поступок в жизни?
– Не выражайся!
– Ответь.
– Разумеется, я сознавал все риски, – говорит отец. – Но мы должны были произвести на эту тварь впечатление, а ты умел обращаться с копьем. Если бы я рассказал тебе все как есть, ты согласился бы. Кроме того, я был уверен, что страж нападать не станет.
– Хотелось бы знать, откуда такая уверенность… – качает головой Уилл. – Хотя в остальном ты прав: если бы ты рассказал мне, я, разумеется, пошел с тобой.
– Прости, что промолчал.
– Ладно, забыли… У нас получилось? – спрашивает Уилл. – Похоже, что в конце концов тварь добралась до Карсона, но ему долгое время удавалось скрываться.
– Смотри, – неожиданно говорит отец, направляя клинок в сторону ждущей их твари. Она такая огромная, что лицо выглядит гротескным. Уилл видит глубоко посаженные глаза, высокие скулы, округлый подбородок – и узнает черты Карсона. Он невольно пятится, опуская копье. Его словно с размаху бьют в солнечное сплетение: хочется вдохнуть, только воздуха не хватает. Он наклоняется вперед. День сегодня и без того выдался тяжелым, но это – последняя капля, та соломинка, которая переломила хребет верблюду.
С трудом набрав воздух, он хрипит полушепотом:
– Это что еще за хрень?
Отец кладет руку ему на плечо.
– Тихо, – говорит он. – Все хорошо. Успокойся.
Тиски понемногу разжимаются, и Уилл находит в себе силы встать прямо. Отец смотрит на него. Правой рукой он держит сына за плечо, а левой по-прежнему сжимает клинок, повернутый в сторону твари, которая не спускает с них горящих глаз. Уилл поднимает копье и направляет острие в грудь зверю.
– Карсон наконец-то встретился со стражем и убил его, – говорит отец.
– Что? Когда?!
– Первый раз – в Шотландии. Карсон снял в горах домик на краю луга, к которому вела дорога через ущелье. Выбрал его неспроста. Летом в самом узком месте выкопал глубокую яму. Дно утыкал двухметровыми острыми кольями. Потом сшил три больших куска брезента и укрыл им яму, присыпав землей. Когда страж пришел, Карсон встал возле ловушки, вооружившись самодельным копьем и топором. Тварь кинулась к нему и упала. Взвыла и издохла, получив с десяток смертельных ран. Карсон дождался, когда она затихнет, спустился и отрубил ей голову. Похоронил прямо там, в яме, завалив землей и камнями. Рад был – не описать словами! Поговаривал о том, чтобы вернуться в Штаты, хотел навестить нас, но решил сперва доработать начатую книгу и дать несколько интервью. Процесс затянулся, однако Карсона уже ничего не заботило. Он избавился от своего преследователя. Правда, в конце следующего лета все началось по новой. Вернулись знакомые признаки. Карсону опять снилось озеро в ущелье; погода стояла необычно теплой; он слышал слабые отголоски железного рева в окрестных холмах… Сперва пытался не обращать внимания, решив, что ему мерещится, – в конце концов, он очень долго бегал от проклятой твари. Но однажды вечером он выглянул в окно и увидел, как горит вершина ближайшего холма. Понял, что ничего не вышло и зверь уже близко. Подумал, не уехать ли, но, вспомнив прошлогодний успех, набрался смелости и решил драться. Времени мастерить очередную ловушку не было, поэтому он стал действовать проще. Соорудил несколько простейших бомб и установил их возле прежней ямы. Как только тварь подошла ближе, активировал заряды. Зверя разнесло в клочья. Карсон собрал останки и закопал их как можно дальше друг от друга.
– Полагаю, и в этот раз ничего не вышло?
– Абсолютно. Карсон прожил в Шотландии год и уехал, как только ему приснился первый сон. Потом он убивал зверя еще несколько раз: в Германии, в Финляндии, дважды в Непале и в Монголии. А может, не только там, уже не вспомню. Он использовал все что можно: и дробовики, и винтовки, и медвежьи капканы, и динамит. Топил его, бил током. Тварь умирала снова и снова, а потом опять возрождалась, не ведая ран и усталости. Если бы мы с тобой не выходили против нее каждую осень, утяжеляя якорь, то рано или поздно она одолела бы Карсона. В конце концов ему надоело бегать. Он приехал в Тиличики, небольшой поселок на северо-востоке Камчатского полуострова. Сказал мне, что когда страж объявится, он выйдет к нему с топором и мачете. Больше не будет ставить никаких ловушек и проводить эксперименты, выясняя, как раз и навсегда прикончить эту тварь. Карсон позвонил мне, чтобы попрощаться: он знал, что даже с якорем у него нет шансов одолеть зверя. Отговорить его я не мог, но предложил одну идею. Если он сумеет побороть стража в этот раз, пусть попробует съесть его.
– Съесть?!
– Таков был древний способ отнять у противника силы. Если честно, на эту мысль меня натолкнуло одно эссе, где автор сравнивал работу критика, пытающегося разобраться в перипетиях поэмы, с действиями героя, который дерется с чудовищем. Выход, по мнению критика, был один – съесть злосчастный текст стихотворения. Разумеется, то была всего лишь метафора, но я вспомнил, что такую тактику Карсон еще не использовал.
– Похоже, он прислушался к твоему совету?
– Карсон позвонил через пару дней после схватки. Связь была ужасной, но по голосу я понял, что досталось ему сильно. Он потерял глаз, ухо, половину скальпа. Заработал уйму ран от шипастого хвоста. Страж, судя по всему, оказался еще и ядовитым, потому что раны распухли и сочились гноем. Левую кисть и плечо раздробило, ноги он и вовсе лишился до самого бедра. И все же он справился, убил эту тварь: проткнул два сердца из трех, отрубил хвост у основания и расколол топором череп. Придя в себя, кое-как перевязал раны и принялся собирать дрова, чтобы зажарить мясо. Сердца были слишком жесткими, их пришлось спалить. А вот с печенью или какими-то другими потрохами повезло больше. Самое странное, что у Карсона не было ни малейшего аппетита, но стоило положить в рот первый кусочек, как его охватил дикий голод. Больше я от него вестей не получал. Решил, что раны оказались чересчур серьезными и он не выжил. Или случилось что-то еще…