Пэт посмотрел на Лиз. Та пояснила:
– Он использует жгуты как вспомогательные органы чувств: дополнительные глаза и уши, чтобы собирать информацию.
– Сквозь зеркала?
– Сквозь отражения, – уточнила Лиз. – Никогда не знаешь, из какой лужи, стекла или блестящей дверной ручки за тобой наблюдает еще одна пара глаз.
– Зачем? – спросил Пэт. – Я понял, что ему нужно здесь удержаться, но зачем шпионить за людьми?
– Чтобы изучать нас, – пояснила Лиз. – Учиться. И тогда рано или поздно он выберется в нашу реальность.
– Чем больше людей мы приведем к нему – ты и я, – тем скорее это случится?
– Не только мы, есть и другие, но нас немного. Все держится в строжайшем секрете. Понимаешь зачем? Когда он выберется в наш мир, то обязательно отблагодарит всех, кто ему помогал. Знаешь, что он для нас сделает? Что угодно! Поэтому и нужно желание в качестве приманки: он прекрасно понимает, каково это – мечтать о несбыточном. Я хотела кольцо, а ты робота, потому что эти вещи делали нас целостными, словно когда-то были частью нашей души, а мы их потеряли. Тот, кого называют Олд Глайкит, тоже хочет стать целостным, настоящим в самом буквальном смысле слова. Помоги ему – и получишь свое!
Кровь стекала с ладони длинными каплями, которые проваливались рядом с Лиз и троицей черных жгутов в бездну под ногами. У Пэта мелькнула дурацкая мысль: кто-нибудь глядит сейчас в зеркало, брея бороду или подкрашивая глаза, видит на внутренней стороне стекла красный всполох и удивляется, что бы это значило.
Он спросил:
– Можно сперва перевязать руку? Я понимаю, что по-другому ты не могла, но она очень сильно болит.
Пэт запрокинул голову, разглядывая темную прямоугольную щель, ведущую обратно в комнату.
– На что ты намекаешь? – удивилась Лиз.
– Мне нужны обе руки, – пояснил Пэт. – Эти ребята намного сильнее меня, одной с ними не справиться.
– Отлично, – кивнула Лиз. – Я в тебе не ошиблась.
– Спасибо! Ты показала мне настоящее чудо.
– Всегда пожалуйста, – хмыкнула девушка. – Это только начало. Дальше будет и вовсе фантастика. Тебе понравится.
Она отпустила черный жгут, который вместе с товарищами, извиваясь, потек от нее прочь.
Обратная дорога отняла немало сил. Они успели нырнуть довольно глубоко, а плыть вверх было труднее, чем вниз. Рука ужасно ныла, боль простреливала до самой груди, в которой царила пустота, словно вместе с шипом из Пэта вынули внутренности. Лиз, плывущая следом, крикнула:
– Давай я пойду первой? Ты очень медленно двигаешься.
– Все нормально. Лучше подстрахуй меня снизу, вдруг упаду.
– Ладно, как хочешь.
– Спасибо, – сказал Пэт. – Буду очень признателен.
Он проплыл мимо стайки блестящих лент, мельком заметив в их серебристой поверхности странные отражения: стоящих перед картиной троих мальчиков примерно его лет; спящего у ручья старика с удочкой; девушку с короткими волосами, обнимающуюся с парнем в куртке с университетской эмблемой. Фрагменты чужих жизней – точнее, их осколки. Невольно представилось, каково здесь будет Кларку Фиггу и Джо Вайскопфу. Даже если им удастся избежать сомнительной чести болтаться на черных жгутах, вряд ли они долго тут протянут – скорее всего, почти сразу сойдут с ума. От этой мысли было и жутко, и волнительно. Удастся ли Пэту заманить сюда обидчиков, особенно если Лиз сдержит обещание и научит его всяким трюкам с зеркалами? Если поверить ей (а она наверняка не врет – по крайней мере, до сей поры Лиз говорила чистую правду), Патрика в их пропаже обвинить не сумеют. Надо лишь дождаться, когда эти двое подойдут к зеркалу, открыть его и затолкать их внутрь. Никакой суеты, никаких улик – и никаких обидчиков. Причем физически они останутся живы, только застрянут в потусторонней реальности, навсегда став ее частью.
Пэт словно стоял на самом краю пропасти, и из-под ног у него сыпались камни. Голова шла кругом, живот сдавило. Он согласился помогать Лиз не только потому, что в противном случае она бросила бы его здесь погибать. От одной мысли, в чем ему предлагали участвовать, внутри все переворачивалось и становилось горячо и тесно. Вспомнились недавние выходные, когда незадолго до приезда Кэрол и Лиз Патрик поссорился с родителями и в пылу спора спросил у отца, неужто он настолько плохой сын. «Да», – ответили ему.
«Он еще не знает, насколько я плохой, – подумал Пэт. – Узнал бы – не поверил».
Впрочем, заманить сюда родителей он не осмелился бы. Представилось, как отец испуганно таращит глаза, разевает рот и бледнеет, – и от этой картинки в душе стало тошно и мерзко. Помучить Кларка и Джо он не отказался бы, но Патрик понимал, что, как бы те над ним ни издевались, задуманное наказание будет несоизмеримым.
Он почти добрался до выхода. Дэнгард Эйс и кольцо Лиз парили на расстоянии вытянутой руки. В прямоугольной раме мелькнула тумбочка и угол кровати. Пэт посмотрел на Лиз. Та плыла метром ниже. Заметив его взгляд, девушка спросила:
– Что? Что такое?
Пэт замешкался с ответом, еще не зная, что будет делать дальше, и пока он подбирал слова, Лиз окаменела и, судя по лицу, обо всем догадалась. Щеки у нее вспыхнули.
– Ах ты мелкий урод! – рявкнула она, и Патрик, словно подстегнутый, рванул к выходу со всех сил.
Левой рукой он успел дотянуться до рамы, но пальцы соскользнули с дерева – Лиз схватила его за лодыжку. Ногтями она впилась в кожу. Закричав, он пнул ее свободной ногой. Девушка, ругнувшись, разжала пальцы. Словно пловец, выныривающий из воды, Пэт оттолкнулся ногами и пробил невесомую пленку макушкой. Дико размахивая руками, цепляясь за простыни и ковер, он пытался нащупать опору и выбраться из зеркала. Лиз по-прежнему хватала его за ноги, но из царапин сочилась кровь, и пальцы соскальзывали. Она что-то кричала, Патрик в суете не слышал, что именно, хотя о смысле слов догадывался. Стараясь не замечать стучащей в правой руке боли, он уперся ладонями в пол и привстал. Перед глазами померкло. Одну за другой он вытащил из зеркала ноги и поставил на ковер.
Вмиг стало легче. Однако времени было в обрез. Лиз уже ухватилась за края рамы и приподняла над стеклом голову. Ее крики влетели в комнату. Пэт вскочил на ноги.
– …думаешь, что легко отделался, да? Хрен тебе! Я скажу Олд Глайкиту – и тебя как рыбу выпотрошат! Выскоблят и набьют кишки всяким мусором! Ты у меня всех родственников затащишь в бездну, а я посмотрю, как они там будут орать. Я тебе…
Лиз заткнулась на полуслове, когда увидела, что Пэт встает и берется за обе удочки. Не став тратить время на разговоры, она пригнула голову и нырнула обратно. В этот самый момент Пэт вытащил приманки из стекла.
Громко хрустнуло, будто острым ножом разрезали арбуз. Макушка, отсеченная на уровне глазниц, осталась лежать на твердом стекле. В зеркальной глуби было видно, как тело падает, а кровь алым шлейфом струится из разрубленного черепа. Пэт отскочил, роняя удочки, в которых до сих пор сохранялись чары. Поверхность стекла опять пошла рябью. Верхняя часть головы с разинутыми от возмущения глазами провалилась в отверстие, уплывая в мерцающие владения Олд Глайкита.
Пэт поставил будильник на три часа ночи, но тот не понадобился. Родителям он сказал, что идет спать; закрыл глаза и притворился, будто уснул, лишь бы брат наконец угомонился и перестал донимать его вопросами. Сон, разумеется, не шел, чего и следовало ожидать. В голове крутились мысли о сегодняшних событиях и их последствиях. Родители, брат с сестрами и кузина вернулись из магазина и обнаружили в доме настоящий хаос. Пэт валялся в коридоре, рядом лежало разбитое серебряное зеркало матери, из волос торчали осколки стекла, на правой руке зияла глубокая рана, а ноги были исцарапаны до крови. Все остальные зеркала в доме тоже оказались разбиты. Лиз со своими вещами пропала.
Мать, увидев Патрика, закричала, сестры с кузиной расплакались, отец ринулся к нему, велев Дэвису вызвать скорую, а сам встал на колени посреди груды осколков и спросил, что случилось.
Пэт выдал заготовленную версию. Он читал в гостиной. Услышал дикий грохот. Вышел и увидел, как Лиз ручкой маминого зеркала разбивает все стекла подряд: и в их комнате, и в спальне сестер, и в ванной… Он хотел успокоить ее, просил остановиться, но она будто сошла с ума. Вопила, что за ней следят изнутри, что ее выследили даже на другом конце света… Пэт подошел к ней, а она схватила осколок и резанула его по руке. Тогда он понял, что дело плохо. Хотел убежать, но Лиз ударила его по затылку, а потом все стало как в тумане. Она вытащила его в коридор. Кажется, хлопнула входная дверь. Он не знает, сколько времени прошло с тех пор и как быстро вернулись родные.
За вечер Пэт повторил эту историю несколько раз: и помощнику шерифа, который прибыл на вызов, и врачам, приехавшим сразу после него, и подоспевшим вскоре полицейским. Ужасно хотелось добавить новых деталей, приукрасить свою версию событий, которую он придумал перед тем, как разбить о голову мамино зеркало. Нет, он не представляет, куда ушла Лиз. Нет, он не слышал, чтобы она кому-нибудь звонила. Нет, машины, кажется, не приезжали, но он не уверен. Полицейские вели себя очень вежливо и постоянно извинялись, что мучают его вопросами. Пэт твердил, что все понимает и Лиз надо найти, пока она еще кого-то не поранила. Он много плакал, сотрясаясь от рыданий. Родители, полицейские, врачи гладили его по спине и успокаивали, мол, все хорошо, самое страшное позади. Он не мог говорить о том, что видел по ту сторону зеркала: ни о черных жгутах, выбивавшихся из зарослей света, ни о шипе, пронзившем его руку. Не мог говорить о том, что показал ему Олд Глайкит, и как макушка Лизы лежала на зеркале, а от нее медленно растекалась кровь. Он мог только плакать – больше ничего не оставалось.
В конце концов полицейские уехали, пообещав поговорить с ним завтра, когда он успокоится. Пэт кивнул. Он не боялся, что Лиз найдут, – от нее ничего не осталось.
Все ее вещи он пошвырял в зеркало; удочки и приманки полетели туда же. Когда Пэт увидел, как стремительно тонет Дэнгард Эйс, в груди неожиданно кольнуло. Зеркало еще пару мгновений показывало другое пространство, затем картинка размазалась и сменилась изображением потолка над головой. Пэт левой рукой проверил его на прочность, потом перевернул и ударил ногой по заднику. Потом, не испугавшись семи лет несчастий, вихр