Подойдя к тому месту, где исчез Тони, Август увидел узкий проход в кирпичном ряду. Солнце светило сзади, и воздух блестел от тумана, но дверной проем в башню отчего-то выглядел слишком темным, словно его задрапировали плотной черной тканью. Август потоптался рядом, рассматривая проход с разных сторон, но тот оставался непроницаем. Если бы Август не видел, как Тони проходит сквозь него, то решил бы, что дверь нарисована.
Вероятно, отец поджидает возле входа, прижавшись сбоку к стене. Если думает, что Август бросится туда сломя голову, то будет разочарован. Инструкция в подобной ситуации – когда полицейский в одиночку находится у здания с единственным выходом – требует оставаться снаружи и ждать подкрепления. Именно так Август и поступит. Как только на место происшествия прибудут вооруженные полицейские, он обрисует им положение дел, и они вместе решат, как лучше действовать.
Но планам не суждено было сбыться: в башне раздался крик.
Из дверного проема вылетел вопль, звуча на одной-единственной рваной ноте за пределами человеческих возможностей. Август вздрогнул. За первым криком последовал второй, третий, четвертый… Вопли эхом отражались от кирпичей в основании башни и накладывались друг на друга, превращаясь в мучительный вой, полный боли. Август никак не мог понять, кто кричит: Тони или кто-то другой? В некоторых криках чудился отцовский голос, но потом он искажался до неузнаваемости. Господи, неужели внутри есть кто-то еще? Если так, то инструкция требует немедленных действий: надо срочно войти в здание, где укрывается преступник.
Что-то в происходящем не складывалось. Прежде всего сроки. От момента появления башни до внезапного приступа истерии у Тони прошло не более получаса, а отец за это время успел притащить кого-то в башню и замучить до полусмерти. Это должно было занять намного больше времени. Вдобавок Тони и Ребекка должны были с вершины холма видеть, как соседский мальчишка возводит здесь декорации, а первые симптомы нервного срыва – появиться задолго до сегодняшнего дня. (Насчет последнего, правда, Август сомневался. Он не был специалистом в психиатрии, в отличие от матери, но в данный момент не имел возможности с нею проконсультироваться.)
Если только все не началось гораздо раньше… Есть вероятность, что отец впал в безумие уже давно. Он мог, сославшись на соседского мальчишку, построить башню сам. Потом, возведя конструкцию, заманить кого-то внутрь… Нет, не получилось бы. Ребекка была в отпуске и обязательно заметила бы, чем занимается муж.
Однако что бы ни стало причиной утренних событий, с ними Август будет разбираться потом. Бесконечные крики из башни превратились в нестройный предсмертный вой. Значит, Тони не поджидает его в засаде у двери. А если и ждет, медлить все равно нельзя.
В первое мгновение, когда Август переступал порог, возникло ощущение, будто он проходит сквозь жидкость: словно в дверном проеме стеной лилась черная вода. Не успел он опомниться и задержать дыхание, как очутился в комнате с голыми кирпичными стенами и грязным полом. Вниз уходила винтовая лестница. Круглое отверстие в потолке пропускало немного света. Внутри никого не было. Крики летели снизу, и Август торопливо начал спускаться.
Кажется, у подножья холма примерно в этом самом месте находился старый колодец. Когда Август в первый раз приезжал к отцу, тот показывал толстую бетонную трубу высотой в полметра, накрытую крышкой. По словам Тони, некогда здесь был родник. Старик, прежде владевший участком, раскопал его и залил бетоном. Так появился колодец для сада, который он хотел высадить вместо луга. Тони счел это отличной идеей, хотя зимой колодец представлял опасность, потому что Фостер с приятелями катались здесь на санках. Они с Ребеккой так и не решили, что с ним делать.
Мачеха не стала бы раскапывать его и устанавливать внутри лестницу. Август спустился уже на пять метров, и свет понемногу тускнел. Как Тони умудрился проделать такую работу в одиночку и тайком? Лестница была вырублена в земле, каждая ступенька – увенчана плоской каменной плиткой. Не представлялось, как отец таскает камни и скрупулезно укладывает их друг на друга… Впрочем, никто не мог подумать и о том, что он голыми руками до смерти покалечит разъяренного питбуля.
Дело даже не в этом – просто ни первое, ни второе не вязалось с его образом жизни. Впрочем, так всегда говорят про преступников, верно? «Мой отец (сын, брат) не мог этого совершить». И все же Августа мучили подозрения, что Тони ни в чем не виноват. Ступеньки были слишком гладкими, будто отполированными сотнями ног, а не возведенными наспех и в одиночку. Крики, которые неслись снизу, звучали пронзительнее, заметно усиливаясь. Воздух был сухим до невозможности, хотя в колодце должна ощущаться спертая сырость. Происходящее не укладывалось в общую картину и отдавало болью в висках и зудом в коренных зубах.
Лестница закончилась вырубленной в скале аркой. Свет практически померк, но глаза привыкли к темноте, и Август увидел уходящий вдаль тоннель. Откуда-то из густого мрака по-прежнему доносились крики. Август не знал, долго ли здесь бродит – скорее всего, времени прошло не так уж много, – но и отец, и жертва должны были охрипнуть. Стараясь не спешить, чтобы не споткнуться, однако и не медля без лишней нужды, Август прошел сквозь арку и зашагал по тоннелю. В тусклом освещении выручает периферическое зрение: так, кажется, говорил отец?
Тони всегда рассказывал сыну всякие интересные факты. Подростком Август ужасно злился на отца за то, что тот развелся и не взял его к себе; сам он остался в Нью-Йорке, а им с матерью пришлось переехать в Пенсильванию. Тони звонил сыну, сообщал какой-то забавный факт и, если Август не огрызался в ответ, принимался болтать на эту тему, как можно дольше растягивая разговор. Тактика себя оправдала: они худо-бедно общались, а впоследствии Августу не раз удалось блеснуть знаниями во время пустячных споров с коллегами в баре.
Периферическое зрение наконец включилось, показав, что стены по обе стороны коридора испещрены незнакомыми символами, каждый размером с ладонь. По большей части они представляли собой комбинации из петель и завитков, которые наслаивались друг на друга, образуя удивительно ровные, на первый взгляд, арабески. Впрочем, среди них мелькали и более простые символы: незамкнутый круг с разрывом на девяти часах и квадрат, внутренняя часть которого была расчерчена изломанной линией, – судя по всему, стилизованный лабиринт. И круг, и лабиринт повторялись с разными интервалами. В тусклом свете, вздрагивая из-за лютых криков, разглядеть их было непросто, но иероглифы казались старыми. Август провел рукой по стене; края фигур не выделялись на камне.
Он не знал, что и думать. Могло ли все это: лестница, тоннель, наскальная живопись, – появиться здесь задолго до того, как Тони и Ребекка купили участок? Заглядывал ли отец хоть раз под крышку так называемого колодца? Или не счел необходимым?
Впереди тоннель делился на три части. Крики неслись из всех проходов. Август прислушался, пытаясь определить их источник. Слева? Не факт… Придется выбирать наугад. Пусть будет слева. Он повернулся и пошел в ту сторону.
Почти сразу коридор заволокло вонью, заставив Августа отшатнуться и закашляться. Запах был ему знаком. Однажды он участвовал в облаве на наркопритон недалеко от аэропорта. Трое парней, которые его держали, заподозрили одного из клиентов в том, что он сливает информацию копам. Тот не был стукачом, но слишком дергался во время разговора, поэтому дилеры замучили его до смерти, исполосовав кухонными ножами. Натекло много крови, и одному из убийц пришла в голову гениальная мысль убрать эти лужи с помощью моющего пылесоса. Аппарат неплохо справился, только вот очистить бак преступники не додумались, и когда пять дней спустя Август вместе с сослуживцами нагрянул к ним в гости, пылесос стоял в углу, подозрительно попахивая. Полицейские открутили крышку и обнаружили, что бак доверху полон протухшей кровью. Августу и прежде доводилось нюхать на работе всякие гадости, но такого еще не было: от вони гниющего мяса вперемешку с железом выворачивало желудок. К счастью, его не стошнило, хотя удержался он сущим чудом.
Тот же запах окружал его и сейчас. Выпитый недавно апельсиновый сок подкатил к горлу. Август сглотнул, упорно шагая вперед. Господи, Тони, что же ты натворил? Может, ты замучил зверя? Пожалуйста, пусть это будет животное…
Это было не животное. На полу тесной каморки, в которую вывел его тоннель, лежал человек в грязных лохмотьях. Из небольшого отверстия в центре потолка падал луч света. Август прищурился. До тела оставалось десять шагов. На коже выступили капельки пота. Август свернул в сторону, держась ближе к кирпичной стене. Крики не стихали. Человека на полу убили зверским способом: грудная клетка была разворочена, и сломанные ребра торчали вверх, словно у экспоната в анатомическом театре. На месте сердца зияла дыра, точно орган вырвали голыми руками. Кажется, нападавший в какой-то момент намеренно расплескал кровь по стенам, откуда она стекла в лужицы, темные и смердящие. Августа не учили определять время смерти, но судя по всему, покойник пролежал тут как минимум несколько дней.
Значит, все еще хуже, чем он думал… Что скажут Ребекка и Фостер: как они отреагируют, узнав, что дорогой им человек совершил столь зверское убийство? Ужаснувшись, Август привалился боком к стене. Отсюда, из такого положения, он увидел лицо мертвеца с разинутым в последнем крике ртом и выпученными глазами.
Труп, распростертый у ног Августа, принадлежал его отцу.
Сердце замерло. Все внутри поднялось дыбом, а на плечи навалилась гранитная плита. Голова опустела, мысли ушли; Август видел перед собой лишь изувеченное тело. Он не сразу понял, что пустота внутри – это страшное, непреодолимое чувство горя, которое усиливается с каждым мигом, заливая глаза слезами и сжимая горло рыданиями. Пусть разум твердил, что это невозможно (судя по запаху, человек перед ним мертв не первый день, и даже если бы существовало иное объяснение этой странности, Август должен был услышать, как отца убивают, невзирая на звенящие в воздухе крики), при виде изувеченного тела всякая логика отступала.