— Но... он знает?
— Знает, знает. Иди.
Тяжелая дверь медленно открылась. Антон увидел серые своды тоннеля, тусклые лампы. Входить сюда не особенно хотелось.
— Иди. Вот дорога.
Антон медлил.
— Ну и пойду. Не стану я обращаться к его секретарям.
— Но ведь он рано или поздно приедет в театр, — заметил Алексей Григорьевич.
— Я не могу ждать, — Антон шагнул в тоннель.
Охранник смотрел ему вслед:
— Ишь, какой смелый. Горячий, в мать. Иди, иди. Прямо в кабинет попадешь.
Антон шагал вперед, разглядывая тусклые лампы и кабели вдоль стен. Он уже побаивался. Кто знает, что может здесь с ним произойти. Мысли о карьере солиста балета, о деньгах, которые следовало выплатить за квартиру, показались мелочными. Антон тряхнул головой. Пусть даже в конце тоннеля его ждет следователь, все равно. Ведь он виноват, он стрелял в мать. Антон представил себя в тюрьме, как он отбивается от блатных. Зря он не уделял должного внимания спорту. Антон по-боксерски выставил кулаки вперед, сделал несколько выпадов.
Но теперь Томский уже сомневался в том, что премьер поможет ему. Он раздумывал: не повернуть ли назад. Но все-таки не повернул.
А на мониторе кремлевского дежурного Антон уже давно был виден. Тот, в свою очередь, позвал офицера, и теперь они гадали, глядя на экран, не террорист ли перед ними. Ведь тоннелем давно не пользовались. Растерянность дежурного поста позволила Антону беспрепятственно дойти до кнопки звонка. Он надавил на нее. Раздался оглушительный звон.
За дверью немного помешка ли, затем дверь открылась. Антон увидел направленные на него автоматы.
Его сразу же обыскали и увели в караульное помещение, разрешили сесть на стул. Антон машинально оглядывался по сторонам, ожидая решения своей участи. Появился майор, начался допрос.
Антон сказал, что хочет во что бы то ни стало встретиться с премьер-министром Сафьяновым. Майор подозрительно оглядел Антона и приказал обыскать повторно. Однако и на этот раз ничего подозрительного не нашли.
— И все-таки, парень, — грозно заговорил майор. — Ты вторгся на территорию особо охраняемого объекта. Теперь у тебя только два выхода: тюрьма или психушка.
Антон объяснил, что он сын Галины Томской, солистки Большого театра, и умолял сообщить премьеру о его приходе. Молодой человек даже решился на заведомую ложь.
— Понимаете, я его родственник, — бормотал он.
Вскоре явился подполковник. Майор и подполковник вышли в коридор. Там они о чем-то разговаривали. Один из солдат-охранников вынул опасливо из ящика стола журнал и принялся разгадывать кроссворд. Другой играл на компьютере в покер. Из коридора донеслись удаляющиеся шаги подполковника и майора. Вольным шагом прошел караул, возвращающийся от могилы Неизвестного солдата в Александровском саду. Затем майор вернулся и приказал Антону следовать за ним.
Антона вели по коридору с толстыми стенами, обшитыми деревянными панелями. Над головой покачивались старомодные фонари. В проходах дежурили солдаты кремлевского полка. При приближении майора они вытягивались и отдавали честь.
Антона подвели к высоким белым дверям. Сбоку за письменным столом расположилась пожилая секретарша. Она окинула молодого человека быстрым взглядом невыразительных глаз. Створки дверей кабинета неожиданно отворились. Стремительно вышел Сафьянов. Секретарша поднялась.
— Я уезжаю, — бросил на ходу премьер.
Тут Михаил Михайлович заметил Антона. На лице премьера заиграла мягкая улыбка. Он обнял молодого человека за плечи, повел по зеленой с красными полосками ковровой дорожке. Из боковой дверцы выскочили охранники. Один из них нес плечики с выглаженным костюмом премьера.
— Ты бы ко мне еще на воздушном шаре прилетел или самолет у самого Кремля посадил, как Руст! — пошутил Сафьянов.
Вскоре Антон уже сидел на заднем сиденье «Мерседеса». Вплотную к «Мерседесу» ехал похожий на куб джип. Мелькнули Царь-пушка и спрятанный среди елок бюст Ленина. Машины выехали из Кремля и понеслись по разделительной полосе к Кутузовскому проспекту. Сафьянов то и дело прикладывал к уху мобильный телефон, откликаясь на мелодичный звонок. Премьер поглядывал на Антона грустновато-иронически.
Машины подъехали к дому, обнесенному трехметровым забором. Антон заметил видеокамеру, контролировавшую площадку у ворот. Из будки высунулся охранник. Ворота задребезжали, раздвигаясь, Сафьянов вышел из машины. Антон последовал за ним.
Они зашли в дом. Сафьянов приказал охранникам уйти.
— Костюм оставьте в прихожей, — велел он им.
Антон увидел роскошные помещения, отделанные в новорусском стиле, с колоннами, арочными проемами, розовым искусственным камином. В гостиной в уютных креслах расположились Молочкова и Грушева. На каминной полке Антон заметил черно-белый фотопортрет своей матери. Рядом красовался макет Большого.
— Я сейчас вернусь, — предупредил Сафьянов и скрылся в коридоре.
При виде растерянного Антона Грушева хмыкнула. Молочкова вызывающе положила ноги на край журнального столика и защелкала кнопками пульта, переключая программы домашнего кинотеатра. Грушева вынула из кармана платья мобильник и тоже принялась нажимать кнопки; должно быть, играла в какую-то игру. Кажется, все испытывали чувство неловкости.
— Ну, и как же нам теперь быть? — спросила вдруг Молочкова.
На экране появилась сцена из балета «Дон Кихот». Балерина встала и сделала несколько быстрых пируэтов, прищелкивая пальцами, словно кастаньетами. Грушева скорчила гримаску и принялась распеваться. В комнату вошла какая-то женщина, видно было, что из обслуги.
Она спросила, не надо ли чего. Антон попросил зеленого чаю.
Явился премьер, уже переодетый в домашний тренировочный костюм.
Сафьянов бросил взгляд на большие круглые настенные часы и пробурчал что-то нечленораздельное. Затем взял у балерины пульт и нашел программу «Новости». Минуты три он внимательно смотрел и слушал. Вероятно, появившийся на экране сюжет имел к нему непосредственное отношение. Речь шла о бюджетниках. «Может быть, он хотел бы все-таки улучшить положение бюджетников», — подумал Антон.
Сафьянов поманил Антона за собой. Вскоре они очутились в крошечной комнатушке с единственным окошком. Премьер грузно опустился на диван. Над столом висела картина художника-абстракциониста. Антону было негде присесть.
Сафьянов вытер платком вспотевшее лицо. Его пристальный взгляд показался Антону взглядом опытного игрока, для которого главное — во что бы то ни стало выиграть партию.
— Я хотел поговорить с вами о моей матери, — начал Антон не очень решительно.
— Да, исчезновение Галины — большое несчастье для всех нас. — Лицо Сафьянова приняло сочувственное выражение.
— Но, может быть, вы знаете...
Премьер замахал руками:
— В данном случае я знаю не больше, чем ты. — Из гостиной донеслось пение Грушевой. — Мне очень жаль, но кажется, надо готовиться к худшему.
— Но я хочу знать, жива она или нет, — Антон прикусил губу.
— Не советую узнавать.
— Но мне было бы легче, если бы я знал.
— Надеюсь, ты не причастен к ее исчезновению? — Премьер пристально посмотрел на Антона.
— Нет, — с трудом произнес Антон.
— Я так и думал. Тебе повестка не приходила?
— Нет. — Антон сам не знал, зачем солгал.
— Ну так вот... — Сафьянов расправил плечи. — Это я велел, чтобы тебя не трогали. Но ведь ты действительно не виноват?
— Абсолютно.
— Смотри, не подведи меня.
Теперь Антон уже не спрашивал, а отвечал. Ему надо было подумать о собственной безопасности.
—У тебя деньги есть? — спросил премьер.
Антон что-то промямлил в ответ.
—Я от Галины слышал, что у тебя проблемы с квартирой. Не можешь расплатиться. Надо бы помочь тебе. У матери были сбережения?
— Не знаю.
Сафьянов бросил на молодого человека быстрый пристальный взгляд. Затем они перешли в просторную кухню. Сафьянов выпил стакан минеральной воды. Небольшой стол накрыт был на три персоны, стояли бутылки вина.
—А у отца есть деньги? — спросил премьер.
— Ничего у него нет.
Сафьянов наклонился к уху Антона:
—Твоя мать была одна из самых лучших женщин на свете. Она и моя покойная жена. Женщины с большой буквы. А эти девчонки там, в гостиной, гроша ломаного не стоят. Ты ведь знаешь, что моя жена тяжело болела?
— Знаю.
— Твоя мать ухаживала за ней до последнего часа, — голос Михаила Михайловича дрогнул.
Они вернулись в гостиную. Молочкова и Грушева по-прежнему сидели в креслах. На столике исходил ароматным паром так и не выпитый Антоном чай.
— Можешь идти, тебя не тронут, — сказал премьер.
Антон сделал несколько шагов к двери, но вдруг уставился на мобильник в руке Грушевой. Антон решительно шагнул к ней:
— Это мой телефон.
— Да? — Грушева вопросительно посмотрела на Молочкову.
Антон взял у Грушевой телефон, та не сопротивлялась.
— Точно, мой. Видите, панелька надколота? Я еще хотел поменять.
— Ты ошибаешься, Антон, — сказала Молочкова. — Это мой телефон. Я дала Ире поиграть.
— Позвони с него на любой другой телефон, высветится мой номер, — настаивал Антон.
— Позвони, — Сафьянов кивнул Молочковой и вынул свой мобильник.
Молочкова набрала номер, но сразу же воскликнула раздраженно:
— Ничего не получается. Батарейка села.
— Но как же Ира только что играла? — спросила Сафьянов.
— Вот когда я играла, тогда батарейка и села, — Грушева быстро посмотрела на подругу.
— Подключите телефон к зарядному устройству и позвоните, — настаивал Антон.
— У меня нет с собой зарядного устройства, — парировала Молочкова.
— Но можно ведь воспользоваться зарядным устройством телефона Михал Михалыча, у него точно такой же мобильник, — упрямился Антон.
Премьер замялся, затем сказал решительно:
— Экспериментировать будем в следующий раз. Теперь я тороплюсь в посольство. — Он нажал на кнопку в стене. Дверь отворилась, вошел охранник. — Проводи, Игорь.