— Как дела? — поинтересовалась она.
— Плохо, — честно отвечал Сафьянов.
— Почему бы вам не пойти на выборы? — предложила девушка. — Вдруг президентом станете?
Эта идея бывшему премьеру понравилась.
И снова Сафьянов замелькал повсюду, где возможно было мелькать. То он стоял со свечкой в храме Христа Спасителя, то давал очередное интервью, то устраивал прессконференцию в «Интерфаксе» и говорил, что «страна идет не по тому пути» и что «демократия в опасности». Далее Мих-Мих рассказывал о своей предвыборной программе. И под занавес, разумеется, о культуре. Он, в частности, пообещал качественно и в срок завершить ремонт Большого.
Степанов не знал, что в тот же вечер Сафьянову позвонили друг за другом и Смирнов, и Царедворский, и Грибаков, и — самое главное — Грушева с Молочковой. Экспремьер отечески пожурил девушек и позволил, чтобы они и впредь звонили ему.
Уже на следующий день в уборной Молочковой положили новый паркет. И, даже танцуя, она не расставалась с мобильником. Когда раздавался звонок, фонограмму предусмотрительно выключали. Но это надоело новому администратору Смирнову, и он уволил оставшуюся без «крыши» балерину. Решил притащить своих из Мариинки. По другим данным, Молочкова ушла сама, потому что якобы беременна от Сафьянова.
Степанова повысили, дали подполковника и должность на ступень выше. Заменил Даниила Евгеньевича, который скакнул в министерство в инспекторский департамент. По-прежнему он иногда заезжал за сыном после занятий. Заезжал на новой «Тойоте». Однажды снова пришлось дожидаться Николая в анатомичке. В ваннах с формалином томились трупы без роду без племени. Степанов машинально принялся их разглядывать и вдруг сильно вздрогнул. На руке женского трупа он заметил обручальное кольцо, такое знакомое. Но не существовало больше никаких оснований признавать во вздувшемся, безобразном теле Галину Николаевну Томскую. И потому Степанов не попросил у начальства разрешения на антропологическую экспертизу. Василий Никитич уже знал, что это бесполезно.