Это была констатация факта, но также вопрос и даже мольба. На миг Питту показалось, что Наррэуэй просит его помочь неким образом, какой он сам не может ни назвать, ни объяснить. Но затем это впечатление прошло.
– В общем, действуйте, – сказал Наррэуэй.
– Слушаюсь, сэр, – повторил Питт. Сказав это, он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Выйдя от Наррэуэя, он направился прямиком в департамент, где примерно в течение года до своей смерти работал Ловат. Естественно, полиция уже побывала там. Этот факт уже успел стать достоянием гласности и даже попал в некролог Ловата. Поэтому, когда Питт прибыл туда, его без особой радости встретил Регнелл, чиновник в возрасте сорока с небольшим лет, который, похоже, уже успел ответить на все самые предсказуемые вопросы.
Регнелл стоял в тихом, скромно обставленном кабинете, окна которого выходили на конюшни Конной гвардии, и терпеливо, но без особого интереса смотрел на Питта.
– Не знаю даже, что еще я могу вам рассказать, – сказал он, жестом приглашая Питта сесть в кресло напротив его рабочего стола. – У меня нет никаких объяснений, кроме самого очевидного: похоже, он надоедал этой женщине, и она, не зная, как ей от него избавиться, выстрелила в него… либо в целях самообороны, либо, что более правдоподобно, потому что его навязчивость ставила под удар ее нынешние отношения. – По лицу Регнелла промелькнула тень брезгливости. – И, предвосхищая ваш вопрос, скажу: я не знаю, каковы они.
Питт почти не надеялся узнать из этой беседы что-то новое, но ведь откуда-то надо начинать… Выбора у него не было. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на мистера Регнелла.
– Вы считаете, что Ловат досаждал своим вниманием мисс Захари до такой степени, что она сочла, что простой отказ здесь бессилен? – спросил он.
Регнелл удивленно посмотрел на него.
– А разве это не так? Или вы считаете, что она нарочно по какой-то причине отвергала его, а затем убила? Но ради чего? Зачем женщине идти на такие крайности? – Он нахмурился. – Вы сказали, что вы из Особой службы?
– До смерти Ловата Особая служба не знала о существовании мисс Захари, – ответил Питт на его незаданный вопрос. – Мне интересно ваше мнение о мистере Ловате как мужчине, который продолжал оказывать знаки внимания женщине даже после того, как та сказала ему, что не нуждается в них.
Регнелл слегка смутился. Его гладкое, довольно симпатичное лицо слегка порозовело. Со стороны могло показаться, что причиной тому изменение освещения. Вот только оно не изменилось.
– Мне кажется, я так и сказал. – Его слова прозвучали как извинение. – Я полагаю, мисс Захари очень красива. По крайней мере, я так слышал. Неудивительно, что кто-то из-за этого… потерял голову. – Он на миг умолк и поджал губы, как будто подбирал самые точные слова, чтобы Питт его понял. – Она египтянка. Вряд ли в Лондоне их много. И вряд ли она обыкновенная женщина, которую легко сменить на другую. Некоторых мужчин тянет на экзотику.
– Вы видели мистера Ловата регулярно, – издалека начал Питт, зондируя почву. – У вас сложилось впечатление, что он, как вы сами выразились, потерял голову?
– Как бы вам сказать… – Регнелл глубоко вздохнул.
– Ваше стремление защитить его репутацию может дорого обойтись другому человеку, – сурово напомнил ему Питт.
Регнелл недоуменно посмотрел на него.
– Другому человеку? – Впрочем, в следующий миг намек Питта был понят. – Вы имеете в виду вздор, который газеты пишут про Райерсона? По-моему, это просто… – Он развел руками, как будто пытался показать, что у него нет слов, чтобы описать, что он думает по этому поводу.
– Я тоже надеюсь, – согласился Питт. – И все же был ли Ловат помешан на ней?
– Я… понятия не имею. – Разговор был Регнеллу явно малоприятен. – Я не знал, что он был способен так серьезно увлечься женщиной. По крайней мере, в течение долгого времени. Он… – Регнелл покраснел еще сильнее. – Мне всегда казалось, что он был мастер привлечь к себе женщину, а потом… сменить предмет своего интереса.
– То есть у него было много женщин? – сделал вывод Питт.
– О да. Боюсь, что много. Но он старался не выставлять этого напоказ. Впрочем, такие вещи все равно становятся известны. – Регнелл, к собственному неудовольствию, поймал себя на том, что делает весьма интимные признания человеку, стоящему гораздо ниже его на общественной лестнице. Питт вынуждал его предавать и собственный класс, и собственные моральные заповеди. И то и другое шло вразрез с его убеждением по поводу того, кто он такой и кем он себя хотел видеть.
– А что это были за женщины? – вежливо осведомился Питт.
Регнелл вытаращил глаза. Питт выдержал его пристальный взгляд.
– Напоминаю вам, сэр, что мистер Ловат был убит, – произнес он. – И боюсь, что причины такого преступления часто бывают не столь просты, как нам хотелось бы, и не столь невинны. Я хочу знать как можно больше о мистере Ловате и тех людях, с которыми он близко общался.
– Но ведь его наверняка убила эта египтянка, мисс Захари! – воскликнул Регнелл. – Возможно, с его стороны было глупо продолжать оказывать ей знаки внимания, видя, что она их отвергает, но зачем в эту историю втягивать кого-то еще? – он с видимым отвращением посмотрел на Питта.
– Похоже, что так и было, – сказал Питт. – Хотя она сама это отрицает. И как вы только что сказали, это слишком жестокий и неоправданный способ отказать нежелательному кавалеру. Из того, что я слышал о ней, она женщина воспитанная и утонченная. Думаю, у нее и до Ловата бывали нежелательные кавалеры. Так в чем же было его отличие от остальных?
Лицо Регнелла сделалось каменным, взгляд – уклончивым. На щеках вновь выступил румянец. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Вы правы, – нехотя признал он. – Если она таким образом зарабатывала себе на жизнь, а оно, я подозреваю, так и было, ей, чтобы улучшить свое положение, проще было избавиться от бывшего любовника иным способом, нежели его убивать.
– Именно, – с жаром согласился Питт. Впервые он услышал довод в пользу Аеши Захари. И даже удивился тому, как ему приятно его слышать.
– А что за человек был Ловат? Не нужно цитировать некролог. Хотелось бы услышать правду. Так честнее по отношению ко всем.
Регнелл на несколько мгновений задумался.
– Если честно, он питал слабость к прекрасному полу, – с неохотой признал он.
– Он любил женщин? – Питт попытался понять, что именно имел в виду Регнелл. – Он влюблялся? Он использовал их? Он мог нажить себе врагов?
Регнелл, похоже, уже пожалел о своей откровенности.
– Я не знаю… трудно сказать.
– Но откуда у вас сложилось впечатление, что он их любил, сэр? – спросил Питт, что называется, в лоб. – Мужчины подчас склонны преувеличивать свои победы, чтобы произвести впечатление. Очень часто за похвальбой ничего не стоит.
По лицу Регнелла промелькнула тень раздражения.
– Ловат не имел такой привычки, мистер Питт. По крайней мере, я не слышал, чтобы он это делал. Это мое мнение и мнение других коллег.
– И что за женщины это были? – повторил свой вопрос Питт. – Такие, как Аеша Захари?
Регнелл слегка растерялся.
– Вы имеете в виду иноземных? Или… – Он не решался произнести вслух слово «блудодействующих», ибо оно характеризовало не только женщин, но и мужчин, которые пользовались их услугами. – Мне это неизвестно, – резко ответил он.
– Я имел в виду женщин, у которых в Лондоне нет мужа или семьи, – уточнил Питт. – Те, которые уже утратили надежды выйти замуж и потому согласны на роль содержанки.
Регнелл глубоко вздохнул, как будто пытаясь принять сложное для себя решение. Питт ждал. Возможно, сейчас он услышит что-то такое, что снимет подозрения с Райерсона.
– Нет, – ответил наконец Регнелл. – У меня сложилось впечатление, что ему это было неинтересно, и… к тому же у него не было средств на содержание любовницы, даже самой скромной. – Он умолк, явно не желая продолжать этот разговор.
Питт в упор посмотрел на него.
– А замужние женщины? Или их дочери?
– Бывало, – нехотя признал Регнелл, прочистив горло.
– Кто были его друзья? – задал новый вопрос Питт. – В каких клубах он состоял? Каковы были его интересы? Он играл в карты? Ходил в театр? Что он делал в свое свободное время?
Регнелл не торопился с ответом.
– Только не говорите мне, что вы не знаете, – предостерег его Питт. – Этот человек состоял на дипломатической службе. Вам по роду деятельности положено знать его привычки. Быть в неведении означало бы проявить некомпетентность. Вы должны быть в курсе его круга общения, его проблем, его финансового положения.
Регнелл посмотрел на свои руки, лежавшие на столе, затем снова на Питта.
– Его больше нет, – тихо произнес он. – Я понятия не имею, произошло ли это по чистой случайности или же он сам содействовал этому тем или иным образом. Как дипломат он был на высоте. Мне ничего не известно о его финансовом положении, был ли он кому-то должен, будь то деньги или взаимная услуга.
Он был из хорошей семьи и привык держать слово. Он сделал достойную карьеру в армии, и ему всегда было свойственно мужество, физическое и моральное. Ни я, ни кто-либо другой ни разу не поймали его на лжи. Он был верным другом и умел вести себя как настоящий джентльмен. У него имелся некий шарм, но что касается непорядочности – она была ему совершенно чужда.
Питт ощутил разочарование. Такое с ним случалось всегда, когда он расследовал убийство. Несмотря на нелицеприятные факты, его, словно гигантская волна, накрыло сожаление по поводу утраченной жизни, с ее страстями, слабостями, добродетелями, привычками. Был человек – и нет, причем ушел не в преклонных летах, а внезапно, без предупреждения, не завершив своих земных дел. И даже если при жизни за ним водились грехи, они меркли и отходили на второй план на фоне безвременной смерти.
Увы, эмоции мешали мыслить логически. Его же работа заключалась в том, чтобы узнать правду, какой бы та ни была – легкой или сложной и даже болезненной.