– Да, спасибо вам. – Ей ничего не оставалось, как принять его предложение. Это было единственное, что она могла сделать, не уронив в его глазах собственного достоинства. Ведь, призналась она себе, ей было небезразлично, что Сандерман о ней подумает.
Поскольку Томаса дома не было, у Шарлотты не возникло желания зажигать камин в гостиной и сидеть там одной, после того как дети легли спать. Вместо этого она сидела в теплой, ярко освещенной кухне, рассказывая Грейси, что она узнала от Сандермана. Увы, они обе не знали, что им делать дальше, если им не станет известно нечто большее. Хотя в корзине с бельем у плиты мирно дремали кошки, а по окну тихо барабанил дождь, обеих не оставляло горькое чувство поражения.
Вечер прошел ничуть не веселее, но, по крайней мере, позволял отвлечься домашними делами, что было куда лучше, чем гнетущее безделье. Грейси наводила порядок в кухонных шкафчиках, Шарлотта чинила наволочки, когда вскоре после девяти часов раздался звонок в дверь.
Грейси стояла на табурете с ворохом белья в руках, поэтому Шарлотта пошла открыть дверь сама. На крыльце стоял стройный, очень модно одетый мужчина. Его костюм наверняка сразил бы Питта наповал, будь тот дома. У него было умное, худое лицо с резкими чертами, а глаза были настолько темны, что в свете уличных фонарей казались почти черными. В копне темных волос обильно поблескивала седина.
– Миссис Питт, – произнес он скорее как приветствие, нежели как вопрос.
– Да, – с легкой опаской ответила она. В ее планы не входило впускать незнакомца в дом. Пожалуй, ему также не стоит говорить о том, что Томаса дома нет. – Чем могу быть вам полезна? – добавила она.
Незнакомец едва заметно улыбнулся. Улыбка была чуть смущенная и вместе с тем полная уверенности. Похоже, это тоже была часть его шарма, даже если и не преднамеренная.
– Добрый вечер. Мое имя Виктор Наррэуэй. Пока ваш супруг находится в Александрии, куда, к моему великому прискорбию, я был вынужден его отправить, я решил нанести вам визит, дабы убедиться, что вы пребываете в добром здравии и у вас нет поводов ни на что жаловаться.
– А у вас на этот счет имеются сомнения, мистер Наррэуэй? – Если честно, она не ожидала увидеть перед собой начальника мужа. В ее сердце тотчас шевельнулся страх, что ему известно про Питта нечто такое, что неизвестно ей. И если он счел нужным прийти к ней, это наверняка что-то нехорошее. Она пока не получала от мужа вестей, с другой стороны, еще слишком рано. Почта из Египта наверняка идет несколько дней. Шарлотта попыталась взять себя в руки.
– Что привело вас сюда, мистер Наррэуэй? Только честно.
– Именно то, что я уже сказал, миссис Питт, – ответил он. – Мне можно войти?
Она молча отступила в сторону. Наррэуэй шагнул мимо нее в прихожую. Его взгляд на миг задержался на изящной лепке на потолке, а когда она закрыла за ним дверь, он, следуя ее жесту, направился в гостиную. Она вошла следом за ним и зажгла свет. Она надеялась, что он не задержится слишком долго и ей не будет необходимости зажигать камин. Чувствуя, как колотится в груди ее сердце, она повернулась к нему.
– Вы что-то слышали о Томасе? – спросила она.
– Нет, миссис Питт, – тотчас же ответил он. – Простите, что я дал вам повод так думать. Насколько мне известно, с ним ничего не случилось, и он пребывает в добром здравии. Будь это не так, я бы уже давно знал об этом. Нет, я пришел потому, что меня волнует ваша безопасность.
Он говорил очень вежливо, однако Шарлотта расслышала в его голосе снисходительные нотки. Не потому ли, что Наррэуэй был джентльмен, а Питт – несмотря на свою грамотную речь – сын простого егеря? В манерах, в осанке таких людей, в их движениях всегда было нечто неуловимое, нечто врожденное, а не приобретенное с воспитанием.
Шарлотта, в отличие от Веспасии, не была аристократкой, но все же происходила из весьма приличной семьи. И пусть на ней старое платье со штопаными манжетами, она не без высокомерия посмотрела на Наррэуэя – такому спокойному, холодному взгляду позавидовала бы даже Веспасия.
– Неужели? Это весьма благородно с вашей стороны, мистер Наррэуэй, но уверяю вас, в этом нет никакой необходимости. До отъезда Томас уладил все свои дела, и пока не возникало никаких проблем. – Она имела в виду финансовую сторону вопроса, однако сказать это вслух значило бы проявить невоспитанность.
Наррэуэй вновь едва заметно улыбнулся.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – произнес он. – Но, как я понял, вы, со своей стороны, не стали сообщать ему о вашем намерении расследовать исчезновение одного из слуг Фердинанда Гаррика.
Его слова застали ее врасплох. Она попыталась придумать ответ, который бы помешал ему проникнуть в ее мысли.
– Исчезновение? – Она сделала большие глаза. – Похоже, вам известно больше, чем мне. Как я понимаю, вы тоже занимались его расследованием? Что ж, я очень рада. Более того, я в восторге. Этот случай требует гораздо больше ресурсов, нежели те, которыми я располагаю.
Теперь настала его очередь удивиться, хотя он так быстро замаскировал свою растерянность, что Шарлотта едва успела ее увидеть.
– Боюсь, вы не осознаете, какому риску подвергаете себя, если продолжите свои поиски, – осторожно начал он, пристально на нее глядя, как будто проверял, понимает ли она всю серьезность этого разговора.
В ответ Шарлотта одарила его ослепительной улыбкой.
– В таком случае просветите меня, мистер Наррэуэй. В чем состоит этот риск? Кого мне следует остерегаться и почему? Судя по всему, вам это известно, иначе зачем вам тратить ваше драгоценное время на то, чтобы прийти сюда, тем более в столь поздний час.
Он явно не ожидал от нее такого ответа. Это было заметно всего одно мгновение, однако и его хватило, чтобы Шарлотта ощутила нечто вроде легкого злорадства. Он рассчитывал ее запугать, указать ей ее место, а вместо этого она обратила его слова против него же самого.
Он не стал отвечать на ее вызов и зашел с другой стороны.
– Как я понимаю, вы опасаетесь, что с Мартином Гарви случилось что-то нехорошее? – спросил он.
Она не стала юлить.
– Да, – честно призналась она. – Мистер Фердинанд Гаррик утверждает, что его сын и Мартин Гарви уехали на юг Франции, но будь это так, почему, хотя прошло уже три недели, Мартин ни разу не написал своей сестре и не сказал ей, где он?
Она не стала говорить Наррэуэю, что Телман также пытался, но, увы, безуспешно, найти информацию об их отплытии или живого свидетеля, который бы видел, как они садились в поезд. Телману незачем привлекать к себе внимание начальства, а уж тем более навлекать на свою голову начальственный гнев. Шарлотта не доверяла Наррэуэю – тот наверняка воспользуется любой информацией в собственных целях.
– Вы остерегаетесь несчастного случая? – спросил он.
Он играл с ней в кошки-мышки, и она это понимала.
– Какого рода? – Она вопросительно подняла брови. – Не могу представить ни одного, который представлял бы опасность для меня.
Он расслабился и даже улыбнулся.
– Touché[10], – тихо сказал он. – Однако, миссис Питт, я совершенно серьезен. Насколько я понял, вы взяли на себя поиски этого молодого человека, который служит или служил лакеем у Стивена Гаррика. Семейство Гарриков располагает влиянием в обществе, и даже в правительственных кругах. Фердинанд Гаррик сделал блестящую военную карьеру, которую завершил в чине генерал-лейтенанта. Строгий, преданный до последнего вздоха империи, Богу, королеве и стране.
Его слова ее озадачили. Она стояла посередине комнаты, недоуменно глядя на Наррэуэя. Тот с каждым мгновением выглядел все спокойнее. Если Гаррик был и впрямь таким праведным и благородным, каким нарисовал его Наррэуэй, «мускулистым христианином», как охарактеризовала его Веспасия, он вряд ли стал бы обижать лакея, не говоря уже о чем-то худшем, чего они с Грейси в последнее время начали опасаться.
Наррэуэй заметил, что она колеблется.
– Но если ему покажется, что кто-то его критикует, он не знает пощады, – продолжил он. – Он не привык, чтобы кто-то – кто бы то ни было – сомневался в его правоте. Как и многие гордые люди, он не любит, когда кто-то вторгается в его жизнь.
Шарлотта слегка вскинула подбородок.
– И что он мог бы сделать, мистер Наррэуэй? Очернить мою репутацию в обществе? Ее у меня нет. Мой муж – офицер Особой службы и даже если располагает некой властью, для окружающих он как будто не существует. Когда он был суперинтендантом на Боу-стрит, я еще могла лелеять какие-то надежды пробиться в общество, теперь таковых у меня не осталось.
Ее гость едва заметно покраснел.
– Я отдаю себе в этом отчет, миссис Питт. Многие люди свершают великие деяния, которые, однако, остаются непризнанными. Я уже не говорю об элементарной благодарности. Единственное утешение, что даже если вас не хвалят публично за ваши успехи, то и не ругают за ваши провалы. – По его лицу пробежала тень, однако он тотчас подавил в себе минутную слабость. – А они есть у нас… у каждого.
В его голосе слышалась тяжесть, сколь старательно он ни пытался ее замаскировать. Шарлотта поняла: он имеет в виду себя и некий болезненный опыт, невидимый окружающим. Им руководила не вера, а знание.
– Я забочусь о вас, миссис Питт, – продолжил он. – Разумеется, он не станет принижать вас в глазах ваших знакомых, однако его влияние таково, что, если он сочтет нужным, он может пустить его в ход против всей вашей семьи, особенно если ему покажется, что его репутация поставлена под удар. – Наррэуэй внимательно следил за ее реакцией. Шарлотта оцепенела под его взглядом, как будто он физически сковал ее невидимыми цепями.
– Вы считаете, что с Мартином Гарви случилось что-то нехорошее? – спросила она. – Прошу вас, скажите мне честно, независимо от того, могу я ему помочь или нет. Ложь, даже самая приятная, не исправит моего поведения. Обещаю вам.
Несмотря на всю его серьезность, в его глазах промелькнула искорка юмора.