– Из Бедлама? – тихо спросил он.
Это слово пронзило ее, словно удар током. Ни для кого не было секретом, что лечебница для душевнобольных – это сущий ад. Ее название, искаженное имя священного города Вифлеем[11], давно стало ругательным словом, а сама она являла собой узилище самых жутких кошмаров, где, запертые в темнице собственного помутненного рассудка, несчастные люди заходились в крике, пытаясь отогнать от себя мучившие их видения.
Несколько мгновений Шарлотта пыталась вновь обрести голос.
– И вы позволили этому случиться? – прошептала она. Нет, она не пыталась его ни в чем обвинять, по крайней мере, все не сводилось лишь к обвинению. Она по-своему восхищалась Сандерманом. Она видела в нем сострадание и потому не могла поверить в его безразличие к Гаррику, что бы ни было тому причиной. Его благородство было неподдельным: взять, к примеру, то, с каким достоинством он обращался с пьяным в тот день, когда она впервые нашла его.
– А как, по-вашему, я мог это предотвратить? – Он посмотрел на нее с обидой и вызовом. – У нас у каждого свой собственный путь к спасению, миссис Питт. Я еще много лет назад сказал Гаррику, что ему делать, но заставить его внять моему совету я не могу.
Она собралась было возразить, сказать ему, что в первую очередь ее заботит судьба Мартина Гарви, но затем его намек дошел до нее.
– Вы хотите сказать, что Стивен Гаррик сам виноват в своем безумии? – спросила она, отказываясь верить собственным ушам.
– Нет… – Сандерман отвернулся, и впервые она поняла, что он лжет.
– Мистер Сандерман! – воскликнула она, не зная, что еще сказать ему.
Он поднял голову и в упор посмотрел на нее.
– Миссис Питт, я сказал вам больше, чем хотел сказать, лишь затем, что вдруг вы сможете помочь Мартину Гарви. Он хороший человек, который, в свою очередь, пытается помочь другому человеку, чьи страдания выше его понимания… и сам может жестоко за это пострадать. – В его голосе слышалась мольба. – Если у вас есть возможность обратиться к влиятельному лицу, чтобы его освободили, пока еще не поздно… если он все еще там…
– Я сделаю все, что смогу! – страстно заявила Шарлотта, даже если сама не до конца в это верила. – По крайней мере, я знаю, с чего мне начать. Спасибо вам, мистер Сандерман. – Она на миг умолкла. – Скажите, вам что-нибудь известно о смерти мистера Ловата?
По его лицу скользнула тень улыбки.
– Нет. Но если вы попросите меня высказать предположение, то я, пожалуй, скажу то, что видно на первый взгляд, – его убила эта египтянка, по каким-то ведомым только ей одной причинам. Возможно, причина эта кроется в чем-то таком, что произошло между ними в Александрии. Тогда мне казалось, что он ничем не обидел и не оскорбил ее. Теперь я склонен считать, что ошибался.
– Понятно, спасибо вам.
На этот раз он не стал провожать ее из Севен-Дайлз. Она ушла одна, исполненная решимости как можно скорее найти Питта, чтобы сообщить ему, где находится Мартин Гарви, и убедить его, что они должны добиться скорейшего освобождения Мартина из Бедлама, каких бы усилий это им ни стоило.
Всю вторую половину дня она начинала, но так и не доводила до конца самые разные домашние дела, бросая их всякий раз, когда ей казалось, что Питт вернулся домой, чтобы рассказать ему то, что она узнала.
Когда же он наконец пришел, то, как обычно, снял обувь и в одних носках прошел в кухню, отчего она услышала его, лишь когда он заговорил. Это стало для нее такой неожиданностью, что она даже выронила картофелину, которую держала в руке. По-прежнему сжимая во второй нож, она резко обернулась на его голос.
– Я знаю, что случилось с Мартином Гарви, – сообщила она. – По крайней мере, мне так кажется. А также что со Стивеном Гарриком. Томас, мы должны что-то предпринять. Причем немедленно!
Его лицо помрачнело.
– Как ты это узнала? Где ты была? Снова ходила к Сандерману?
Шарлотта вызывающе вскинула подбородок. Если они поспорят или даже хуже, поссорятся, это может подождать.
– Конечно, ходила. Он единственный, кому это известно.
– Шарлотта… – начал было Питт.
– Мартин в Бедламе! – перебила она.
Ее слова возымели эффект. Питт побледнел и растерянно посмотрел на нее.
– Ты уверена? – тихо спросил он.
– Нет, – честно призналась она. – Но это вписывается в известные нам факты. Стивен Гаррик страдал от жутких кошмаров, гораздо худших, чем то обычно бывает у людей. Более того, они преследовали его, даже когда он бодрствовал – видения крови, языков пламени, криков. С ним случались приступы ярости или, наоборот, рыданий. – Шарлотта говорила быстро, как будто боялась не успеть сказать все, что ей известно. – Чтобы избавиться от терзавших его наваждений, он много пил и позже начал курить опиум. Мартин Гарви знал обо всем этом, потому что он единственный мог с ним сладить. Но даже он постепенно ощутил свое бессилие и потому обратился за советом к Сандерману. Увы, тот ничем не смог ему помочь. Именно вскоре после этого Стивен Гаррик и Мартин Гарви ранним утром, без надлежащего багажа вышли из дома на Торрингтон-Сквер, однако при этом, насколько нам известно, так и не покинули пределов Лондона. Карета вернулась на Торрингтон-Сквер через пару часов, так что они либо воспользовались общественным транспортом, либо не уезжали далеко.
Питт застыл неподвижно, с серьезным лицом, пытаясь осмыслить то, что только что от нее услышал. Если он и отчитает ее за то, что она осмелилась вторично наведаться в Севен-Дайлз, это произойдет лишь после того, как он все основательно взвесит и обдумает.
– Мы можем вызволить его? – тихо спросила Шарлотта. – По крайней мере Мартина, потому что ему там не место. Я понимаю, он оказался там, чтобы помочь Гаррику, но сделай он это добровольно, то наверняка сообщил бы об этом Тильде. А значит, в этой истории что-то явно не так.
– Пожалуй, – согласился Питт, все еще пребывая в задумчивости. – Но мы должны проявлять осторожность. Тот, кто поместил туда Гаррика, наверняка человек влиятельный. И, скорее всего, это его отец.
– Что касается Стивена Гаррика, возможно, он поступил правильно. Но он не имел права отправлять туда Мартина! – с жаром возразила Шарлотта. – По крайней мере, морального права. Но тот был его лакеем, и юридически…
– Я знаю, – перебил ее Питт. – И мы должны проявлять осторожность.
– Попроси мистера Наррэуэя помочь тебе! – воскликнула Шарлотта. – Хотя бы проникнуть туда. Ведь Стивен Гаррик тебе нужен. Он служил в Александрии вместе с Ловатом, и теперь, поскольку Йейтса нет в живых… – Она не договорила. В голову ей пришла жуткая мысль. По глазам Питта она поняла, что не ей одной. – Ты считаешь, что отец нарочно отправил его в Бедлам? – прошептала она. – Чтобы его уберечь? Эта египтянка охотится за ними всеми? Вдруг его кошмары – это просто проявление страха?
– Не знаю, – хмуро ответил Питт. – Однако я не стал бы отмахиваться от этой версии.
По его голосу Шарлотта поняла: ее муж этому вовсе не рад.
– Ты не хочешь, чтобы это была она, ведь так? – спросила она.
– Не хочу. Но с каждым днем все больше похоже на то, что это именно так. Я был сегодня в суде и слышал, что там происходило, – добавил он с нескрываемым отвращением в голосе. – Не знаю, нужно ли это самому Райерсону, но его адвокат делает все для того, чтобы очернить Ловата. Думаю, это делается для того, чтобы вселить в присяжных и судей сомнение, что за ним мог охотиться другой. Иного смысла я в этом просто не вижу. Аеша Захари была в Иден-Лодж. Вряд ли тот, что хотел убить Ловата, стал бы преследовать его в три часа ночи до чужого сада.
По голосу мужа Шарлотта поняла: тот признает свое поражение. Он не хотел, чтобы Райерсона и Аешу признали виновными. Он всячески пытался найти иное объяснение случившемуся, но в конце концов выдохся и оставил любые попытки убедить себя в их невиновности.
– Да, все это печально, – мягко сказала она, протягивая к нему руку. – Но, по крайней мере, мы должны спасти Мартина Гарви.
– Да-да, конечно. Я прямо сейчас пойду и разыщу Наррэуэя. Спасибо тебе за помощь. – Он печально улыбнулся и с нежностью взял ее руку в свою. – А о твоем походе в Севен-Дайлз мы поговорим позже.
С этими словами он нежно поцеловал ее, затем повернулся и ушел.
Глава 11
Питт покинул Кеппел-стрит, обуреваемый самыми разными мыслями. Бедлам! Если Фердинанд Гаррик отправил собственного сына в заведение, одно название которого стало символом ужаса, значит, у него имелись веские на то причины. Неужели Стивен Гаррик безумен? В его послужном армейском списке не было никаких упоминаний о проблемах с психикой. Это был образцовый офицер! Мужественный, инициативный, сильный телом и стойкий духом. Из всех четырех он, пожалуй, подавал самые большие надежды.
Пешком дойдя то Тоттенхэм-Корт-роуд, Питт остановил кеб и, сев в него, назвал адрес Наррэуэя. Если Гаррик действительно сошел с ума, то что довело его до помешательства? Злоупотребление опиумом? Почему он пристрастился к спиртному, почему стал курить вещество, искажающее чувства и восприятие мира?
Что, если в Египте он видел нечто такое, что в конечном итоге вынудило Йейтса искать смерти на поле брани, Сандермана – стать отшельником в трущобах Севен-Дайлз, и что оборвало жизнь Ловата? Что, если Фердинанд Гаррик отправил сына в лечебницу для душевнобольных лишь затем, чтобы спасти ему жизнь? Но от кого? Неужели от Аеши Захари? Боже мой, но почему? Эта мысль по-прежнему претила ему, однако он больше не мог отмахиваться от нее. От фактов никуда не уйдешь.
Доехав до улицы, на которой жил Наррэуэй, он вышел из кеба, расплатился с извозчиком и зашагал по влажной дорожке. Густой туман глушил все звуки, и Питт ступал совершенно неслышно. Дойдя до крыльца, он позвонил в колокольчик в виде львиной головы. Дверь ему открыл пожилой седовласый лакей, который тотчас его узнал и впустил в дом.