«Три булька – хорошо, ещё не потерял навык», – довольно подумал Тоха. «Бульк! – вдруг раздалось ещё раз. – Бульк!»
«Что это? Рыба плещется?» – удивился Тоха и сделал шаг к воде.
– Смотри, новенький! – вдруг услышал он шёпот.
– Тш-ш… Услышит…
Тоха даже раскрыл пошире глаза, силясь в темноте увидеть, кто это. Он подкрался к самой кромке воды, раздвинул стебли кустарниковой ивы. И тут раздался такой бульк! Самый настоящий бултых – только круги по воде пошли. И снова тишина.
Тоха пожал плечами, ничего не понимая, и пошёл домой.
«Чёрной-чёрной ночью по чёрной-чёрной дороге ехала чёрная-чёрная машина…» – сочинял он очередную страшилку.
Глава восьмая, в которой Тохе передают кольцо с черепом
После грозы ночь была свежей, терпкие и сладковатые майские запахи обострились. Небо постепенно прояснялось – это Тоха видел по звёздам, то появляющимся, то пропадающим. Их становилось всё больше. Он привычно нашёл на небе Большую Медведицу, по ней – Полярную звезду. Подмигнул Малой Медведице. Вот знакомое созвездие Кассиопея. А больше Тоха не помнил, какие показывал ему отец.
Тоха вдруг осознал, что в знакомых созвездиях он видит больше звёзд, чем обычно. Вот в хвосте Малой Медведицы – ещё целых три звезды. Как это? Да и вообще, небо словно расцветилось по-новому. «У меня как будто в глазах телескоп появился», – удивился Тоха.
На севере, куда показывала Полярная звезда, находилось кладбище. Раньше Тоха особенно его боялся зимой, когда рано темнело, а надо было идти домой. Вот и сейчас ему в сторону кладбища. Над головой кто-то прохлопал крыльями. Тоха заметил чёрную тень на фоне звёздного неба – она скрылась в рощице между кладбищем и домом Саввихи. «Какая крупная летучая мышь!» – подумал он.
Шум крыльев словно пробудил его слух. Тоха не только видеть стал по-другому – небо, улицу, силуэты домов, деревьев, – но и слышать. Вот где-то под ногами пробежала мышь: «Пи-пи-пи», на старом дубе около вышки громким басом ухал филин, ему отвечали другие – со стороны кладбища, леса и берёзовой рощи за прудом. А лягушки вообще вдруг заполонили своим кваканьем всю округу. Как раньше он не замечал этого?
Было много и незнакомых звуков со всех сторон. Эти «у-у-ху», «и-оу-и-и», «кри-кри» превращались в какофонию в его голове. Стая галок слетела с голой липы – настолько она была старой, – сделала круг над селом, визгливо крича, и уселась обратно.
Подойдя к перекрёстку в центре села, где горел единственный фонарь, Тоха бросил взгляд на другую улицу и увидел в том конце какую-то парочку. Он отошёл в тень дерева, присмотрелся. Парочка стояла у Яниной калитки. Это же Федя с Янкой! Он что, провожал её? То есть они вместе гуляли? Тоха аж задохнулся от ревности. Ну да, Янка болела. Он, Тоха, даже не догадался сходить к ней, узнать, как она. А вот Федя, значит, догадался. Обида на Федю, на себя, на Янку поднималась в нём от живота до самого горла. Как же так? Тоха наблюдал, укрывшись в тени, как Федя, попрощавшись с Яной, идёт домой. Вот он прошёл мимо, в свете фонаря Тоха увидел, как Федя улыбался, и стукнул кулаком по дереву.
«Ну ничего, это мы ещё посмотрим, кто кого», – подумал мальчишка. Когда Федя скрылся, Тоха направился к Янкиному дому. «Не спит ещё, ведь только что пришла, – подумал он. – Посмотрю хоть в окошко». Но не успел он дойти до её дома, как обострённым слухом услышал чьи-то шаги, калитка Янкиного дома скрипнула – и вот она, собственной персоной. Тоха успел нырнуть в тень, прижался к забору и, пока он размышлял, подойти к ней или нет, Янка уже прошагала мимо, направляясь куда-то с серьёзным намерением – такое сосредоточенное было у неё выражение лица, даже брови сдвинуты.
Тоха пропустил её вперёд и пошёл вслед, держась в тени и стараясь ничем не выдать себя.
Янка была в джинсах и кроссовках, шла быстро и бесшумно, как кошка на охоте, в сторону пруда – и в рощу. Она ещё ускорила шаг, прошла через кустарник на краю рощи – и пропала из вида. Тоха сейчас пожалел, что не следовал за ней ближе. Он стоял за кустами и недоумевал: Янка как сквозь землю провалилась.
Он выждал ещё немного: не шелохнётся ли где, не прошуршат ли шаги, не всхлюпнет ли мокрая после дождя земля. Нет, только густые, насыщенные жизнью лесные звуки. И запах мокрой земли перебивал все остальные, так что обострившееся обоняние тоже не помогло.
Тоха повернулся и, задумчивый, пошёл обратно. По дороге до дома он уже не так удивлялся новому восприятию, но, когда он взглянул в ночную темноту кладбищенского леса, ему стало не по себе: то тут, то там мелькали среди деревьев белые и красные огоньки. Тоха насчитал их несколько десятков. Капелька холодного пота потекла по спине струйкой – Тоха это чувствовал так же явственно, как и то, что видел перед собой пляшущие огни. Ему казалось, что филины на кладбище кричали громче обычного. Вдруг раздался звук как будто барабана – мерный, гулкий. Тум-ту-тум! Бум-бу-бум! Потом «кряк» – звук тарелок. Тоха ускорил шаг. Вот уже его дом, совсем близко. Тоха почти бежал к своему крыльцу – и тут запнулся обо что-то. «Хрю-хрю», – прохрюкало это что-то и скрылось под кустом смородины.
– Для поросёнка больно мелкий, – пробормотал Тоха. – Да и откуда у нас поросёнок?
Свет в окнах не горел, Тоха подумал, что мать уже легла спать. Он прокрался на цыпочках в дом, чтобы попить воды. Мать сидела неподвижно на кровати.
– Что-то я припозднился сегодня, – сказал он матери.
– Ничего, – ответила она.
«А, ну да, сейчас же мне можно что угодно, – подумал Тоха. – Мать и слова против не скажет. Всё никак привыкнуть не могу!»
Он пристально посмотрел на мать: всё ли в порядке, – покачал головой и пошёл на веранду – спать.
Из шкафа вдруг послышалось ворчанье:
– Гоняют тут всякие моих домашних питомцев…
Яшка! Как же Тоха мог забыть про него! Он осторожно открыл дверцы шкафа. На третьей полке снизу на импровизированной постели из шерстяной кофты и тряпок лежал Яшка. Делал вид, что спит. Тоха видел, как его глаза подрагивали под закрытыми веками. Он укутался старой фланелевой пелёнкой, из-под неё торчали только длинные спутанные волосы пыльного цвета да нос картошкой.
Тоха вдруг осознал:
– Я вижу тебя! Я теперь не только в темноте предметы различаю, но и тебя вижу!
Тоха запрыгал по комнате, победно вопя:
– Значит, это правда! Значит, получилось! Это всё было не игрой и не шуткой! Гип-гип, ура!
– Эй, угомонись там! – прикрикнул на него Яшка. – Мало того, что моего бедного хрюнделя напугал до смерти, ещё и меня разбудил. Покою от вас, людишек, нет. Суетитесь почём зря. А мне вставать скоро.
Тоха остановился, подошёл к шкафу.
– Ну ладно, не обижайся. Ты думаешь, я мог удержаться, когда понял, что всё сработало?
– Ну и что тут такого? – продолжал ворчать Яшка, усевшись на своей постели. – Не ты первый, не ты последний. В селе, между прочим, сегодня ещё одна ваша людь – не знаю, как правильно – стала нашей. И что? Мы делаем своё дело.
– А кто это, интересно? – с ревностью в голосе спросил Тоха. Он-то думал, что он весь такой эксклюзивный.
– А тебе всё скажи! Пошли лучше моего хрюнделя искать.
– Так твой питомец – это поросёнок? – удивился Тоха. – Впервые вижу, чтоб свинья была любимым домашним животным.
– Это не свинья, – ответил Яшка, спрыгивая с полки и шлёпая несоразмерно большими босыми ступнями по полу. – Это особый хрюндель для домовых. Я специально за ним на ярмарку ездил.
– А ярмарка что, тоже специальная для домовых? – поинтересовался Тоха.
– Не только, – ответил Яшка. – Для всех наших.
– А почему именно хрюндель? Ведь был же там кто-нибудь ещё? – допытывался Тоха.
– А в этом доме его удобнее всего держать. Грязно, неубрано – обстановка самая подходящая.
Тоха аж зарделся со стыда от таких слов. И не удержался, спросил в отместку:
– А ты сам чего такой грязный? А? Волосы всклокоченные, ноги вон чернущие…
– Да это мы с банником крепко поссорились, – объяснил Яшка. – Ещё три года назад. Теперь он меня мыться не пускает. Да и не очень-то хотелось! – В сердцах Яшка махнул рукой. – Без него обойдусь!
Тоха и Яшка вышли на крыльцо.
– Хрю, хрю, хрю! – позвал Яшка своего питомца. – Хрю, хрю! Где ты?
В кустах неподалёку что-то зашевелилось.
– Хрю! – отозвался хрюндель. Ещё пошуршал, а потом вылезло нечто чёрное, подёргивая розовым пятачком.
– Смотри, какой милашка! – Яшка погладил волосатой рукой-лапищей совершенно гладкого, без единой щетинки чёрного хрюнделя.
– Хрю! – благодарно отозвался питомец.
– Мне пора, – сказал Яшка Тохе. – Ещё надо туда и сюда поспеть за ночь.
Яшка сел верхом на хрюнделя, и они поскакали. Хрюндель, хоть и выглядел маленьким, оказался очень резвым существом.
Тохе оставалось только удивиться – уже в который раз за вечер! – и отправиться к себе на веранду в попытке уснуть.
Уснуть не удалось. Так и проворочался Тоха всю ночь, вспоминая этот чудной вечер. «А что мне это даст? – думал он. – Ну и что, что я вижу домового? Это плохо или хорошо? Полезно или бесполезно?»
Чуть забрезжил рассвет, Тоха услышал возню на крыльце. Через пару минут на веранду вошёл Яшка.
– Уф, устал, – сказал он, залезая на свою лежанку. В его руке что-то блеснуло. – Вот, держи! Это тебе наш главный передал.
Яшка протянул Тохе кольцо. Тот взял его, покрутил, рассматривая. Кольцо было из почерневшего мельхиора, с черепом. В глазницах – два маленьких красных глаза-камушка. Даже мелкие зубы можно было рассмотреть. А лоб у черепа был большой и гладкий, блестящий. Видно, что к нему часто прикасались.
Тоха потёр лоб черепа. Яшка это заметил.
– Да-да, вот именно, – подтвердил он. – Потрёшь лоб – и всё будет по-твоему. Есть только одно ограничение. Кольцо дано тебе, значит, в чужую судьбу ты не имеешь права вмешиваться – только в свою.
Тоха хотел попробовать, но так и не придумал, что бы такое пожелать именно сейчас.