Трясина — страница 17 из 34


Из школы пришла мать, засела за уроки. Кажется, она даже не заметила, что в доме что-то изменилось. Это тревожно кольнуло Тоху в сердце: «Неужели ей настолько всё равно, что дома делается? И как я живу…»

Он быстро подавил это чувство, достал телефон. Странно, Тоха думал, что уровень над его домом пройден. Но зелёным он горел лишь наполовину. А вот над Янкиным светилась надпись: «Уровень почти пройден. Остался один шаг!» Трудно играть, когда о правилах только догадываешься.

Глава одиннадцатая, в которой все ищут Янку, а находит её только Тоха


На следующий день Янка не приходила. И через день тоже. Прошли незаметно выходные. В школе была последняя неделя учёбы.

Тоха ещё в воскресенье вечером хотел зайти к Яне, но они с Федей заигрались в «Страйк».

А в понедельник как гром среди ясного неба: Янка пропала! Оказывается, она не ночевала дома в ночь с воскресенья на понедельник, родителям сказала, что пойдёт к бабушке, а от неё – сразу в школу. А потом выяснилось, что у бабушки она не появлялась. Уже во второй половине дня вызвали полицию, сельчане прочёсывали соседние рощи.

Нашли Янкины белые кроссовки на берегу пруда. В них – носочки, аккуратно сложенные. Следы босых ног вели в воду.

Поиски сосредоточили около пруда и в воде. Мужики на лодках длинными бадогами прощупывали дно. Безрезультатно. Сначала людей в селе опрашивал участковый, потом из областного центра приехал следователь. Выясняли, кто, где и при каких обстоятельствах видел Яну последним.

Получалось, что, кроме родителей, это был Тоха. Но что он мог сказать? Что они с Янкой сидели на кладбище у могил утопленниц и она говорила какие-то странные речи и звала его с собой в чудесный подводный мир?

Нет, он рассказал следователю другое. Да, они гуляли в пятницу, да, по дороге мимо кладбища, потом обратно. Да, она хотела вызвать его на спор, сможет ли он искупаться в майской, ещё холодной воде. Нет, он, конечно, не согласился, что он, самоубийца, что ли? А вот Янка, видимо, решила искупаться. Может, мышцы у неё свело в холодной воде, может, ещё что случилось – но очень похоже на несчастный случай.

Через некоторое время следователь уехал. Янку так и не нашли. Несчастные родители не знали, что ещё делать и где искать дочь.


За несколько дней поисков Тоха стал как пришибленный, глаза у него ввалились, он заметно осунулся и похудел. Слёз у него не было – даже когда он разговаривал с Янкиными заплаканными родителями.

После одного такого разговора с ними Тоха ушёл на овин. Он просидел там весь день. И весь вечер. Его мучили тяжёлые мысли, они не давали ему покоя. А уровень над её домом был пройден. И в виртуальном пространстве Тохиного телефона висела золотая медаль.

«Всё, что произошло, – неслучайно, – думал он. – Где я допустил ошибку? У меня только-только разом всё наладилось, оставалось лишь пройти уровни в игре – и всё! Инициация! Идеальная жизнь! А тут – такой сбой».

Тоха застонал от бессилия.

«Надо разобраться. Мои желания были правильными? Правильными. А кто не мечтает о пятёрках в школе? Или о любви? Или о деньгах? Обычные желания нормального человека.

Я ведь закон не преступал? Не преступал. Я никого не убивал? Не убивал. – Тут Тоху кольнуло в сердце. – Почему же я не могу избавиться от чувства вины?

Нет, нет, нет! Забыть, думать о другом. Жить дальше…

Но ведь если бы Янка тогда не нашла эту шкатулку с тетрадью, ничего бы не случилось… Она была бы жива!

Ну и гуляла бы с Федей, а я ходил бы и завидовал, а Федя считал бы меня лучшим другом. Зато она была бы жива!

Почему она решила, что там, под водой, ей будет лучше? – мрачно думал Тоха. – Потому что нашла подруг, а здесь была одинока? А я ведь тоже думал только о себе, а не о её жизни, не о её интересах и проблемах! И как, нашла она там своё счастье или нет?»

Тоха замер от этой мысли. «Надо проверить, – вдруг подумал он. – Интересно, а русалок можно увидеть только ночью?»

Тоха потерял счёт времени и не знал, сколько он просидел в овине. Было уже темно. Он выглянул в небольшое окно. Лишь луна призывно светила бледным серебристым светом. «Как лицо покойника», – подумалось Тохе.

Он вышел из овина и направился к пруду.

«Если я прав в своих догадках, – думал он, – значит, Янка действительно станет русалкой. Или уже стала. И она даст мне знать, что с ней и как она там».

Лунный свет дорожкой отражался в тёмной воде. Лёгкая рябь разбивала её на мириады искристых осколков.

«И правда манит такая красота, – подумал Тоха. – На месте Янки ещё неизвестно, как бы я поступил».

Вдалеке бултыхнуло. Над водой потянулся тонким слоем туман. Где-то на другом берегу пруда раздалась грустная-грустная песня.

Тохино сердце сжалось. Вода плеснула совсем близко.

– Анто-о-он, – вдруг услышал он тихий мелодичный голос. – Анто-он…

Тоха подошёл к воде.

Он увидел её: это была, несомненно, она, Янка, хотя зелёные волосы стали у неё вдвое длиннее. Русалка в лёгком белом одеянии приблизилась.

– Я скучаю по тебе, Антон. Иди же ко мне… – Она протянула тонкие нежные руки, призывая его. – Мы будем жить вечно.

Тоха был как загипнотизированный. Неведомая сила заставила его сделать ещё один шаг. Обувь промокла, но он не замечал этого.

– Иди ко мне… Ты увидишь, как тут прекрасно…

Тоха протянул руку. Яна скользнула ещё ближе к нему, и руки их почти соединились.

Но тут с берега раздался отборный мат, и Тоха очнулся. Он оглянулся: к нему подбежал какой-то здоровяк, кулаком дал Тохе крепко в плечо – да так, что тот повалился на землю, в сторону от воды.

– Это не село, это утопия какая-то! – проворчал здоровяк. – Одна утопла на днях, так теперь и ты собрался туда же?

– Эй, а что драться-то сразу? – возмутился Тоха, вставая и отряхиваясь.

– Хороший кулак в чувство приводит. Да и рефлекс у меня такой, – ответил здоровяк. – Ладно, ты не сердись, я ж спасти тебя хотел. Смотрю – лезет в воду. Ночью! В одежде прямо! Ну явно же ты не купаться собрался.

– Не знаю, что это было, – признался Тоха. – Ты видел кого-нибудь там?

– Этих девок-то? Ну подумаешь, как будто девок я не видал. А они разные бывают: и обокрасть могут, и нож в спину всадить, и вон в пруд заманить и утопить могут, пока голова-то в отключке.

Тоха силился вспомнить, кто же этот здоровенный накачанный парень. И тут он сообразил: так это тот самый сын Павла-плотника, Никита!

– Никита? – уточнил Тоха на всякий случай. До армии это был высокий тощий паренёк. Теперь его было не узнать.

– Он самый. А я тебя помню вот таким, – Никита показал себе по грудь. – Как ты вымахал-то за два года!

Никита всмотрелся в спокойную гладь пруда.

– Ну всё, кажется, девки спать пошли, – сказал он. – Пойдём к отцу в мастерскую, расскажешь, что это ты тут собирался делать.

Тоха не спорил.

Вскоре они уже сидели на скамье в старой бане, переделанной в мастерскую. У одной стены стоял большой верстак с двумя тисками из дерева, над ним на стене висели инструменты: пилы, лобзики, пара топоров, молотки, киянка, стамески… Тоха даже не смог бы назвать некоторые из них. У другой стены ровной стопкой лежали доски, переложенные рейками, на досках – несколько слоёв вагонки. Освещалось всё это старой лампой в толстом стеклянном плафоне в форме литровой банки.

– Ещё дедушкина, – похвастался Никита, показывая на лампу. – Он и плотником, и столяром был. Дружил с деревом. Избы они с мужиками всей округе рубили. И мебель мог – не изящную, но добротную. И отца всему научил. Верстак тоже от дедушки достался – он сам его делал, под себя.

Внутри там и тут валялись стружки, но заметно было, что их иногда собирали. Ведро с опилками стояло под верстаком. Пахло свежеструганым деревом. Снаружи было что-то похожее на просторный предбанник, там стоял станок с блестящим диском пилы с зазубринами.

– Видишь, я вот тут отцу пока помогаю, – показал Никита на стены мастерской. – Рамы ему заказали. Ещё не решил, останусь или в город подамся…

– А я вот давно уже решил, что в городе жить буду, – сказал Тоха. – Здесь скучно.

– То-то я вижу, ты топиться собрался. От скуки, что ли? Тоска заела?

– Да нет, – Тоха даже покраснел. – Я и сам не знаю, как так вышло. Янку я там видел. А мы с ней дружили.

– Нет больше твоей Янки, понимаешь, пацан? Нету! Это не Янка уже, а просто нечистая сила. Ты смотри не путай.

– То есть… Ты считаешь, даже души Янкиной там нет?

– Известно, нет.

Тоха не поверил, но ничего не сказал. Ну откуда Никита может знать это наверняка?

– А как это ты тоже русалок видел? – с подозрением спросил Тоха. – Ты вообще всех видишь? Может, и ещё кого?

– Ну всех, не всех, а кое-кого вижу. После одного случая в армии.

– Расскажи, – загорелся Тоха.

– Стоял я на часах однажды на периметре в глухом мордовском лесу. При боевом оружии, все дела. Сменить меня должны через три часа – всего ничего ждать. Вдруг вижу: старик с корзинкой идёт, палкой перед собой шебуршит. Ну, думаю, опять какой-то дурной грибник бродит, не из местных. Местные все знают, что нельзя тут в округе грибы и ягоды собирать, объект-то наш того, ядерный – фонить может. А грибы, они ж как аккумуляторы – тянут в себя всё: и хорошее, и плохое из земли. А радиационные грибы знаешь какие крупные! – Никита изобразил руками шляпку диаметром с хорошую тарелку. – Во!

– Ого! – удивился Тоха. – Ничего себе! А что старик?

– А старик ко мне приближается, да всё бочком, бочком так исподволь, незаметно. На меня не смотрит, а как будто и вправду грибы собирает. Раз наклонился, два. «Стой! – кричу ему. – Ближе не подходи! Не положено. И грибы тут нельзя собирать, вредные они», – говорю. Он ничего не ответил, а только зыркнул на меня недовольно – и дальше собирать. И ещё ближе подходит! Я оружие на изготовку. «Это, – говорит он, – не твои грибы-то, мил человек, а мои!»

И как засмеётся! Обидно мне стало. Я тут свои обязанности военные исполняю, а какой-то дряхлый старичок даже меня не слушается и в лицо смеётся. Нет бы мне рапортовать начальнику караула – не имею я права пост покидать. А тут как будто чёрт попутал: решил я сам с ним разобраться. Двинулся к нему, смотрю краем глаза: а корзинка-то пустая. Ну, думаю, не простой это старик, тем более каналью прогнать надо. Перешёл я на бег, а старичка догнать никак не могу. Мне показалось, он в сторону деревни двигался, что километра три отсюда. Ничего, думаю, успею к сроку его до деревни хотя бы довести. То иду, то бегу – а через полчаса потерял его из виду.