После очередной игры Тоха исполнил победный танец: дыщ-ты-дыщ!
– Ты мощь! Ты самый крутой! Ты самый лучший! – раздалось у него в голове.
– А то! – согласился Тоха. – Сколько я уже времени на эту игру потратил, пора и результат получать. Е-ху!
– Ну вот, а ты из-за чего-то там расстраиваешься.
– Мама – это не чего-то там, – отрезал Тоха.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал голос.
Тоха улёгся на матрас, заложив руки за голову.
– А ты знаешь, есть гипотеза, что если человек умирает, то вся его энергия передаётся по наследству? – вкрадчиво сказал голос.
– Заткнись! – оборвал Тоха. – Бред несущий!
Но заражение этой мыслью уже случилось, и Тоха её крутил в голове, сначала абстрактную, потом примерял к знакомым, потом – к себе.
Через минуту он сам ужаснулся своим мыслям, вскочил.
– Выйди из меня вон! Или выйдите! Сколько вас там?
– Двое нас, но нам и тут хорошо.
Дверь шкафа распахнулась. Выглянул рассерженный Яшка.
– Эй, ты же знаешь, что днём я сплю. Ты чего там разорался?
Яшка посмотрел вокруг.
– Ты вообще с кем тут разговариваешь?
– С ними, – Тоха показал на голову. – Не знаю, кто это, но с ними.
– А, дружбаны твои новые, – сказал Яшка. – Можешь не орать, они уже никуда не денутся. Они навсегда поселились.
Тоха схватился за голову.
– Да не пугайся ты так, – успокоил Яшка. – Ко всему привыкают, и ты к ним привыкнешь.
Тоха исподлобья взглянул на Яшку:
– Злые вы все, – сказал он, – нехорошие.
– А-ха-ха, – расхохотался Яшка, – злые! Ты сам-то разве добрый? Всё, хватит разговоров, не мешай мне спать. – И Яшка снова улёгся под шерстяную кофту и закрыл дверцу.
Дома было пусто и неуютно без матери. Даже если она всё время была занята своими делами, даже если она к своим ученикам была добрее, чем к нему, к Тохе, всё равно было лучше с ней, чем без неё.
«Пойду на омут, – решил Тоха. – Чего тут сидеть? Хоть развеюсь немного».
Было ещё светло, до сумерек оставалось часа два, и Тоха надеялся, что успеет вернуться домой до темноты.
Омут находился за сельским купалищем, в двух километрах от села. Раньше в том месте была мельница – отец про это рассказывал Тохе. Вода падала с лопастей-крыльев мельницы, река в этом месте углублялась, так и появился омут. Чуть ниже по течению водили на водопой стадо местных коров, а потом перестали – стали приводить к мелкой речушке-притоку. А всё потому, что коровы начали пропадать. То одной не досчитается пастух, то другой – и всё после водопоя. Так и пошли слухи, что водяной тут поселился и коров в своё стадо таскает.
Тоха пожалел, что ещё холодно и нельзя купаться. Отец всегда запрещал ему на омуте нырять, хотя там было удобно – с одной стороны обрыв. «Есть, – говорил, – купалище, вот туда и ходи». А что купалище? Там в самом глубоком месте можно ногами до дна достать. Несерьёзно как-то.
Но Тоха уже почти взрослый, да и запрещать теперь некому, и он решил, что в этом году через пару недель точно сходит на омут купаться. А кувшинки там росли какие! Тоха прошлым летом видел. Больше нигде таких на реке не было – белые, с нежной жёлтой сердцевинкой, крупные. Кубышки – это что, любая девчонка их может на купалище сорвать и ожерелье с жёлтым кулоном-цветком себе сделать. Стебель мясистый аккуратненько ломаешь, не трогая кожицу с одной стороны, и готово. А вот водяные лилии – это редкость.
Тоха подошёл к реке. На низком берегу рос кустарник, ивы, а высокий берег был почти голый. Чтобы понырять, надо переплыть. Но Тоха не боялся – он умел плавать. Его в шесть лет ещё отец научил, за полгода до своей смерти.
Тоха сел на берегу, сорвал прут ивы, очистил его от листьев, молодых, нежных, и стал водить кончиком прута по воде. Он смотрел, как течёт вода, рисовал замысловатые узоры, а вода двигалась неторопливо, но неотвратимо, смывая узоры, смывая мысли…
Со старого прошлогоднего стебля камыша Тоха снял прутиком слизня-прудовика. Тот упал на землю, почти полностью спрятался в своей раковине-спиральке. Потом снова показались желейные усики, он пополз в сторону воды.
А из воды выползал какой-то необычный прудовик, огромных размеров – с Тохин кулак. Говорят, что улитки медлительны? Ничего подобного, этот слизень полз, как танк, в Тохину сторону. Вот на концах рогов-антенн Тоха увидел подобие глаз.
Он попятился подальше от огромного прудовика, всё ещё сидя на земле. А тот стал расти, расти – и его раковина стала похожа на шляпу на голове непонятного существа, склизкого, оставляющего за собой след из слизи.
– Не прикасайся ко мне! – выкрикнул Тоха. Честно говоря, его уже сейчас чуть не тошнило, казалось, если существо приблизится ещё немного, то позыв рвоты уже будет не сдержать.
Существо вытянуло щупальце в сторону Тохи – тот отпрыгнул. Щупальце втянулось, снова вытянулось – Тоха снова отпрыгнул.
«Да оно со мной играет в кошки-мышки, – подумал Тоха. – Оно разумное?»
Тоха на всякий случай сказал:
– Здравствуйте!
В передней части существа, где-то под глазами-антеннами, видно стало отверстие-рот.
– Драствуй! – сказало существо. – Я люблю коров. А ещё русалок.
– Ты местный водяной? – удивился Тоха.
– Точно так, – подтвердил прудовик. – Хочешь посмотреть, как я живу? Я очень добрый и гостеприимный.
– Нет, не хочу, – отказался Тоха.
– Там у меня много коров, – похвастался водяной. – Целое стадо. Люблю слушать, как коровы мычат. Это любимая музыка. И люблю смотреть, как русалки танцуют. – Водяной пошевелил глазами. – Соскучился по своей Яне?
– Да, часто думаю о ней, – признался Тоха.
– Ты не думай, что она мёртвая, она живая, только не для земли жива, а для воды. Скоро она станет моей невестой. Хочешь её повидать?
Тоха отрицательно помотал головой.
– Зря ты тогда с ней отказался в воду идти, – сказал водяной, – жил бы сейчас здесь, коров бы слушал. А? Не передумал?
Тоха снова помотал головой. Перспектива стать… утопленником, русалом или как там это называется, его не прельстила.
– Ну мне же лучше, – сказал водяной. – Красивая у тебя Янка. Белая такая, склизкая… Просто прелесть.
Тоха потихоньку-потихоньку стал отходить от берега. Водяной сначала полз за ним, но его след из слизи становился всё тоньше и тоньше. Водяному, может, и хотелось бы ещё поболтать, похвастаться своей жизнью под водой, но он остановился, а потом пополз обратно.
«Пожалуй, нет, – подумал Тоха, возвращаясь домой, – лучше я всё-таки не буду купаться в омуте. А то вдруг пастух водяному понадобится?»
Тоха сварил себе рожки – они опять слиплись, но уж как получилось. Снова мысли о матери и разрастающееся чувство вины не давали ему покоя. С тревожным сердцем Тоха лёг спать.
Снился ему тёмный лес. Они с мамой были волком и волчицей. Волчица умирала и идти уже не могла, а он, Тоха, огрызался и скалил зубы на тех, кто поджидал её смерти. Много пар хищных глаз он видел вокруг себя, они приближались, кольцо вокруг него и матери сжималось… Вот-вот кто-то из хищников сделает первый прыжок… Тоха резко оглянулся, издал устрашающий рык и отогнал на несколько секунд врагов. Но они снова приближались. Жестокая схватка была неизбежна. Но этот сон был как резиновый. И страх, и ярость, и ожидание схватки так и тянулись, пока Тоха наконец не проснулся.
Глава пятнадцатая, в которой Тохе сообщают страшную новость
Тоха проснулся рано, часов в шесть. Беспокойство за маму усилилось из-за сна. И всё, что он делал, – это смотрел в телефоне, сколько времени – ждал, когда можно будет позвонить.
В восемь ноль-ноль Тоха набрал номер больницы. Ему ответили. Когда Тоха представился и сказал, как зовут его маму, его переключили на доктора, и потом он просто минут пять слушал, не перебивая, спокойный женский голос, а сердце его холодело и холодело…
Все анализы, которые можно было сделать в райцентре, сделали. Результаты оказались в норме, но состояние Тамары Георгиевны ухудшалось. Необъяснимое явление! Налицо серьёзная болезнь, но какая – неизвестно. Вчера её увезли в областную больницу для дальнейшего обследования. Продиктовали телефон больницы. Пожелали удачи, и терпения, и сил, и не унывать.
Полдня Тоха сидел, уткнувшись невидящим взглядом в одну точку. Вечером постучались в дверь.
– Антон, – позвала Лариса Николаевна, директор школы, заглядывая в избу. Через секунду она уже переступила через порог и аккуратно прикрыла за собой дверь.
– Здравствуйте! – поприветствовал её с некоторым удивлением Тоха, вскакивая с кровати. – Проходите, Лариса Николаевна. Присаживайтесь.
Лариса Николаевна прошла к столу, отодвинула стул, села, зачем-то пригладила клеёнку на столе, внимательно разглядывая наполовину стёршийся узор. Видно было, что она чем-то обеспокоена, но никак не решается заговорить. Тоха занял соседний стул и ждал.
– Мне сегодня позвонили из областной больницы, – наконец заговорила Лариса Николаевна. – По поводу твоей мамы…
«Почему позвонили не мне, а директору школы?» – недоумевал Тоха, но перебивать не стал.
– В общем, сказали, что ей сделали все возможные обследования: УЗИ, рентген лёгких, проверили сердце. Даже МРТ головного мозга и скрининг на онкологию провели.
– И как? – не вытерпел Тоха.
– Ничего плохого при обследованиях не нашли, – ответила Лариса Николаевна, но радости в её голосе почему-то не было. – Но… она даже вставать уже не может, настолько ослабла.
Тоха опустил голову.
– Антон, врач сказал, что Тамару Георгиевну продержат в больнице недели две. Проведут поддерживающую терапию. Ну и всё, что в их силах. Антон…
Тоха поднял глаза, посмотрел грустно на Ларису Николаевну.
– Антон, если анализы в порядке, ну… Значит, всё-таки надежда есть. Мы все должны в это верить. – Лариса Николаевна помолчала. – Антон, если мама не сможет о тебе заботиться, ты не волнуйся, мы тебя не бросим и в детдом не отдадим, поможем. И за мамой твоей ухаживать надо будет… Где-то, конечно, ты, а где-то и мы подскажем, поможем…