С кем можно посоветоваться? С кем поговорить начистоту? И чтоб не осудили, а может, даже дали подсказку.
Тоха вспомнил про Никиту. «И проверить, поинтересоваться, как он, тоже не мешало бы», – подумал Тоха и тут же пошёл к нему.
Никита выздоровел. Они с ним не виделись всего несколько дней, но Никита подтвердил наихудшие опасения: Тоха действительно изменился.
– Это всё Саввиха! – сказал Никита. – Зря ты с ней связался. Давай проведём расследование, – предложил он. – Возможно, и в болезни матери она виновата.
– Нет, не может такого быть! – возразил Тоха. – Она даже кое-что мне дала, что может помочь матери. Правда, ничем другим, она сказала, помочь не сможет.
– А что она дала? – спросил Никита.
– Фикус в горшке.
– Что?! – Никита расхохотался, схватившись за живот. – Фикус? – Он почти икал от смеха. – Это который в горшочках растёт? Такое дерево – не дерево вот с такими листьями?
Тоха насупился.
– Ладно, прости, что я смеюсь, – примирительно сказал Никита. – Тут дело такое серьёзное. Но фикус! – Никита обхватил голову руками. – Неужели ты действительно в это веришь?
Тоха уже ничего не знал. Тогда – верил, сейчас это и ему самому показалось смешным.
– Ладно, вот что, не расстраивайся, – сказал Никита. – Если докажем, что всё это дело рук Саввихи, мы можем её прижать к стенке, и тогда она просто обязана будет всё исправить. Не верю я, что у неё нет никакого средства. По крайней мере, это даст больше шансов тебе и твоей матери, чем какой-то фикус.
Тоха с Никитой составили план действий. Во-первых, нужно было побольше разузнать о Саввихе, о её прошлом и о сыне, в особенности об обстоятельствах его смерти. Никита взял на себя опрос людей, а Тоха – нелюдей.
Во-вторых, нужно было поговорить с кем-то из её клиентов – что она делает, в чём и как помогает. Чтобы понять, всегда ли это безобидно.
В-третьих, Тоха с Никитой хотели побольше разузнать про круг её общения. Чем она занимается, куда ходит, с кем разговаривает. Они подозревали, что с нелюдями она общается гораздо больше, чем с людьми.
А дальше они решили действовать по обстоятельствам.
По всему выходило, что за Саввихой нужно устанавливать слежку. Тоха с Никитой нарисовали график на тетрадном листке в клетку. График был похож на график дежурства в школе – закрашенные лесенкой квадраты. Договорились: кто не занят слежкой, тот занимается опросами.
Срок – неделя, потому что скоро должны были выписать мать Тохи из больницы. И когда мать вернётся, ведь уже надо будет что-то делать! Как-то пытаться её лечить, спасать!
Когда был разработан план действий, Тохе стало легче на душе. Действовать намного лучше, чем сидеть, уставившись в одну точку, и страдать.
И Тоха решил действовать прямо сегодня, прямо сейчас, тем более что по графику следить за Саввихой он должен был первым.
Глава восемнадцатая, в которой Тоха идёт по подземному ходу и подслушивает разговор
Тоха сходил домой, переоделся в неприметную одежду, взял с собой пластмассовое пятилитровое ведёрко – делать вид, что собирает гербарий – выполняет задание по биологии на лето.
Он положил на дно ведра металлический совок-лопатку, маленький кухонный нож, блокнот, карандаш – записывать время и место сбора. «Вроде всё, – подумал Тоха, – я биолог во всеоружии. Мне нужен атлас-определитель растений! – осенило Тоху. – Я буду ходить с ним, и тогда ко мне вообще не придраться. Я не праздношатающийся, а занятый очень полезным делом человек».
У кого есть атлас? Конечно, у учителя биологии. И Тоха направился к Варваре Игоревне, которая жила в третьем доме от почты.
Учительница копалась в огороде – высаживала цветы, незнакомые Тохе. Он окинул взглядом её огород – настоящее произведение искусства. Это были не просто несколько грядок в ряд и вокруг – заросли травы, как у них в огороде. У неё был каждый квадратный метр земли продуман, ухожен, использован. И грядки-то выглядели особенными. Идеально размеченные, подбитые досками, в рядочках – опилки. И ни единого сорняка! Украшали их только сочно-зелёные, густые, красивые культурные растения. Морковь и лук Тоха, конечно, узнал. Вот это вроде петрушка, салат… Но зачем в таком количестве? А тут вообще что-то экзотическое с фиолетовыми листьями. И на многих грядках красовались таблички с временем посадки и сортом растения.
Особенным украшением огорода были цветники. И многолетние декоративные травы, и однолетние цветы разной формы, густоты, оттенков были высажены в ряды и различные узоры на клумбах.
– Здравствуйте, Варвара Игоревна! – поздоровался Тоха со спиной, склонившейся над очередной лункой.
Спина выпрямилась. Перед ним стояла улыбающаяся, с загорелым лицом, в белой светлой косынке Варвара Игоревна. Она смахнула с лица невидимую волосинку, и от грязной руки на её щеке осталась чёрная полоса. Ей было лет пятьдесят, и все мелкие морщинки на её лице, а особенно в уголках глаз, улыбались.
– Привет, Антон! – Она взглянула на ведро в его руках. – Ты тоже решил заняться садоводством-огородством?
– Нет, я решил заняться гербарием, – ответил Тоха. – Всё необходимое нашёл, но вот атласа-определителя мне очень не хватает. Ну, такого, какие вы нам на уроках для работы когда-то раздавали.
– А, помню-помню. У меня есть дома несколько штук, сейчас принесу.
Варвара Игоревна вытерла руки о тряпку, которая висела на заборе около большой ванны с водой для поливки, и ушла. Вернулась со старой толстой книжкой тёмно-зелёного цвета, которую она бережно положила в цветастый пакет. Сказала:
– Если будешь с собой брать – носи в пакете, береги!
Тоха пообещал, Варвара Игоревна всунула ему ещё пять кустиков бархатцев: «У меня много, для всех места не хватит!» – и старую толстую книжку: «Удобная для сушки растений!»
Тоха мялся, не решаясь задать ей ещё один вопрос, но у калитки всё же спросил:
– Варвара Игоревна, а как вы относитесь к Маргарите Вилентьевне? Ну, которую все Саввихой зовут? Она, говорят, тоже в растениях хорошо разбирается. Это правда или нет?
Варвара Игоревна посерьёзнела.
– Правда-то правда, – сказала она. – Но… растения – это ведь природа, а она, насколько я знаю, не всегда их в благих намерениях использует. Понимаешь? Старухи про неё говорят, что она и порчу навести может, и присушить человека. Я не верю во всякие там порчи, но я видела один раз, как она подсовывала ветки за наличник одного дома, пока хозяев не было. Зачем это делать, ведь не твой же дом? Я потом вытащила эти ветки, сожгла их. В общем, возомнила она себя всесильной и всезнающей и думает, что может вмешиваться в чужие судьбы, я так полагаю. Но добром это не кончится. Ладно, ступай, – сказала Варвара Игоревна на прощанье. – Покажешь потом свой гербарий. Мне очень интересно, что получится.
– Хорошо, – сказал Тоха. – До свидания! Спасибо вам. – И он пошёл, вздохнув: «Ну вот, теперь по-настоящему придётся гербарий собирать».
Когда он пришёл домой, в нём опять проснулся зверский голод. Хорошо, что в холодильнике стоял суп. Тоха съел две тарелки, но хотелось мяса. Мя-а-са!
Тоха взял с собой нож побольше и отправился следить за Саввихой, делая вид, что собирает растения.
Сначала Тоха прогуливался в рощице между кладбищем и домом Саввихи. Трава уже была высокая, листва густая – легко оставаться незамеченным.
В семь часов вечера Тоха увидел, как Саввиха вышла из дома. В руке корзинка, на голове платок. Глаза вниз. Она перешла через дорогу, прошла по пустырю. Зашла в овин.
Прошло полчаса, Саввиха не появлялась. «Что она так долго делает там? – удивился Тоха. – Если взять или положить траву, так давно бы уже вышла». Он подкрался поближе к овину в надежде увидеть или услышать что-нибудь.
Тишина. Тоха для вида срезал несколько растений ножом, несколько выдрал с корнем, положил их в ведро. Подошёл к двери – тихо. Отворил осторожно – ничего. Он зашёл внутрь, постоял, прислушиваясь.
– Здравствуй, Пахом-овинник! – поприветствовал Тоха шёпотом. Наверху что-то сбрякало – может быть, в ответ?
Сначала Тоха поднялся наверх, готовый уже отвечать на вопрос Саввихи, что это он тут делает. Никого. «Точно, она, наверное, внизу в срубе!» – догадался Тоха. Он спустился, открыл плотную дверь внутрь сруба. Там было темно и сыро – и ни души. Тоха посветил фонариком телефона в каждый угол. «Что за чертовщина? – думал он. – Я же прекрасно видел, что никто отсюда не выходил». Взгляд его упал на доски, набросанные как попало на земле. У Тохи вдруг волосы на голове зашевелились – он вспомнил о ходе. Так значит, Саввиха скрылась куда-то по таинственному проходу? Но ему совсем, ну совсем не нравилась мысль идти туда одному на разведку, тем более вечером.
Трус или не трус? Сможет или не сможет? Он представил, как он идёт звать Никиту: «Никита, там в овине какой-то тайный ход. Пойдём сходим, а то я боюсь один». А тем временем и Саввиха уже домой вернётся, и на улице будет совсем темно. И куда меня этот ход привёл – не пойму, когда выйду.
Тохе что-то не понравились эти мысли. «Не хочу, не хочу, не хочу», – думал он, а сам уже отодвигал доски в поисках самого удобного места, чтобы спуститься.
Оказавшись внизу, Тоха посветил на земляные стенки – вот он, проход! Он шагнул вперёд, зажмурив глаза, сердце сжималось от страха. Ему мерещились черви, змеи, но слабый луч фонарика не выхватывал ничего, что бы двигалось.
Сначала ход был узкий, низкий, приходилось идти, чуть нагнувшись. Потом он стал свободнее, Тоха выпрямился в полный рост. Порода была мягкая, кое-где осыпалась, в свете фонарика Тоха видел, что местами стены и потолок прохода были укреплены досками. Внизу земля была притоптана – видно, ходом пользовались регулярно.
«Странно, ход такой длинный, – подумал Тоха, – куда же он ведёт?» Тут его фонарик пару раз мигнул – и погас. Тоха потряс телефон, понажимал кнопку «вкл-выкл» – ноль реакции. «Ну всё, – понял Тоха, – телефон ёк, батарея села!» Он положил теперь уже бесполезный телефон в карман и пошёл дальше. И вдруг понял, что в темноте он не такой уж беспомощный и слепой! Обострившееся зрение, чутьё и слух ему были в помощь.