– В нашей-то деревне – да вышку ставят! – не переставали удивляться старшеклассники.
– Вот наиграемся теперь! – Даже началка готовилась нырнуть в глубины Интернета и застрять там как можно дольше.
– Круть, Интернет будет! Заживём! – Ученики все как один ёрзали, подпрыгивали и вертелись на уроках, обсуждая потрясающую новость и норовя выглянуть в окно – посмотреть, что там делают мастера-монтажники.
Замер и осмотр местности провели ещё в конце осени.
– Вишь, карусель какую для ентой нечисти-то делают. И всю местность им теперича как на ладони видать будет, – говорила ещё тогда в магазине бабка Анисья, которой было сто лет в обед.
И действительно, рабочие в синих фирменных куртках с блестящей надписью на спине «Одолень-Сети» не обманули. Через полгода, плюс один месяц – на задержку, а как же иначе! – вышку уже монтировали. Рядом с водонапорной башней, похожей на огромное ржавое опрокинутое ведро, за один день вырос тонкий серебристый металлический столб, середина и верх которого были увешаны какими-то цилиндрами, коробами, антеннами.
«Теперь играть можно будет даже дома! – радовался Тоха. – Ну не одной же учёбой, в самом деле, заниматься!»
Интернет в селе Бурундуки был и до вышки, но только на почте и в кабинете директора школы – с никакой скоростью и с миллионом фильтров – об этом знали даже младшие. Поэтому директора подкупить на ночное сидение в Интернете никто не покушался, да и доисторический комп на почте был никому не нужен. Все, кому надо было, лазили по деревьям и по крышам с телефонами, правда, это было не очень удобно.
На первом уроке математики Тоха обдумывал план действий, пытаясь найти повод заглянуть в дом к Саввихе, и ни на какие разговоры не обращал внимания. На втором уроке литературы он вместе со всеми сдал тетрадь по развитию речи. Но там не было сочинения, он не силён был их писать в одиночку.
Вместо сочинения Тоха начеркал в тетради: «Уважаемая Тамара Георгиевна! Простите, я не смог написать сочинение. Умные мысли так и не пришли».
Да-да, «Тамара Георгиевна»! Мать Тохи строго разделяла школу и дом и не позволяла сыну называть её мамой в школе. Только официальное обращение! Никаких поблажек в оценках. Поэтому по русскому и литературе у Тохи были оценки хуже, чем по другим предметам.
Тоха сел, как обычно, за первую парту. Это самое спокойное место. Только сегодня один – Федя был за последней. И на литературе к нему подсела Яна!
Тоха ревниво покосился на них.
Яна, как всегда, весело щебетала, Федя ей улыбался и что-то рассказывал с умным видом.
В восьмом классе было двенадцать человек, и не заметить этой болтовни Тамара Георгиевна никак не могла. Но она не сделала ни одного замечания! «Почему?» – недоумевал Тоха.
Вместо этого она задавала вопросы классу, игнорируя последнюю парту у окна. Тоха отвечал невпопад и в результате получил трояк.
На большой перемене Федя подошёл к Тохе:
– Ты чего такой хмурый? Ну поссорились, с кем не бывает. Если хочешь, приходи сегодня.
А Тоха и сам не мог понять, что с ним. Янка, что ли, добила его? То она Тохе улыбается, то с Федей сидит за одной партой и мило с ним болтает.
– У меня другие планы на сегодня, – сдержанно ответил Тоха.
– Ну как знаешь, – как ни в чём не бывало махнул рукой Федя. – Ты сочинение-то сдал?
– Сдал, конечно, – ответил Тоха. – Что уж я, сочинение сам не напишу? – Ну не говорить же, в самом деле, что он написал в тетради только просьбу о помиловании?
– Отлично! – обрадовался Федя. – А Яна попросила объяснить ей, как тезисы по истории писать. Она в шесть придёт. Если передумаешь, и ты давай.
«Тоже мне, благотворительный фонд нашёлся», – подумал Тоха, неопределённо покачав головой, и отошёл к окну.
На стекле были видны чьи-то грязные отпечатки пальцев, след от чёрного маркера. Тоха дохнул на стекло – в этом месте вдруг проявился полукруг, начерченный пальцем. Дохнул ещё и ещё раз рядом – и проявилось сердечко. А за окном пробивалась из земли и на деревьях нежная зелень, появлялись тут и там первые одуванчики. Даже небо было особенное – голубое-голубое, мечтательное-мечтательное, с белыми барашками.
«У них будет почти свидание, – думал Тоха, – а я что, стану торчать на своей веранде? Ведь ещё не факт, что Янка Федю выберет, ещё можно побороться!»
Яна была красавицей. Не сказать, что с идеальной внешностью – лицо длинноватое, но при её высоком росте это не бросалось в глаза. Тёмные густые каштановые волосы по пояс, которые она любила носить распущенными, были её главным украшением. Хотя учителя регулярно делали ей за это замечания. Но она отвечала: «У меня от любых причёсок болит голова!» – и продолжала сражать наповал мужскую половину школы.
А глаза! Она умело пользовалась подводкой и густо красила ресницы. И ещё с шестого класса в них появился какой-то притягательный дерзкий блеск и неизменная насмешка, но она умела так опускать глаза, что Тоха отчаялся разгадать её. Каждый взгляд Яны, брошенный в его сторону, повергал его в смятение, радость и будил неведомые и неопределённые надежды.
В прошлом году Федя из угловатого, нескладного мальчишки вдруг превратился в рослого красавца с тёмными вьющимися волосами. Яна явно им заинтересовалась, и с тех пор Тоха никак не мог понять, есть у него шансы или нет.
Кто-то ткнул Тоху в бок, и он очнулся, снова оказавшись среди обычного шума перемены. Он оглянулся. Янка!
– А что, Тоха, делать уроки вместе – это интересно! – подмигнула она и хохотнула. – Приходи! – И Яна, не дожидаясь ответа, взмахнув волосами, быстрым шагом удалилась по коридору.
«Что Федя ей сказал? Почему она меня позвала?» – недоумевал Тоха. Но настроение у него поднялось. Он отвернулся от окна, встал лицом к то и дело пробегающей мимо малышне.
Ему пришла в голову гениальная мысль: «Если Федя всегда улыбчивый, радостный, у меня пусть будет, наоборот, таинственный и загадочный вид, бледное лицо, задумчивый взгляд и… синяки под глазами. – Тоха даже улыбнулся от своей придумки. – Посмотрим ещё, по кому станет сохнуть Янка, по мне или Феде».
Дело портило одно: Янка любила красиво одеваться и уж точно не была скромной простушкой, которую деньги не интересуют. Федина семья жила небогато, но в достатке, и дом у них был новый, а вот Тоха… Зарплата у Тохиной матери была небольшая, денег ни на что не хватало. Из приличной одежды у Тохи было две рубашки и одни брюки, которые стирались в выходные. А Тохина мать уже третий год ходила в школу в трёх платьях по очереди. Но ей, казалось, было всё равно. Дома тоже постоянно что-то выходило из строя и требовало денег: то раковина треснула – пришлось купить простую алюминиевую, то зеркало, что висело на стене, разбилось – купили обычное настольное, то ещё что.
«Как же осточертело жить в нищете! – Тоха даже стукнул кулаком по подоконнику. – А у меня пока ни образования, ни профессии. Хотя… Ведь можно же что-то придумать. Не все же разбогатели благодаря профессии».
На остальных уроках Тоха сидел, рисуя на листке в клетку вензели, круги и закорючки. Он думал. После уроков он сам подошёл к Феде. Предложил ему:
– Пойдём посмотрим, как вышку делают.
– Отличная идея! Заодно спросим, когда её запустят в работу.
– И можно будет резаться в игры даже дома, – довольно сказал Тоха и в шутку толкнул Федю плечом. Тот раскрыл ладонь, и они скрепили примирение звучным хлопком.
Когда Тоха вернулся домой, мать сидела в кресле и проверяла тетради. Иногда она что-то бормотала под нос, комментируя написанное или читая вслух. Только-только Тоха, даже не переодевшись в домашнее, взялся за разогретые рожки с яйцом – она открыла его тетрадь по развитию речи.
– Это что такое? – поднялась мать с кресла с раскрытой тетрадью в руке. – Это что такое? Ты думаешь, если мать учительница, то можно и не учиться, что ли? Просто так тебе всё нарисует?!
Тоха даже попятился от матери с тарелкой в руках. В таком гневе он её давно не видел.
– Мам, ты что? Я же пошутил. Я напишу, просто именно в тот день я правда не смог.
Но мать не оценила шутки.
– Шутка – это то, что делается или говорится не всерьёз, а ради развлечения и веселья, – процитировала она толковый словарь. – А у тебя это – издевательство, лень и неумение взять себя в руки и усадить за стол! – Она продолжала наступать, размахивая перед Тохой его тетрадью. – Вырос дылдой, а ума не видно! – Мать замахнулась тетрадкой. – Позор на мою голову! Да у тебя все оценки, наверное, липовые!
Тоха попятился ещё, наступил на что-то, чуть не упал, но вот тарелка с рожками всё-таки выпала из рук, противно брякнув.
Мать как-то сразу вдруг успокоилась, тихим, но твёрдым голосом сказала:
– Бери веник и тряпку. Уберёшь – сразу садишься за сочинение. При мне. И пока не напишешь – никаких дел, друзей, погулять и прочего. Всё ясно?
– Ясно, – пробурчал Тоха.
У него на глаза навернулись слёзы, и он ничего не мог с этим поделать. Тоха подметал, сгребая рожки в совок, вытирал пол, наклонившись как можно ниже. Уф, отпустило. Он исподлобья взглянул на мать, она на него даже не смотрела.
Вздохнув, Тоха вымыл руки и сел за стол – писать это разнесчастное сочинение. Какие там темы? Тоха выбрал одну из трёх. Он сидел, покусывал кончик ручки. Слова не шли. Минут через пять мучений Тоха только-только начал писать первые два слова, как мать хлопнула ладонью по столешнице:
– План! Где план?
«Да зачем этот план?» – подумал Тоха, но возмутиться вслух не рискнул. Он послушно написал в черновике цифры: 1, 2, 3.
Мать закатила глаза:
– Один, два, три – это план для второго класса, ну максимум для пятого! Ты – в восьмом, понимаешь? В восьмом! И план у тебя должен быть сложный!
«Да он и так для меня чересчур сложный. Я не знаю, что писать ни в сочинении, ни в плане», – подумал Тоха и перечеркнул написанные цифры.
– Так, спокойно, – скомандовала себе Тамара Георгиевна, уже принимая роль учительницы, а не матери. Она несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула, взяла ручку с красной пастой и принялась объяснять, задавать вопросы, подводить к мыслям сына, как самого последнего двоечника.