Через толпу Тоха увидел Федю, но пробираться к нему не стал.
Половину службы Тоха стоял, переминаясь с ноги на ногу и весь измучившись. «А люди стоят – и ничего, некоторые даже не шелохнутся. Как так? – удивлялся Тоха. – И дети даже младше меня есть, а не пищат». Большинство детей были на улице. Из-за двери доносились их звонкие голоса.
Он оглянулся: скамейки заняты старушками. Тогда Тоха решил поиграть в «замри». Он застыл, расслабился – и стало легче.
Слов службы с непривычки он не мог разобрать, только когда отец Николай повторял много раз: «Господи, помилуй», – он пытался молиться о маме.
Потом на него напала зевота. Он смотрел украдкой по сторонам: никто не зевает! А у него рот не закрывался. Что такое? Ему было немножко стыдно, и он старался зевать с закрытым ртом.
Зевота отпустила – стало клонить в сон. Всё, что он слышал, звучало монотонно и непонятно, глаза сами собой закрывались, и он даже пару раз клюнул носом. Покосился – вроде никто не заметил.
Тогда, чтобы не уснуть, Тоха решил рассматривать иконы. Иконостас был деревянный, резной. Лица у святых изображались светло-коричневыми. Все они были в длинных тёмных одеяниях. Тут запели «Верую…» Не певчие, а люди в храме! «Как они помнят наизусть такую длинную молитву?» – думал Тоха. Теперь он чувствовал себя совсем неуютно – ведь он-то не знал её. Он взглянул вверх – и сейчас лики святых ему показались совсем светлыми, почти светящимися. Даже складки одежды стали ярче и светлее. Он посмотрел на людей в храме – и тут он всех увидел по-другому: люди были добрые, улыбчивые, красивые. Внутри красивые, как будто светились!
В конце службы стоять было легче. Он вдыхал запах трав и слушал этот странный церковный язык – непонятный и понятный одновременно.
Молитвы закончились. Люди стали переходить с места на место, впереди выстроилась очередь. Тоха остался на месте.
Отец Николай вынес чашу, люди стали подходить – сначала дети, целая толпа, потом взрослые.
В толпе детей Тоха наблюдал за полным лысым дедушкой, который мягко выстраивал ребятишек в очередь, нетерпеливым мальчишкам не позволял толкать друг друга, некоторым, самым активным, клал руку на голову, или выговаривал что-то, или грозил добродушно пальцем. И что бы он ни делал – от него шла волна спокойствия и доброты. Тоха залюбовался.
«Мировой дедушка, – подумал он. – Как будто дедушка для детей всего мира».
Ему тоже захотелось вместе со всеми быть в этой очереди, но он потоптался нерешительно и вышел на улицу. Сощурился от яркого солнца, сел на скамейку. Народ ещё был в церкви, только некоторые с детьми стали расходиться по домам.
«Надо наш дом и участок тоже красивыми сделать», – думал Тоха, глядя на свежевыкрашенный забор, скошенную лужайку и яркие клумбы у церкви. Он уже начал составлять список дел по дому, загибая пальцы. Пальцы закончились, а люди всё были внутри.
«Что же там делают?» – Тоха встал посмотреть. Он зашел – и замер.
– …Творяй чудеса! – пел хор необыкновенно красиво.
И многие подпевали:
– Ты еси Бог, творяй чудеса! Творяй, творяй, творяй чудеса.
– Чудеса, – прошептал Тоха. – А ведь правда, это всё – чудеса. Мама выздоравливает. Янка человеком стала. Я человеком стал. Вот кто творит чудеса!
Началась проповедь. Отец Николай рассказал о рождении церкви, а в конце добавил:
– Служили мы в Афгане. И обязаны были обо всех планах сообщать так называемым союзникам. Мы идём, занимаем объект, потому что осведомлённый союзниками противник заранее отступал, а потом устраивал нам засаду. Бил исподтишка, в спину, когда думаешь, что победил врага, взял опорный пункт. Так же и в жизни. Думаешь, что победил нечистую силу в себе, а она бьёт в спину, когда этого совсем не ожидаешь. Будьте внимательны! Храни вас Бог!
Тоха вместе со всеми подошёл к кресту, вышел на улицу – а в голове у него пело: «Творяй, творяй, творяй чудеса!»
Он дождался, когда выйдет Федя. Они болтали и шли, сначала бесцельно, а когда ноги сами привели их мимо пруда в рощу – и к базе на дереве, оба даже рассмеялись такому совпадению.
– Мы опять сюда, как в детстве, – сказал Федя, забираясь наверх.
– Ага, – согласился с ним Тоха, ловко следуя за ним.
Они расположились прямо на полу.
– Мама сказала, можешь приходить к нам в гости, – сказал Тоха. – А на веранде я генеральную уборку сделал – все шкафы освободил, тряпки старые сжёг, окна вымыл, пол. Теперь там вообще уютно. Шторки Варвара Игоревна дала.
– Да, отличная у тебя комната получилась на лето. Тоха, а я только сейчас осознал: мы ведь уже девятиклассники, представляешь!
– Ещё только девятиклассники, – поправил его Тоха.
– Давай опять рассказывать истории! – предложил Федя.
– Только не страшилки, – ответил Тоха. – Я ими сыт по горло. Давай истории из будущего сочинять!
– Как это?
– А так. Представь, что ты в будущем, своём собственном. Что ты там видишь? Кем ты стал?
– А если сбудется? – рассмеялся Федя.
– И пусть сбудется. Ты хорошее намечтай. Можно какую угодно фантастику. Это же будущее.
– Тоха… – Федя мечтательно посмотрел вверх. – Я сделаю наше село большим, удобным и благоустроенным! И ещё много других сёл и деревень! Создам экологические туристические центры. И спортивные. И…
– А я думал, ты священником будешь, как твой папа, – удивился Тоха.
– Скорее всего, – согласился Федя, – но одно другому не мешает. И обязательно уличное освещение сделаю, – добавил он. – А ты?
– А я… – Тоха зажмурился, поводил рукой кругами. – Я стану вертолётчиком! Буду летать на спасательном или пожарном вертолёте. И иногда буду небесным такси. К тебе в глухие деревни стану доставлять туристов, – подмигнул Тоха. – Вообще-то твоя идея не такая уж и фантастическая, – добавил он. – Люди иногда хотят попасть в деревню на отдых. Вон соседский дом пустовал, пустовал, а теперь туда семья заехала. На лето, наверное.
– Нет, они на постоянку тут, – возразил Федя. – Я вчера с Аней, их старшей дочкой, разговаривал. Она сказала, с нами будет учиться. В девятом классе, между прочим!
– Так что видишь, новые жители-то у нас появляются! Перспективы есть! Слушай, я уж месяц в игру не заходил. Может, резанёмся?
– Давай, – согласился Федя.
Они достали телефоны. Тоха нажал на иконку игры. Игра не загружалась. Вместо этого на белом экране загорелась надпись: «Мы категорически осуждаем незаконное уничтожение наших союзников в болоте».
Тоха офигел: откуда создатели игры знают? И что, значит, они были союзниками? Он рассмеялся и махнул рукой:
– Ну и гори оно синим пламенем! Жизнь только начинается!
Мальчишки засобирались домой. Тохе нужно было приготовить поесть и проверить – как мама, а Федю попросили поводиться с малышкой. Они спустились и наперегонки побежали в село.
Когда ребята бежали мимо пруда, вдруг послышался громкий всплеск воды. Мальчишки резко остановились.
– Крупная рыба? – спросил Федя.
– Надеюсь, что рыба… – пробормотал Тоха.
– Чего ты такой потерянный? – Федя хлопнул друга по плечу. – Хочешь, вечером сюда искупаться сходим? – предложил он.
– Нет, Федя, я теперь боюсь купаться, – твёрдо отказался Тоха. – Не пойду.
Федя не стал спорить. Они пошли домой.
Когда Тоха приближался к своей калитке, к нему подошла Яна.
– Привет! – Сегодня она была в нежно-голубом сарафане. Наверное, от этого её зелёные волосы отливали бирюзой. Странно, краска на них нисколько не тускнела со временем. – Я принесла платье твоей мамы, – она протянула кулёчек. – Спасибо большое.
– Как твои родители? – поинтересовался Тоха.
– В первый день мама то плакала, то смеялась и всё меня обнимала. А папа даже на работу не пошёл. И меня сначала вообще никуда не выпускали, – улыбнулась Яна. – Наверное, боялись, что опять куда-нибудь денусь, – в её голосе появилась грустинка. – Жалко их до слёз. Да и сейчас, я думаю, мама где-то недалеко. – Яна оглянулась. – Вон, смотри, сидит на скамейке, наклонилась, будто рассматривает что-то. – Тоха и правда домов через пять увидел Янину маму.
– Да уж, – вздохнул он. – На её месте я бы так же тебя оберегал. Наверное, родители пока не отпустят тебя вечером погулять?
– Вряд ли, – покачала головой Яна. – Но через пару дней я спрошу. С тобой, может, и отпустят. Они о тебе очень хорошего мнения, особенно после всего, что случилось.
Тоха зарделся. И спросил, чтобы скрыть смущение:
– Ты не хочешь перекрасить волосы в другой цвет? Или вернуть свой естественный оттенок?
Яна тряхнула зелёными волосами до пояса и пожала плечами:
– Не поверишь, я уже пыталась! Ничто эту зелень не берёт! – и она возмущённо взлохматила волосы на макушке. – Видимо, это мне на долгую память. – Тут она увидела, что мама встаёт со скамейки, и добавила: – Всё, мама начинает переживать. Надо поберечь её нервы. Думаю, через какое-то время она придёт в себя и успокоится. – Янка улыбнулась своей прежней открытой и немного кокетливой улыбкой. – Пока, Тоха! Увидимся! – Помахала ему рукой и, не оглядываясь, пошла навстречу маме.
– Пока! До встречи! – Тоха всё стоял и смотрел ей вслед. Он увидел, как мама с дочкой обнялись и направились к дому, Яна придерживала свою резко постаревшую и ссутулившуюся маму за талию и, чуть наклонившись к ней, что-то рассказывала. Скоро они скрылись из вида.
Тоха, улыбаясь, подошёл к крыльцу. Справа раздался писк. Тоха глянул. Мыши, что ли? У крыльца лежали три крупные сосновые шишки. Что-то странное было в этих шишках, очень нелогичное, но Тоха никак не мог понять что.
«У нас же рядом не растут сосны! – вдруг осенило его, и он с подозрением посмотрел на шишки. – Шишкарята? За мной следят? Или мне уже кажется?» Тоха на всякий случай взял шишки, вышел за калитку и закинул их далеко-далеко в сторону пустыря, где в середине, как памятник старины, стоял овин.
– Вон из моей жизни!
Поздно вечером, когда мама уснула, Тоха сидел на крыльце и смотрел в небо. Звёзды для его зрения теперь были обычными. Звуки для слуха – тоже. Просто свет и тьма, и непостижимая загадочность мира. Всё как в детстве: кругом чудеса!