Художница пристально смотрела на Маргариту, нервно покусывая губы. Она верила страданию, запечатленному на бледном искаженном лице подруги, ее блестящему, лихорадочному, больному взгляду бездомного животного. «Она на грани. Нельзя отталкивать человека в подобном состоянии. Можно враждовать с сильным, со здоровым. С больным и раздавленным – нельзя!»
– Вот что… – медленно проговорила Александра, пытаясь собраться с мыслями и уяснить для себя дальнейшие действия, хотя прекрасно понимала, что сейчас сделает. – Не хочешь рассказывать, как было дело с адвокатом, не говори. Для меня вот очевидно то, что он искал тебя и в тот же день погиб, в мастерской, где ты жила, и кто-то потом замел следы, а ты пропала и теперь вынуждена без денег прятаться на вокзале. Это все не требует объяснений. Обманывать меня, врать, что ты не причастна, не надо. Ты и так уже воспользовалась моим доверием.
– Саша…
– Погоди! – остановила ее Александра. – Тебе совсем некуда пойти?
– Некуда, – голос гостьи прозвучал надтреснуто, хотя она сохраняла прежний, безучастный вид.
– А если бы у тебя были деньги, куда бы ты поехала?
Маргарита сделала неопределенный жест, словно давая понять, насколько бессмысленно обсуждать невозможные вещи. Александра окончательно решилась:
– Ну вот что. Я сейчас временно живу у родителей. Ты поедешь со мной.
– Ты меня зовешь к своим родителям?! – воскликнула Маргарита. На ее осунувшемся лице попеременно отражались страх, надежда, недоверие. – После всего, что было?!
– Конечно, я боюсь тебя теперь, – пожала плечами Александра. Решение далось ей тяжело, но на сердце стало легче. – Но знаешь, за тебя я боюсь еще больше. Мне кажется, с тобой может что-то случиться, если я тебя брошу. Что-то очень нехорошее. Так что поехали. Поздно, мои наверняка волнуются.
Отец уже спал, когда Александра открыла дверь родительской квартиры своим ключом. Мать, караулившая ее возвращение на кухне, тут же вышла и замерла, глядя на спутницу дочери. Маргарита виновато взглянула на нее, хотела что-то сказать, осеклась и промолчала. Александра уже собралась было представить свою спутницу и объяснить ее появление, но мать, приглядевшись, внезапно воскликнула:
– Да это Рита!
Она видела сокурсницу дочери один-единственный раз, пятнадцать лет назад, когда та приехала ненадолго в Москву, сразу после выпуска. Рита даже не останавливалась у подруги, не желая никого стеснять, – Александра с первым мужем ютилась в маленькой комнате, другую занимали родители Александры. Впрочем, место для гостьи нашли бы, но Маргарита прожила эти двое-трое суток у своего московского приятеля, одного из многочисленных парней, с которыми у нее были «прекрасные отношения». К Александре она заглянула всего раз, и мать случайно оказалась дома. То, что она сейчас узнала прежнюю черноволосую, кудрявую хохотушку в этой измученной, коротко подстриженной рыжеволосой женщине с погасшими глазами, было достойно удивления.
– Рита? – повторила мать, уже с оттенком сомнения в голосе.
– Это я, – слабо улыбнулась гостья.
– Разве ты не в Дании? Ты же оттуда писала Саше?
– Нет… – Маргарита продолжала вымученно улыбаться. – Я давно уже там не живу.
– А как вы встретились? Саша недавно, да вот, позавчера говорила, что ничего о тебе не знает!
– Мы случайно встретились в городе, – вступила Александра, испугавшись обморочной бледности, вдруг залившей лицо подруги, и поняв, что следует вмешаться. – Рита проездом в Москве. Она переночует у нас. Дай мне какое-нибудь белье и матрац, если найдется, я постелю ей в своей комнате.
Мать немедленно захлопотала – устроить гостя с ночевкой всегда было ее любимым развлечением. Пока она рылась в глубине стенного шкафа, отыскивая все необходимое для сооружения спального места, Александра подтолкнула подругу к двери ванной:
– Иди, тебе не помешает хороший горячий душ. Две ночи на вокзале… Плохо не станет? Что-то вид у тебя…
– Я просто устала, – тихо ответила Маргарита.
Она с благодарностью приняла банное полотенце и халат, незамедлительно выданные ей матерью Александры, и скрылась за дверью. Несколько минут спустя там зашумела вода. Мать вышла из комнаты дочери с подушкой в руках.
– Я не спросила, сколько ей подушек, две или одной хватит?
– Думаю, она и на одной уснет отлично. Нам бы еще чаю попить, а ты ложись спать.
– Так она поживет у нас или только заночует?
– Все может быть, мама. Ты не рада?
– Что ты, очень рада! – искренне заверила ее мать. – Я буду просто счастлива, если ты начнешь приглашать сюда друзей, чтобы все стало как прежде… Знаешь, как тяжело жить, день за днем зная, что никто к нам не придет… От одного этого заболеть можно.
Александра обняла мать за плечи:
– Обещаю тебе, в ближайшее время вам скучать не придется, еще надоем!
Она шутила, но мать приняла ее слова за чистую монету и воскликнула:
– Надоешь?! Выдумала тоже. Ну, ставь чайник, в шкафчике печенье, конфеты, сама найдешь. Угощай гостью. А я спать.
…Маргарита появилась на кухне спустя полчаса.
Махровый халат, красный с белыми цветами, принадлежавший матери Александры, висел на ее худых плечах мешком. Бледные щеки слегка зарозовели. Мокрые волосы, которые Маргарита вытирала полотенцем, напомнили художнице их последнюю встречу в мастерской, где она после нашла мертвого адвоката. «И тогда у Риты были мокрые волосы, кофта расстегнута, из-под нее виднелось белье. Я удивилась еще, что она вдруг решилась мыться в такой холод и как успела нагреть воды…»
Усевшись за стол, гостья с наслаждением дула на горячий чай, отпивала по глотку, опустив в чашку покрасневшие после купания усталые глаза. Александра, ни о чем не спрашивая, устроилась напротив. Она по-прежнему считала, что поступила совершенно правильно, забрав к себе Маргариту, но по-прежнему не знала, как поступить с нею дальше.
Художница боялась напугать прямыми вопросами подругу, которая едва начала успокаиваться. Но двусмысленная ситуация, в которой они обе оказались, тяготила Александру. Видя, что Маргарита впала в блаженное, полусонное состояние, художница решила рискнуть и невинным тоном произнесла:
– Кстати, о трюфельном псе мне удалось кое-что узнать, как ты и просила.
Маргарита замерла, не отрывая взгляда от дымящегося янтарного чая. Она не ответила сразу, на что рассчитывала художница, но и не стала ничего отрицать, как боялась Александра. Гостья помедлила, позвенев ложечкой по краю блюдца, и произнесла:
– Да, я… что-то такое тебе писала…
– Ты оставила фотографию и просила найти этот столовый прибор, – подчеркнуто спокойно, без выражения произнесла Александра. – Я поговорила с одним авторитетным экспертом и крупным коллекционером… И он высказал очень интересное мнение.
– Какое же?
– Что этого серебряного пса вовсе не существует! Что он – миф!
Художница сама не знала, как у нее вырвалась эта ложь. Птенцов лишь мимоходом поставил под сомнение реальность трюфельного пса и тут же опроверг собственные слова, заявив, что считает существование этого серебряного раритета вполне возможным. Александра куда сильнее сомневалась в том, что ей поручено разыскивать действительно существующую вещь. И все же она произнесла эти слова, будто бросила камень в колодец, чтобы по всплеску встрепенувшейся глубоко внизу воды определить его глубину.
Маргарита содрогнулась, словно ее обдало ледяной волной. Она зажмурилась и тут же широко открыла глаза. Их неопределенное выражение озадачило Александру. Подруга смотрела в никуда. В ее взгляде не было ни удивления, ни протеста. Женщина разом закрылась, словно оделась в броню. Помолчав, Маргарита сухо спросила:
– А кто этот эксперт, можно узнать?
– Это лишние подробности.
– Ты совсем мне не доверяешь! – гостья пожала плечами. – Ладно, храни эту страшную тайну. Просто я удивилась, что он так много на себя взял: вынес вердикт по фотографии. Это смахивает на шарлатанство.
– Не знаю, слышала ли ты имя Птенцова? – усмехнулась уязвленная Александра. – Это один из старейших московских коллекционеров, и он точно не шарлатан! Но, разумеется, он предпочел бы иметь дело с оригиналом!
– Я насчет московских коллекционеров не очень-то в курсе, – покачала головой Маргарита. – Это ты у нас знаток. Но мне странно, почему он так решил?
– На твоем снимке изображен роскошный предмет высочайшей во всех смыслах музейной ценности… И до сих пор эта вещь нигде не засветилась. Это насторожило его, да и меня, признаться, тоже!
– Почему же? – искренне удивилась Маргарита. – Ты и сама знаешь, как много шедевров прячется по частным коллекциям и никогда не выставляется.
– А почему ты считаешь, что трюфельный пес в частном владении, и именно в Москве?
– Потому что я сама привезла его сюда.
Художнице показалось, что она ослышалась. «Она действительно произнесла то, что произнесла?!» Маргарита, не выносившая в последнее время прямых вопросов и упорно избегавшая конкретных ответов, внезапно и без побуждения выдала важнейшую информацию!
Подруга угадала ее смятение и со снисходительной улыбкой повторила:
– Да-да, я привезла эту вещь в Москву. Твой эксперт никуда не годится, так ему и передай.
– Невероятно! – опомнившись, воскликнула Александра. – Ты держала в руках это чудо?!
– И довольно увесистое чудо, – кивнула Маргарита. – Но… Мне пришлось расстаться с этим псом. А теперь нужно его во что бы то ни стало отыскать!
– Почему ты полагаешь, что он еще в Москве?
– Должна же я хоть что-то полагать!
В голосе Маргариты, бросившей эту фразу, было столько горечи, что художница тут же припомнила отчаянную мольбу подруги отыскать пса. «А сейчас она держится спокойно… – раздумывала Александра. – Внешне спокойно. Но на самом деле это спокойствие человека, который устал сопротивляться обстоятельствам. Не нравится мне ее состояние! Рита может выкинуть какую-нибудь глупость…»
Вслух же она произнесла: