…Его шаги уже затихли на лестнице, а старик, замерший в кресле, все прислушивался. Тревога исказила черты его лица, от напряжения оно казалось даже глуповатым. Наконец, убедившись, что тишину более ничто не нарушает, он с видом крайнего отчаяния откинулся на спинку кресла и сдавленно пробормотал несколько слов, значения которых Александра не поняла.
Глава 12
Она проспала едва не до полудня и очнулась только от голоса матери, стоявшей над нею и твердившей:
– Тебе звонят! Звонят же!
А когда Александра, резко сев в постели, вслепую схватила протянутый матерью мобильный телефон, та укоризненно добавила:
– Все утро названивают с одного и того же номера! Я отвечать не стала, конечно, но уж решилась тебя разбудить!
– Правильно… – пробормотала художница, растирая глаза тыльной стороной руки. Попутно она отметила, что постель с пола убрана и аккуратно свернутая стоит в углу. Маргарита исчезла. За матерью закрылась дверь. Александра взглянула на дисплей, увидела фамилию «Птенцов» и взволнованно прижала телефон к уху:
– Да?
– Добрый день, и примите мои извинения! – произнес коллекционер. – Не стал бы вас будить, вы так сладко спите, но дело срочное. Кажется, я в шаге от знакомства с одной собачкой…
– Павел Андреевич, неужели?! – Она растерянно взъерошила свободной рукой свалявшиеся во сне волосы. – Как же вам удалось?
– Не телефонный это разговор… – откашлявшись, глухо ответил Птенцов. – Но в одном вы были абсолютно правы – пес в Москве.
– Нам нужно срочно увидеться!
– Я того же мнения. Кстати, я сейчас тоже в столице. Давненько не бывал… Но вот утром приехал, ради вашего песика потревожил свои несчастные ноги. Сейчас они о себе напоминают… С места сдвинуться не могу. Так что придется вам самой меня навестить.
– Конечно! Я сейчас же приеду!
– Тогда жду, буду рад вас видеть…
Птенцов назвал адрес. Александра записала его на клочке бумаги, ежась от волнения: ей предстояло увидеть квартиру на Ильинке, знаменитое логово Плюшкина, о котором некогда говорила вся «антикварная» Москва!
– Я буду у вас через полтора часа, – пообещала она.
– Как вам угодно, – любезно ответил мужчина. – Я в ближайшие несколько дней отсюда не тронусь. Путешествие и так было рискованным. Как бы концы тут не отдать…
– Неужели вы приехали на электричке?
– Что вы, помилуйте, на машине, на моторе, как говаривали в старину! Для меня и это уже подвиг!
– Но Елена с вами?
– Она осталась дома. Да приезжайте, поговорим!
…Войдя на кухню, Александра застала там подругу, сменившую одолженный халат на собственную одежду. Мать кормила ее то ли поздним завтраком, то ли ранним обедом – на тарелке перед Маргаритой красовалась яичница с ветчиной. Художница хотела протиснуться к плите, объяснив, что ей срочно нужно выпить кофе, но мать ее отстранила:
– Сейчас сварю, сейчас. Один кофе, желудок испортишь! Да уже небось испортила! Поесть как следует не хочешь?
– Не хочу. – Александра присела к столу. – Я сейчас убегу на полдня, а то и на весь день. Не знаю еще.
– Кто это звонил? – нахмурившись, обернулась от плиты мать.
– Ну, мама, имя тебе ничего не скажет. По делу.
– Мне твои дела очень не нравятся!
– Мне тоже. – Художница старалась все обратить в шутку. – Денег мало приносят. Делец из меня плохой.
– Именно! Так стоит мучиться?! Рита, представь, ведь она свалилась к нам на голову на днях, глаза безумные, бормотала какую-то чепуху, врала… Что-то у нее случилось, а что – не говорит!
Маргарита ребром вилки отделила кусок яичницы и вопросительно взглянула на подругу:
– А что же все-таки случилось?
– Ничего особенного. – Александра смотрела на нее в упор, в который раз поражаясь тому, насколько изменилась старая приятельница. Маргарита взамен своей прежней эмоциональной порывистости обзавелась хладнокровием, овладела умением держать удар, ничем не выдавая волнения. И это ничуть не радовало художницу. – Можно сказать, все обошлось. Прошло бесследно.
Последнее слово она выделила интонацией, как будто произнеся его большими буквами, но Маргарита выслушала намек, не моргнув глазом. Она продолжала есть с таким завидным аппетитом, что художница и сама внезапно почувствовала голод.
– Что прошло? – не отступала мать, обрадованная уже тем, что дочь разговорилась. – Почему не сказать по-людски?
– У вас сейчас кофе выкипит, – предостерегла ее гостья.
Мать, ахнув, обернулась к плите, где над туркой, стоящей на огне, и впрямь уже поднялась пышная коричневая шапка пены. Маргарита вытерла хлебом опустевшую тарелку и с видимым наслаждением сжевала корочку, спокойно встретив взгляд подруги. Она даже подняла брови, словно задавая немой вопрос. Александра отвернулась.
– Так можно узнать, куда это ты собралась? – Мать процедила кофе через ситечко и поставила чашку перед Александрой. – К тебе гостья приехала, в конце концов! Могла бы дома побыть! Праздники на носу, какие теперь дела! Люди стараются проводить время со своими семьями! Одна ты мечешься…
– Я стараюсь! – заверила ее дочь. – Никогда еще так не старалась… К вечеру точно вернусь, не беспокойся.
Это обещание она дала с тяжелым сердцем. Больше всего ей хотелось насовсем вернуться в свою мастерскую. Александра считала про себя дни, оставшиеся до обследования, которому после Нового года должен был подвергнуться отец. «Сегодня двадцать седьмое… Второго января он ложится в больницу. Неделя…» Художнице казалось, что ее присутствие не слишком заметно в доме, и все же она не могла обманываться: мать поглядывала в ее сторону с радостью и надеждой. «Я ничего для них не делаю, просто существую как-то с краю, а они уже и этому рады…»
Она выпила кофе, нетерпеливо поглядывая на часы, висевшие над плитой. Отодвинув опустевшую чашку, женщина поднялась из-за стола:
– Пора. Папа на работе?
– Как обычно. Сегодня вернется пораньше. Да сейчас, перед праздниками, уже никто толком и не работает. Осталась бы и ты? Ради гостьи?
– А Рита, наверное, захочет пойти со мной, – неожиданно для себя предположила Александра.
До последней секунды она не собиралась приглашать подругу на встречу с Птенцовым, тем более тот требовал соблюдения полной тайны во всем, что касалось розысков серебряного пса. Но внезапно ей пришла мысль, что не позвать на встречу заинтересованное лицо, то есть Маргариту, будет странно. «Это ее забота – отыскать пса, я лишь помогаю. И зачем я буду таскать для нее каштаны из печи? Пусть сама обжигается!»
– Наверное… – подруга проговорила это слово медленно, словно пробуя его на вкус. Она пыталась разгадать смысл внезапного приглашения, но явно не хотела заводить расспросы при свидетельнице.
– У вас какие-то секреты, девчонки. – Мать переводила взгляд с одной женщины на другую. – Сорок лет уже каждой… Никак не насекретничаетесь. Вам жить пора, семьи заводить!
– Нам-то? – печально улыбнулась Александра. – Что до меня, так с меня хватит. Не везет мне в этом, сама знаешь.
– А в чем тебе везет? – Мать отвернулась, сердито протирая стол тряпкой.
Когда она впадала в подобное сварливое настроение, его следовало просто переждать, лучше всего на расстоянии. Александра сделала подруге знак, и та вышла из кухни вслед за ней.
Когда они уединились в комнате и художница рассказала Маргарите, с кем предполагает ее познакомить, та, против ожиданий Александры, не выказала никакого энтузиазма. Напротив, женщина помрачнела.
– Не стоит мне к нему соваться, – сказала она, подумав. – Это опасно.
– Для тебя опасно? А для меня?
– Ты-то не в розыске, – напомнила Маргарита. – И ты этого серебряного пса не крала.
– Хорошо, но ищешь краденую вещь именно ты! – вернула Александра подругу на землю. – Почему я должна рисковать вместо тебя? Птенцов, кроме всего прочего, единственный, кто сможет тебе помочь во всей Москве. Я вообще предпочла бы познакомить вас и устраниться от дальнейших поисков.
– Это невозможно! – воскликнула Маргарита. Она в страхе вцепилась в руку художницы. – Я не могу быть на виду, пойми!
– Понять это нетрудно. Но пойми меня и ты. Даже если пес в Москве и Птенцов нашел его след, что я могу сделать дальше? Купить его? На какие деньги? У тебя ведь тоже нет ни гроша. Украсть?!
Маргарита покачала головой. Ее глаза внезапно опустели и потеряли всякое выражение. Медленно, как во сне, она проговорила:
– Денег у меня нет, ты права… Ты, главное, найди пса. Остальное – моя забота.
– Да, ты уже позаботилась кое о ком! – гневно напомнила Александра. – Я не хочу иметь ничего общего с твоими комбинациями, слышишь?
Художнице с большим трудом удалось уговорить подругу сопровождать ее. Маргарита пускала в ход различные отговорки, попробовала даже сказаться больной, но в конце концов сдалась. Правда, с условием.
– Ты ни в коем случае не должна говорить Птенцову, откуда в Москве взялся пес! Ни слова о том, что я привезла его из Дании, откуда он у меня, каким образом я им завладела.
– А как же я тебя тогда представлю?
– Скажи, что я просто передала тебе снимок, когда убедилась, что сама не найду пса! – с воодушевлением, словно осененная внезапным вдохновением, предложила Маргарита. – Якобы тоже ищу его, для богатого клиента, а в глаза его не видела и в руках никогда не держала.
«Мы с Птенцовым, оказывается, соседи!» Прикинув мысленно путь от его дома, расположенного в том конце Ильинки, который выходит на Ильинский сквер, до своего, приютившегося ближе к Покровскому бульвару, Александра поняла, что жила от антиквара на расстоянии пятнадцатиминутной пешей прогулки. «Можно после и к себе заглянуть…» О чем бы она ни думала, ее тянуло в мастерскую. Ей становилось физически плохо вне привычной обстановки.
Маргарита держалась замкнуто, из нее слова невозможно было вытащить. Лишь когда художница, сверившись с записанным адресом, отыскала особняк в глубине двора, нужный подъезд и нажала кнопки на домофоне, она промолвила, чуть не сквозь зубы: