– Чего это? – только и сумел спросить внук. Медленно, будто во сне, присел, нащупывая выпавшие лекарства. – Непогода, что ли, идет?
– Непогода, ага, она самая… – Доковыляв до сарая, Семен убедился, что Буран постарался на славу. Закрыл ворота, бросил в петли длинную жердь. – Идите в избу! Быстрее!
– Ксанка, веди детей в дом… – растерянно подтвердил слова деда Дмитрий. – Я сейчас…
Все так же заторможенно, не совсем отдавая себе отчета в своих действиях, он принялся складывать в багажник сумки и мангал. Запер багажную дверь, вынул ключи, захлопнул водительскую. Обернулся, заметив, как дед ковыляет вокруг избы, запирая оконные ставни.
Буран крутился у его ног, время от времени поворачиваясь в сторону леса и настороженно поднимая уши. Отчего-то эта картина – старик и собака, готовящиеся к непогоде, – вызвала в душе Дмитрия приступ настоящей тоски. Тоски и еще чего-то гнетущего, готового перерасти в страх…
Помотав головой, он обошел «Лендровер». Небо, как и предсказывал Семен, действительно темнело прямо на глазах. Тучи стали плотнее, гуще, насыщеннее, опустились к самым верхушкам деревьев. Насекомые, еще пять минут назад беззаботно кружившие над лугами и холмами, попрятались, как и птицы.
– Дед, помочь чем?
– В дом, Димка! – тот исчез за углом, грохоча ставнями. – Иди в дом. Только не…
Дальше Дмитрий уже не слышал, потому что зашел в сени.
Оксана сидела за пустым обеденным столом, прижимая к себе сына и что-то нашептывая ему. Артемка почти совсем успокоился, но все еще всхлипывал, утирая слезы. Машка заняла крохотный табурет у печки и снова слушала плеер. Было темно, и с каждым новым закрытым снаружи окном тьма становилась все более мрачной. Включив сотовый, Дима поднял его над головой.
– Что там? – Вопрос жены долетел через недобрый гул в ушах.
– Непогода… – пробормотал Дмитрий, машинально вытирая ноги о коврик. – Кажется, будет дождь…
Через пару минут вернулся и дед. Буран, ловко проскочивший в приоткрытую дверь, светлым пятном улегся под столом, поджав хвост. Семен плотно притворил дверь, а затем осторожно, чтобы не бряцать железом, опустил все три засова. Зажег керосинку, стоявшую неподалеку, и комната наполнилась неровным светом, по стенам запрыгали страшные угловатые тени.
– Что происходит, дед? – негромко спросил Дмитрий, все еще стоявший посреди горницы.
Вместо ответа Семен вдруг обернулся к внуку, прижимая к губам тонкий палец.
– Тс-с, – прошипел старик и устало уселся на лавку, чуть не подмяв сумку с гостинцами.
И отчего-то вдруг стало так безрадостно и неуютно, что Оксана даже обмерла. Потому что когда на дом надвигается даже самая дикая буря, никто не призывает к тишине…
– Димочка, что случилось? Мне страшно… – прошептала она, даже не задумавшись, что ее настроение может передаться сыну.
– Я не знаю. – Дмитрий посмотрел жене в глаза, в которых поблескивала влага. – Дед, не хочешь объясниться?
– Нет, внучок, не хочу… – Положив шляпу на сумку, тот потирал лицо ладонями. – Вы просто тише будьте, ладно? И все скоро закончится. Я же просил, по-человечески просил не шуметь…
– Да ты спятил, что ли, на тишине своей?! – Димка вспыхнул. Не стоило так говорить, но обстановка вынудила. – Уедем мы, вот и будешь в тишине и темени сидеть, ясно?
– Тише, внучок, не шуми… – устало попросил старик. Протянул руку, поманив пальцами – давай, мол, раз предлагал.
Дмитрий сообразил, что все еще сжимает в руке упаковку таблеток. Передал Семену Акимовичу, и тот с хрустом выколотил из пачки сразу две таблетки. Сунул под язык. Морщинистое старческое лицо в полумраке казалось изрезанным бритвой времени, измочаленным и высушенным, словно изюм.
– Почему так темно, ма? – разобрал Дмитрий вопрос Артема.
Услышал его и дед. Тяжело поднялся, пересек горницу, стараясь не глядеть на внука. Расставил по столу несколько свечек, запалил. Стало чуть уютнее, хотя покоя не принесло.
Дмитрий прислушался.
– Ну и где твоя буря? – Избу окружала тишина, по черепице не барабанили дождевые струи, в дымоходе не задувал ветер. – Мы чего в доме попрятались?
– Надо так… – Семен сел на свое место во главе стола, опустил глаза. – Ты прости, внук, что так вышло. Я уж и забыл, какие вы, городские, шумные бываете. Не рассчитал…
– Вы о чем это, Семен Акимович? – Оксана побледнела, что в свете лампы и свечей было заметно особенно четко. – Чего это вы не рассчитали? – Она старалась говорить спокойно, чтобы Артемка у нее на коленях не расплакался снова.
Семен только махнул рукой. То ли не мог объяснить, то ли посчитал излишним.
– Знаешь, дед… – проговорил Дмитрий. – Спасибо, конечно, за гостеприимство и стол… Но мы, пожалуй, поедем. Дождя, я слышу, нет, дорогу не размоет. А если и размоет, у нас же танк…
Лицо старика вытянулось.
– Нет, – просипел он таким голосом, что Оксане чуть не стало дурно. – Не выходите из избы! Утром уедете. Да, утром. А сейчас давайте спать ложиться, хорошо? Отдохнем, а с рассветом позавтракаем, и я вас провожу…
– Спать? Дедушка, ты прости, конечно… но тебе бы врачу показаться. – Дмитрий не испытывал ни малейших угрызений совести за свои жестокие слова. Теперь он снова жалел, что поддался на уговоры жены и поехал на Алтай. – На часах шести нет…
Он подошел к закрытому ставнями окну, попытался выглянуть в щель. Ничего не было видно – либо ставни закрывались очень плотно, либо в шесть июльских часов на улице наступила кромешная темнота. Низкий свод избы начал давить, внутри сразу стало убого и некомфортно…
– Что за черт, не видно ничего… Ксанка, вставай, мы уезжаем.
– Нет! – повторил старик, привставая с места, и протянул к Дмитрию костлявую руку. Не прокричал – прошипел, то ли умоляюще, то ли с плохо скрытой угрозой. – Не выходить!..
– Бедняга, – прошептала Оксана, осторожно прикрывая Артему уши и отворачивая от обезумевшего прадеда.
Старик сидел за столом, все еще раскрыв беззубый рот, вытаращив глаза, нацелив палец на дверь.
– И ради всего светлого, тише… Если пересидим, то…
– Хватит пугать моих детей! – не удержался Дмитрий. Закричал громко, наплевав, что Артемка опять заревел, а Машка вздрогнула и выдернула наушники из ушей. – Если ты сейчас же не…
Снаружи по избе ударил рев такой силы, что у Димы заболели барабанные перепонки.
Он успел увидеть, как обреченно закрыл глаза дед, как схватилась за сердце Оксана, как прижалась к печи Машка. А потом вдруг потерял равновесие и тяжело упал на пол, отбив себе зад. Казалось, рев опутал, окружил дом, проник в каждую щель, заставив посуду жалобно задрожать, а подвешенные под потолком сковородки закачаться. Прижав уши и оскалившись, Буран заполз под стул Семена.
– Это… это что было?!
Дмитрий чувствовал, что кровь отлила от его лица, но не мог ничего поделать с испугом. Дикое зверье он видел только в зоопарках мира, а из-за решетки даже рык льва не кажется грозным.
– Мама! – закричал Артемка, кидаясь Оксане на шею. – Мама, что это?! Я боюсь!
– Папочка! – Машка оказалась на полу рядом с отцом, схватила его за предплечье. – Господи боже, что это?!
– Тише, мои хорошие, только тише… – почти застонал Семен, вставая из-за стола. Поднял разведенные в стороны руки, будто сгонял в кучу неразумных гусей. – Не кричите, прошу, только хуже будет…
Осознав, что подошедшее к дому зверье может услышать их вопли, первой сориентировалась Оксана. Мягко заткнула Артемке ладонью рот, что-то зашептала на ухо.
И в наступившей тишине Дмитрий разобрал, что за ближайшим окном кто-то есть. Кто-то большой. Кто-то, подступивший прямо к стене избы, трущийся о нее своей тушей…
– Это что, медведь? – тихо, одними губами спросил он старика, отказываясь верить, что они угодили в ту самую нелепую ситуацию, какие только по телевизору и показывают.
– А? – Во влажных глазах деда Семена что-то промелькнуло. Нерешительность, страх? – Да, внучок, медведь… Если не шуметь, успокоится и уйдет…
Дмитрий поднялся с пола, мягко отцепил от себя дрожащую дочь, усадил на табурет. Теперь плакала и она, уже не стараясь казаться взрослой. Дима подсел к столу, придвинулся к деду.
– Ты рехнулся? Чего ждать? Он же твою скотину порвет на колбасу… У тебя патроны к ружью есть? Есть, конечно, чего я спрашиваю!.. Надо отпугнуть. Это ж не шатун весенний, испугается и уйдет…
Под стулом негромко зарычал Буран, хищно прижавший уши.
– Нет, внучок, не уйдет, – едва различимо ответил старик. – И скотину не тронет. Надо просто выждать…
– Димочка, мне плохо, – одними губами проартикулировала Оксана, но в полумраке комнаты муж не заметил. – Меня сейчас стошнит…
Тема плакал, все еще уткнувшись в ее ладонь, Машка сама зажимала себе рот.
– У меня пистолет в машине. – Дмитрий сжал кулаки. – Завалить не поможет, но отпугнуть сумеем. Ты с ружьем, я с пистолетом…
– Ты же обещал не брать?! – встрепенулась Оксана. – Обещал же!
– Тихо, твою мать… – шикнул на нее Дима, собирая в кучу разбегавшиеся мысли. – Чтобы я свою семью в лес повез, и без оружия?.. Взял я, взял, и что теперь, разведешься со мной?
– Зачем ты так? – теперь тихонечко заплакала и жена, зарывшись лицом в волосы сына.
– Нельзя сидеть просто так! – Димка схватил деда за рукав. – Давай ружье!
– Нет, внучок. – Отдышавшись, Семен Акимович был теперь спокоен, будто они обсуждали осеннюю заготовку сена. – Не поможет это. Только разозлим…
– Ну?.. – неожиданная догадка вспыхнула в мозгу Дмитрия, вдруг забрав из тела всю силу, заставив его обмякнуть на лавке. – Ты чего-то не хочешь говорить, верно?
Старик только покачал седой головой, взлохматил волосы. Теперь было видно, что ему действительно очень много лет. Усталых, полных одиночества лет.
– Ну, старик, ты у меня ответишь… потом.
Димка встал, стараясь не шуметь. Подумать только, а ведь теперь они все вели себя как подпольные мыши, не издавая ни одного лишнего звука, даже захлебываясь слезами.