Я выпил «Пабста» и задумался: разве можно пить совершенно обычное пиво, когда в мире есть столько других сортов? Оно понравилось мне «само по себе» потому, что мои нисходящие ожидания соответствующим образом подстроились? И отличается ли мой опыт от опыта тех, кто пьет «Пабст» регулярно, если им вдруг предложить крафтовое пиво, подобного которому они никогда в жизни не пробовали? Ощущение чувственного удовольствия возникает лишь при наличии знания или же оно может существовать само по себе? Наиболее наивный вариант – рассчитывать, будто потребитель обычного пива немедленно изменится под воздействием врожденного превосходного вкуса и немедленно подумает: «Боже мой, и зачем я всю жизнь пил другие сорта?!»
В мире крафтового пива можно случайно наткнуться на выражение «ключевое пиво». Так называют пиво, которое «вводит» вас в этот мир, это пиво-стартер: не слишком резкий вкус; возможно, просто улучшенная версия (с более качественными ингредиентами) того, что вы уже когда-то пили. Когда-то таким пивом мог быть «Хайнекен»; сегодня это может быть, например, «Сэи Адамс». Но просто выпить «ключевого пива» еще не значит стать на путь, который сделает вас настоящим ценителем.
Из-за силы нисходящей тенденции, которая диктует ожидания, при первой пробе, как и во всех остальных случаях, человек может просто оказаться неспособен оценить этот незнакомый напиток в качестве пива как такового. Наши чувства неадекватно реагируют на обманутые надежды. «У человека, который впервые пробует «Гиннесс», не может быть никакого понятия о том, каков этот сорт на вкус. Он пробует и думает: «Что это такое?» И тут нужно сказать: «Ну да, это не твое привычное пиво. У этого сорта шоколадный вкус, и еще нужно искать кофейные нотки». К пробе нужно подходить с открытым сердцем», – говорит Фэл Аллен. Пиво не нужно представлять в стиле «это изменит вашу жизнь», добавляет Флойд. Не нужно «опрокидывать стаканчик» дорогого «траппистского эля» и объявлять: «Чтобы я больше никогда не видел у себя в холодильнике баночного «Курз». Это не сработает».
Но что происходит, когда новичок входит в эти врата? При обсуждении философской концепции «первичных ощущений», объясняющей, «как вещи выглядят для нас», философ Даниэль Деннет рассказывает о двух воображаемых дегустаторах кофе, работающих на производстве кофе «Максвелл хаус». Спустя шесть лет работы они по секрету признаются друг другу, что им больше не нравится кофе. Но они пришли к разногласию относительно причины. Один говорит, что у него поменялись стандарты и что он теперь хорошо разбирается в кофе. Ему больше не нравится вкус «Максвелл хаус». Второй считает, что у него изменилась система восприятия: «Кофе теперь мне кажется совсем не таким, как раньше». А если бы вкус не изменился, он ему по-прежнему нравился бы. Деннет заключает, что «мы, вероятно, не сможем найти четкое решение этого вопроса», и, возможно, как и при рассмотрении идеи «ароматического объекта», в обоих объяснениях есть доля правды: в них чувствуется определенный «внутримозговой образ» кофе, с которым происходит взаимодействие посредством большого количества нейронных сетей при помощи телесных рецепторов чувств. Разве могут у человека не поменяться стандарты, если у него изменились чувства (теперь они получают от кофе «больше»), и как может изменение стандартов не повлечь за собой изменения чувств (не заставить искать «большего»)?
Что бы ни произошло с дегустаторами кофе, что-то изменилось. И возникает вопрос: если вернуться к «ключевому пиву», что произойдет, если попытаться «вернуться назад»? Я выпил «Пабста» – мне понравилось? Если понравилось, то это благодаря его теперешнему вкусу? Или причиной было мое знание о том, сколько денег я сэкономил; или забавная «хипстерская атмосфера», которая возникла в момент употребления; или же просто чувство временной свободы от работы и груза ценительства, или же банальное потакание «простецким» вкусам?
Пивовар Гаррет Оливер, большой гурман, сказал мне так: если бы сейчас кто-нибудь пришел и принес с собой пакет с чизбургерами из «Бургер кинг», «я умял бы штук десять, не меньше. Я не в восторге от чизбургеров из «Бургер кинг», но это не изменит того факта, что в детстве это для меня была самая лучшая еда». Но на вкус они уже не будут столь хороши, как в воспоминаниях. Как говорит Деннет, когда мы вновь оказываемся в местах нашего детства (в детской спальне, во дворе дома), все кажется уменьшившимся. Наша память не справляется с текущим стандартом и не может определить, что большое, а что маленькое. Нельзя вновь выпить того самого «Пабста», который нравился раньше, как не получится вновь поселиться в теле и с мозгом того ребенка в бывшей вашей детской.
Но когда мы входим в эти врата, не возникают ли перед нами лишь бесконечные следующие врата в стиле Эшера? Становятся ли люди счастливее, если имеют возможность пробовать больше сортов пива, испытывать больше разных удовольствий или они рискуют заработать гедонистическое похмелье? «В штате Орегон 38 % бочкового пива – крафтовое. Там много знатоков. И там же довольно много недовольных любителей пива. Они никогда не скажут о пиве ничего хорошего. Единственное, что они говорят, – это какие у какого сорта недостатки. Иногда это случается: люди настолько хорошо знают, что такое «хорошо», что теряют нить удовольствия, с которой у них все началось и которая привела их в этот волнующий мир», – замечает Флойд.
Вопрос о том, кто счастливей, не решен: то ли тот, кто пьет лишь один сорт (пусть этот сорт и считается «средненьким») и даже не подозревает, какие сорта проходят мимо; то ли ищущий гурман, который попробовал все и знает, что то, что он сейчас пьет, не самое лучшее? Брэд Краусс предлагает прагматическую стратегию «золотой середины», которая может оказаться вполне достойной стать великой стратегией счастливой жизни. «Меня часто спрашивают: «Какое у вас любимое пиво?» Нет у меня любимого пива! Любимое – то, которое у меня в бокале. Его ведь можно прямо сейчас выпить!»
Заключение:Заметки о вкусе: что сделать, чтобы понравилось
Получившаяся у меня картина вкуса едва ли убедительна. Мы часто не знаем, что нам нравится или почему нам нравится то, что нам нравится. Наши предпочтения осложняются подсознательными склонностями, легко меняются под контекстуальным и социальным воздействием. Не так велика, как мы думаем, вероятность того, что и завтра нам будет нравиться то же, что и сегодня, а еще меньше вероятность, что мы вспомним, что именно стало причиной наших прежних предпочтений. Даже эксперты, как мы только что убедились, не являются непогрешимыми авторитетами, знающими, что на самом деле хорошо, и полностью понимающими собственные чувства. Ничто не характеризует личность лучше, чем внутренний компас предпочтений – в пище, музыке, искусстве, в йогуртах, – но, несмотря на практически непрерывное действие, предпочтения в основной своей массе находятся вне зоны отражений. В процессе наших исследований возникают лейтмотивы, небольшие маркеры, намечающие запутанный и сложный путь, воодушевляющий и сулящий немного ясности. Мне хотелось бы закончить вот такими выводами – пусть это будет что-то вроде маленького «путеводителя» по вопросам вкуса в мире бесконечного разнообразия.
Вы понимаете, что вам нравится или не нравится, даже не зная причины. Наша способность к «аффективной оценке» предмета срабатывает за несколько миллисекунд. Это отличное качество для сложного мира, это механизм фильтрации, дающий возможность эффективно ориентироваться в людной толпе на рынке жизни. Но любые короткие пути всегда имеют свою цену: мы можем упустить то, что действительно предпочитаем, мы можем недооценить то, что позже полюбим, мы можем неверно определить причину нашей любви.
Не делите вещи по принципу «нравится / не нравится». В мире проб, когда работают чувства, слова «нравится» и «не нравится» утратили значение. Почему? Потому что они могут опрокинуть даже оценку профессиональных дегустаторов. Концепция «нравится / не нравится» может быть нисходящей, а это часто мешает нашему действительному восприятию. Вопрос о том, нравится нам что-то или нет, часто становится преждевременным окончанием гораздо более интересного обсуждения.
Вы знаете, почему вам нравится то, что вам нравится? Вспомните участников исследования на ярмарке, которые твердо предпочитали один из двух практически одинаковых видов кетчупа. Их предпочтения были на уровне подсознания, глубоко спрятанными в детских воспоминаниях. Мы любим считать наши предпочтения подлинными, но на них может тайно влиять контекст (вспомните бутылку итальянского вина, привезенного домой из отпуска потому, что вы никогда в жизни не пробовали ничего вкуснее); на них влияют надежды (людям больше нравится вино из долины Напа, чем вино из Нью-Джерси, независимо от того, откуда вино на самом деле). Личные вкусы могут просто отражать некую более общую культурную «традицию», закореневшую в привычке: как отмечают исследователи Лоренц Кунг и Евгений Яковлев, много десятков лет у русских наблюдается всеобщая склонность к водке (она продается везде, она относительно дешевая). Но как только на рынке были введены ограничения, среди молодых потребителей резко увеличилось потребление пива. А что со старыми любителями водки? В основном они так и продолжают пить любимую водку.
Разговаривайте о том, почему вам что-то нравится. Язык может помочь выявить предпочтение. Когда мы испытываем ощущение, может показаться, будто вполне достаточно, если чувства просто выполнят свою функцию. «Словами не описать» – часто пишут в отзывах. Но нам нравится то, что мы знаем, а знаем мы лишь то, что помним – и доставляющее удовольствие событие мы запомним скорее, если выразим его вербально.
Нам больше нравится то, что можно отнести к какой-либо категории. Наш мозг работает по принципу сравнения с готовыми схемами, мы склонны все делить на категории, и нам больше нравится то, что, по нашему мнению, похоже на некий эталон. Исследо