— Кто у тебя на уме? — спросила она.
— Три Кубика, — сказал я.
— Потому что тсалмот, или потому что работает с таким товаром?
— Потому что работает с таким товаром. Если я получу свои восемь сотен, дальше мне плевать, что там сталось с мертвым парнем.
— Правда?
— Конечно.
— Просто все бросишь, так ничего и не узнав?
— Брошу, как плюющуюся волчок — змею.
— Зачем ты вообще взял в руки волчок — змею?
— Я бы предпочел восемьсот империалов…
Она фыркнула.
— И все равно не верю, что ты согласен оставить нераскрытым то, что там задумал Берет.
— Следи за мной.
— А я всегда так и делаю, — отозвалась она. Уж не знаю, должен был я порадоваться этому или обидеться; я предпочел порадоваться. — Встретимся у тебя в конторе, а потом пойдем туда вместе, ладно?
— Я думал пойти прямо сейчас.
Она покачала головой.
— У тебя есть одно важное дело.
— Да?
— Тебе нужно навестить деда.
— Да?
— Да.
— Зачем?
— Как ты себя чувствуешь, Владимир?
— Нормально, после того, как пост — эффект теле…
— Нет, — проговорила она, — как ты себя чувствуешь?
— Ты о…
— Да.
— Встретимся в конторе, — сказал я. — И я тебя люблю.
Целовать ее посреди людной улицы я не стал. Но очень хотелось.
Мой дед живет в Южной Адриланке. Как предполагается, при Зерике на престоле началось правление возрожденного Феникса, а это значит, говорят, многое должно обновиться. Когда идешь по кварталам, где обитают выходцы с Востока, это как — то незаметно. Гетто, где они в основном обитают, занимает большую часть территории Адриланки восточнее мостов, хотя и не всю: на севере там есть холмы, где некоторые знатные особы устроили себе летние домики, а на юге по обе стороны реки по всему берегу моря — океана расположены порт и склады, а еще дальше к востоку, сразу за портовым районом, находятся бойни. Вот не знаю, может, построй их ближе к берегу, ниже утесов, так там и воняло бы поменьше.
День был сухой и прохладный. Я упоминаю об этом, потому как будь жарко и грязно, я бы надел плащ так, чтобы спрятать в нем нос, направляясь в гетто выходцев с Востока. И дело не только в бойнях, тут мусор валялся кучами прямо на улицах, пока кто — то его не сжигал — а сожженным, он вонял примерно так же.
Как только я открыл занавеску, прикрывающую вход в жилище деда, вонь исчезла и сменилась тонким розовым ароматом. Просто чтобы вы знали, тут не только курения поработали, но и магия: восточное колдовское искусство, быть может, и уступает яркостью волшебству, но чертовски полезно в некоторых вопросах. Уж поверьте мне.
Дед сидел за столом, что — то творя с несколькими косточками, которые собрал кучкой. Подняв взгляд, расплылся в улыбке, обнажая немногие сохранившиеся зубы.
— Владимир!
А я вдруг осознал, что он и Коти — единственные, кто используют полную форму моего имени. Еще это делал мой отец, но только когда я переставал драить полы, позволяя себе помечтать о том, чтобы не драить полы.
Я подошел и поцеловал его в щеку. Его дружок, кот Амбруш, спрыгнул со стула, потянулся, этак дежурно пошипел на Лойоша и свернулся клубком у ног Нойш — па. Я уселся на стул.
Он собрал косточки и сложил в обитую бархатом деревянную шкатулочку с серебряными уголками, которая удовлетворенно щелкнула, закрывшись. Знаете, есть что — то такое приятное во всем хорошо сработанном, даже если это маленькая шкатулочка для вороньих косточек.
— Ну что, — проговорил он, — как дела? Ты насчет свадьбы?
— Вообще — то нет, — ответил я. — Хотя, раз уж ты упомянул, насчет нее у меня тоже есть вопросы.
— Тогда в чем дело? — он внезапно стал очень серьезным. Дед у меня такой, на лету ловит.
— Только что кое — что случилось.
Он кивнул, ожидая, пока я подберу слова.
— Думаю, — наконец проговорил я, — что меня, возможно, превратили в демона.
Он откинулся на спинку стула, густые белые брови сошлись вместе.
— Рассказывай.
Я описал все как помнил, останавливаясь, запинаясь и поправляя себя, с кучей «нет, не совсем так», и «что — то вроде», и «пожалуй, больше похоже на», и все такое. Когда я закончил, вид у деда был очень серьезным.
— Это… это эльфова магия, Владимир.
Я кивнул.
— Я не понимаю ее, и не понимаю, что это значит. Когда эльфы говорят о богах и демонах, они имеют в виду не то же, что и мы.
— Я знаю.
— Как ты себя чувствуешь, Владимир?
— Физически? Нормально.
— Нет, как ты себя чувствуешь?
Я подумал. Ну, сам — то я не так уж часто задаюсь вопросом, как я себя чувствую, однако Нойш — па попусту не спрашивает.
— Я зол, — наконец сказал я. — И — да, напуган.
Он кивнул.
— Поговори с эльфами. Выясни, что это значит и что можно сделать.
Я кивнул.
— Ты не хочешь, — сказал он.
Я помолчал и кивнул вновь.
— И все равно поговори. Надо.
— Хорошо.
Он помолчал, опустил взгляд, затем вновь посмотрел на меня, внимательно и заботливо.
— Ты по — прежнему Талтош Владимир, — проговорил он. — И вот об этом ты должен помнить.
Я издал короткий смешок.
— Не уверен, что понимаю, что это теперь значит, но думаю, что это хорошо.
Взмахом бровей он спросил, о чем я.
— Коти, — сообщил я. — Теперь все иначе.
Немногие сохранившиеся зубы показались в улыбке вновь.
— Так что ты хотел знать о свадьбах?
За Коти я заглянул к себе в контору. Она не спрашивала, как мы поговорили с дедом, а у меня не было настроения прямо сейчас обсуждать это, так что мы просто пошли куда собирались.
Три Кубика работает несколько за пределами моей территории, на улице Пирожников, за поворотом на Битый Череп. На самом деле та улочка зовется иначе, это я ее так назвал, однажды увидев, как в ливень вниз по склону катятся валлиста и троица текл. Его ломбард с вывеской «Три Кубика:
Ломбард», такое вот у него богатое воображение, с одной стороны подпирали шесты, компенсируя крутизну склона. Небольшая каморка — фута три в ширину — однако, располагалась безо всякого наклона. Дверь была скреплена кожаными ремнями, весьма ветхими на вид, а деревянный фасад домика следовало бы хорошо так покрасить, а потом поменять. Возможно, на кирпичный. Я отворил дверь, и удивительно, та не рухнула.
Когда мы вошли, Три Кубика читал книгу, так что на нас смотрел его поблескивающий череп. Я знаком с парой других драгаэрян, которые бреются наголо, и мне было интересно, зачем. Спросил я об этом как раз у Три Кубика, где — то с год назад, и он ответил — не знаю, захотелось.
Когда мы оказались внутри, он спросил:
— А, привет, усы. Что у тебя?
Вот не знаю, почему, но он один из очень и очень немногих, кто может назвать меня «усы», не пробудив во мне желания шарахнуть его по башке чем — то тяжелым.
— Слезы Вирры, — сказал я.
Он резко сел, чуть не упав со стула.
— Оно у тебя, э, с собой?
Я кивнул.
— Покажи.
Я достал камень и протянул ему. Три Кубика изучил полированный кругляш и повертел в руках. Никаких признаков того, что его личность внезапно растворилась там.
— Где… — начал было он, потом остановился. И наконец спросил: — Отследить его можно?
Я пожал плечами, он прищурился; вероятно, понял, что ответ будет «да».
— Господин Талтош…
— Твоя цена, — сказал я.
— Не могу.
— Да ладно.
— Если его отследят…
— Ты можешь сказать, что не помнишь, кто его тебе продал.
— И тот, кто спрашивал, начнет становиться требовательным, и…
— Что ж, понятно. — Мне и правда было понятно, а хорошего ответа у меня не было.
— Порекомендовать кого — то можешь? — спросила Коти.
Я сам как раз хотел спросить. Нет, честно.
Он почесал макушку.
— Дайте подумать.
Я пустил по столику империал, чтобы посодействовать его мыслительному процессу.
«Восемьсот тринадцать, — заметил Лойош. — С половиной.»
«Да — да.»
— Соривит, — проговорил он. — Работает на верхнем этаже доходного дома на Променаде у края Малых Врат Смерти. Одиннадцатый номер.
— Спасибо, — сказал я.
— Будь осторожен, усы.
— Я всегда осторожен, — соврал я.
Мы вышли наружу.
«Босс! Заклинание!»
Если вы вдруг хотите составить картину — первым заметил их Лойош, затем Коти, последним я.
Их было двое, быстрые, умелые. Наверное, их послали доставить меня живым, или хотя бы годным для оживления, чтобы их босс мог задать мне нужные вопросы. Пожелай они меня прикончить, вряд ли я выжил бы. Один из них как раз указывал на меня. Я махнул Чароломом и частично отбил заклинание до того, как оно поразило меня.
Давайте — ка расскажу о парализующих заклинаниях.
Их уважают в Организации, потому что они заметно упрощают работу.
Скажем, вот попало таким клиенту — сердце не бьется, кровь не льется, дыхание остановилась, жизнь завершена. Все, проблема решена. Ну а если вдруг клиент волшебник, или носит защиту от волшебства, или, скажем, имеет странную золотую цепочку, которая разрушает волшебство — что ж, достаточно, если пройдет хотя бы часть заклинания. Может, парализует лишь мышцы ног. И ладно, теперь не убежит. Или руки. Все, защищаться не может.
Чем больше пройдет, тем выше шанс закончить «работу» и идти тратить денежки. Или беспокоиться об уже потраченных денежках, тут кому как.
Так что я взмахнул Чароломом.
По руке моей прошла щекотка. Часть заклинания я перехватил, но не все. Скорее всего, оно было нацелено нейтрализовать меня, не убивая, однако в точности я этого не знаю. Знаю то, что я внезапно застыл на месте, как статуя, левая рука с золотой цепью посреди взмаха — и, не сомневаюсь, с дурацким выражением на физиономии.
«Босс, я не могу двигаться.»
«Значит, нас таких двое.»
Хорошей новостью оказалось то, что мы были втроем, и какое бы заклинание это ни оказалось, Коти оно не коснулось.