Порой пререкания и скандалы случались по самому незначительному поводу. Так, например, произошло ранней весной 1651 года, когда два родовитых лица, носивших звания окольничих[331], перессорились из-за места за столом на царской трапезе. Оба хотели сидеть ближе к Государю, хотя расположение гостей за столом определялось придворным протоколом. Но протокол ничего не значил, когда разыгрывалась родовая спесь; один из спорщиков оскорбил другого «позорными словами». По этому поводу появились челобитные спорщиков на имя Самодержца. В ответ вышел царский указ, который все поставил на свои места. Здесь самое время привести обширный фрагмент из этого чрезвычайно показательного документа.
«Окольничий князь Ромодановский бил челом Государю в отечестве на окольничего Василия Бутурлина[332], что ему с ним быть не вместно; а окольничий Василий Бутурлин бил челом Государю на князя Василия Ромодановского[333] о бесчестье. И Государь велел князю Василию Ромодановскому сказать, что большой его брат, князь Иван Ромодановский, больше его князя Василия двумя местами (чинами. — А. Б.), и он выдан головою Василию Бутурлину; и за бесчестье окольничего Василия Бутурлина указал Государь на нем князю Василию доправить Василию Бутурлину денежное бесчестие 350 рублев»[334]. Царь присудил князю, представителю именитой фамилии, ведшей родословие от Рюрика, немыслимый штраф, чтобы другим неповадно было. Указанная сумма действительно была огромной; напомним, что корова в это время стоила два рубля.
Громкий случай проявления боярской спеси и реакции на это Царя, имевший место в апреле 1659 года, зафиксировал в своем дневнике датчанин Андрей (Андреас) Роде[335]. «Сегодня (28 апреля. — А. Б.) был вынесен весьма строгий приговор над двумя князьями, на какой-то пирушке поссорившиеся с генералом Долгоруким[336] из-за места, которое они требовали для себя из-за своего происхождения, между тем как генерал его требовал по своим заслугам, указывая на то, что он неоднократно успешно воевал с неприятелем и, между прочим, взял в плен полковника Гонсевского»[337].
Невзирая на военные заслуги, князья кричали, оскорбляли генерала и князя, и Долгорукий покинул трапезу. Государь был страшно разгневан и огласил строжайшее наказание: князей лишить положения, и вместе с женами и детьми сделать холопами Долгорукова. Ситуация сложилась беспрецедентная. Однако до развенчания именитых дело все-таки не дошло. С согласия Царя, Долгорукий простил обидчиков…
Несомненное добросердечие Царя, обусловленное чувством христианского милосердия, смирения и справедливости, раскрывалось в прямых царских указах и отражалось, так или иначе, на всей законодательно-правовой деятельности государства. В качестве характерных примеров можно сослаться на два случая.
В 1655 году, 16 августа, появился от имени Патриарха указ, фактически объявляющий в России амнистию преступникам, совершившим тяжкие преступления. Согласно ему, «тати, разбойники и всякие воровские люди» призывались покаяться перед Богом и Государем. Совершившие противоправные деяния, должны были «без боязни» обращаться к различным государственным властям и «нести свои вины Богу». За это Самодержец «их пожалует» и «велит им вместо смерти дать живот» и в «тюрьмы их не сажать». Те же, которые после покаяния продолжат свои темные разбойные дела, то тех «казнить смертью без всякого милосердия и пощады»[338]. Фактически летом 1655 года, в связи с воцарением Алексея Михайловича, на Руси была объявлена всеобщая амнистия.
Еще один примечательный законодательный акт в форме царского указа появился 20 октября 1658 года. Он был обращен к «приказным людям» — дьякам и подьячим — ив нем говорилось, что отныне они могут находиться на службе не более 12 часов в сутки[339]. Иными словами, для служилого люда впервые в российской истории был установлен срок рабочего дня. Хотя по нынешним меркам он и выглядит чрезмерным, но надо иметь в виду, что речь шла о середине XVII века, когда никакого «трудового законодательства» ни в России, ни где-нибудь еще не существовало в природе. До этого момента «приказные люди» могли сутками не выходить за пределы казенного учреждения, пока начальник не отпустит. Теперь же вводился максимальный норматив пребывания на службе.
В свои зрелые года Алексей Михайлович имел уже четкую мотивацию при назначении на высшие посты должностных лиц. Здесь существовало два исходных определительных ориентира: благочестие лица, и как производное — преданность Государю.
В письме боярину В. Б. Шереметеву в 1660 году Царь изложил свои принципы. «Ведомо тебе самому, как, по соизволению Божию, наш государский чин пребывает и над вами, честными людьми, боярская честь совершается. А тебе, верному рабу Божию, а нашему архистратигу, кто нарицал и обещевал честь… Не просто Бог изволил нам, Великому Государю и тленному Царю честь даровать, а тебе принять; и тебе о том должно ныне и впредь творца своего и зиждителя всячески Бога восхвалять и прославлять и нашего Великого Государя и тленного Царя жалованием утешать и радоваться творца своей милости, как и о том, что наше государское сердце за твою к нам, Великому Государю, и тленного Царя жалованием утешать и радовать». Монарх призывал не забывать евангельский постулат, что «сердце царево в руце Божией»[340].
Однако не только снисхождение и увещевание являлись для Царя мерами воздействия на «слуг государевых». В некоторых случаях он был жестким и непреклонным. Это касалось, например, дел о взятках, которые Самодержец воспринимал как тягчайшее преступление, и кара следовала соответствующая, невзирая на чин и былые заслуги. Так, в апреле 1654 года появился именной царский указ о наказании за взятки князя Александра Кропоткина и дьяка Ивана Семенова.
Суть дела была такова. В городе Гороховец случился большой пожар, почему Государь сделал гороховчанам послабления в обложении и службе. Однако князь Кропоткин, «забыв страх Божий, и государево крестное целование и смертный час» взял с жителей 150 рублей, за что «достоин смертной казни». Явив свое милосердие, Царь решил не казнить стольника и воеводу и приказал «бить кнутом» прилюдно на торговой площади, а затем заключить под арест. В свою очередь, дьяк Иван Семенов провинился тем, что взял с погорельцев «бочку вина, а денег им за то вино не заплатил». За мздоимство дьяк также подвергался «битью кнутом на торгу», а затем был заключен под арест…[341]
Едва Алексею Михайловичу исполнилось двадцать пять лет, как в 1654 году он возглавил русское воинство, отправившееся на войну с Польшей («Речью Посполитой»). То была затяжная, изнурительная военная кампания, длившаяся, с перерывами тринадцать лет. Война сделала из молодого правителя мужчину, научила серьезному, взвешенному отношению к действительности, заставила постичь сложную механику внешнеполитической деятельности, помогла лучше понимать людей, их преданность, их подлинные достоинства, скрытые недостатки, тайные интересы и намерения.
Предыстория конфликта между Россией и Польшей была очень старой; противоречия между двумя крупнейшими восточноевропейскими державами мирными средствами разрешить не представлялось возможным. В силу этого здесь необходима краткая интерлюдия общеисторического порядка.
Западные и юго-западные районы некогда единого Древнерусского государства после татаро-монгольского разгрома в XIII веке обособились и попали в зону влияния католических Польши и Литвы, ставших в 1569 году, в результате Люблинской унии, единым государством — Речью Посполитой («Федерацией Королевства Польского и Великого княжества Литовского»). Во власти «Короны Польской» находился и древний стольный град Киев. Восточные и юго-восточные пределы Речи Посполитой были населены по-преимуществу православными — русскими, украинцами, белорусами. В 1596 году в городе Брест-Литовске была провозглашена так называемая Брестская уния, устанавливавшая присоединение к Римско-Католической Церкви ряда православных епископий. Отныне «униаты» становились частью Католической церкви во главе с Римским первосвященником («папой»), имя которого они и возносили на богослужениях.
Положение православных, сохранивших преданность своей исконной Вере, было катастрофическим, так как они после Брестской унии были поставлены вне закона. Римские папы и их «преданные дети» — польские короли — прилагали огромные усилия для окатоличивания православных, которых они уничижительно называли «схизматиками» («отщепенцами»). В феврале 1624 года Папа (1623–1644) Урбан VIII наставлял «Короля Польского и Великого князя Литовского» Сигизмунда III (1566–1632, Король с 1587 года).
«Враги наши не спят; день и ночь отец вражды плевелы сеет, дабы в вертограде церковном тернии произрастали, вместо пшеницы. Следует и нам с не меньшим прилежанием исторгать ядовитые корни и обрезать бесплодные ветви. Иначе все страны заглохнут, и те из них, которые должны быть раем Господним, станут рассадником ядовитых растений и пастбищами драконов. Как легко это может случиться в России — научают настоящие бедствия. Непримиримый враг католической религии — ересь схизматическая, чудовище нечестивых догматов вторгается в соседние провинции… Встань, о Царь, знаменитый поражением турок и ненавистью нечестивых! Прими оружие и щит и, если общее благо требует, мечом и огнем истребляй эту язву»[342].
В современных условиях подобное заявление можно квалифицировать как призыв к конфессиональному геноциду, и по этой причине привлекать «непогрешимого» к международному суду. Однако в политологическом лексиконе XVII века подобное понятие отсутствовало, да и никаких международных судебных инстанций тогда не существовало…