ковь. Именно в эти осенние дни царь Борис принял решение расправиться со своими старыми соперниками в борьбе за власть – боярами Романовыми. Они приходились близкой родней угасшей династии Рюриковичей: представительница этой семьи Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева была первой женой Ивана Грозного и матерью царя Фёдора Ивановича. Никита Романович, брат царицы, вместе с Борисом Годуновым входил в состав регентского совета при царе Фёдоре. Умирая, боярин Никита Романович поручил своих молодых сыновей, которые первыми стали носить фамилию Романовы, заботам и покровительству Годунова. Некоторое время Борис Фёдорович действительно Романовым покровительствовал, его отношения с ними современники называли даже «завещательным союзом дружбы». Но смерть царя Фёдора все изменила: Романовы, как родня умершего монарха, могли претендовать на царский венец, а в народе полагали, что у них прав на царское наследство больше, чем у кого-либо из бояр. Ходили слухи, что перед смертью царь Фёдор пытался даже вручить корону одному из двоюродных братьев, Фёдору Никитичу или Александру Никитичу Романову.
Карета Бориса Годунова, подарок английской королевы Елизаветы
Популярность Романовых в народе оставалась высокой, и царь Борис принял решение нанести им удар, не дожидаясь возможных враждебных действий с их стороны. Использован был сценарий, уже успешно отработанный на князьях Иване Шуйском и Фёдоре Шестунове. Казначей Александра Никитича Романова, Второй Бартенев, согласился сыграть в этом деле главную роль. В сундуки боярина были подброшены мешки с разными корешками, которые затем при обыске были торжественно извлечены при свидетелях и объявлены «ведовским кореньем», с помощью которого Романовы намеревались извести царя Бориса и всю его семью. Старшего из Романовых, Фёдора Никитича, насильно постригли в монахи под именем Филарета и сослали под надзор в Антониево-Сийский монастырь близ Архангельска. Монашеский клобук исключал для старшего Никитича возможность вернуться когда-либо ко двору да и вообще к светской жизни. Александр Никитич также был послан в ссылку в Усолье, где его по тайному приказу Бориса Годунова задушили. Его участь разделили Михаил Никитич и Василий Никитич Романовы (один в Перми, другой – в Пелыме). Из опальных сыновей Никиты Романовича выжил только Иван Никитич, возвращенный из ссылки в 1602 г.
Вместе с Романовыми оказались в опале и их родственники: Черкасские, Репнины, Шестуновы, Сицкие. Князя Ивана Васильевича Сицкого для этого специально отозвали с воеводства в Астрахани. Когда-то он местничал с Борисом Годуновым на заре его карьеры. Как выяснилось, Борис Фёдорович не забывал никому и ничего: князь Иван Васильевич был пострижен в монахи, а затем удавлен по приказу царя. Преследованиям была подвергнута и многочисленная челядь Романовых. Около того же времени, вероятно, царь Борис вспомнил и своего невольного соперника, Симеона Бекбулатовича. Бывшему «царю» в подарок от Годунова было прислано вино, выпив которое Симеон неожиданно ослеп.
К моменту опалы Романовых Богдан Бельский был уже прощен Борисом Годуновым и даже назначен главой Аптекарского приказа. В ведении его находились придворные доктора и аптекари. Учитывая, как трепетно относился Борис Годунов к своему здоровью, мы можем констатировать: Бельскому удалось вернуть царское доверие. Богдан Бельский, по отзывам современников, был одним из самых умных людей в окружении царя Бориса. Ссыльный Фёдор Никитич Романов в беседе заявил сопровождавшему его приставу, что в окружении Бориса Годунова совсем не осталось достойных бояр. Единственным исключением он назвал Богдана Бельского: «Не станет-де их дело никоторое, нет-де у них разумново, один-де у них разумен Богдан Бельской, к посольским и ко всем делам добре досуж». Но Борис Годунов, напомним, учился политике у Ивана Грозного, на которого, в свою очередь, огромное влияние оказали слова ссыльного епископа Вассиана Топоркова: «Если хочешь самодержцем быть, не держи у себя советника ни единого, кто бы был мудрее тебя». Поэтому у Богдана Бельского было немного шансов остаться в милости у Бориса Годунова. В 1601 г. на Богдана Бельского одним из докторов, Габриэлем (Гаврилой), был подан донос, из которого следовало, что глава Аптекарского приказа искал способа отравить своего государя: «И Гаврило… сказывал, что Богдан Бельской знает всякие зелья, добрые и лихие, да и лечебники все знает же, да и то знает, что кому добро зделать и чем ково испортить, и для того Богдану у государя блиско быти нелзе. Да тот же Гаврило сказывал… что составлено было зелье до того дни за день, как подносити государю, царю и великому князю Борису Фёдоровичю всеа Русии, и Богдан того зелья государю не подносил, а подносил то зелье, что составлено канун того дни, которого государю поднес… Богдан Бельской обтекарское дело знает гораздо и ведает, чем человека испортить и чем его опять излечить, да и над собою Богдан то делывал, пил зелье дурное, а после того пил другое». По этому доносу Бельский вновь был схвачен; доносчик прилюдно по царскому приказу вырвал ему бороду, после чего Богдан Яковлевич вновь отправился в ссылку. Около того же времени в опале оказался еще один старый соратник Бориса Годунова, думный дьяк Посольского приказа Василий Яковлевич Щелкалов, которому царь так и не простил озвученного в 1598 г. предложения целовать крест Боярской думе.
Расправы над неугодными царю лицами совпали с начавшимся в стране из-за неблагоприятных погодных условий голодом. Ученые-вулканологи предполагают, что виной тому стало страшное, самое сильное (6 баллов по 8-балльной шкале вулканических извержений) за всю историю Южной Америки извержение перуанского вулкана Уайнапутина 19 февраля 1600 г. Подобного масштаба извержения способны вызвать «эффект вулканической зимы» планетарного масштаба: выброс в атмосферу огромного количества вулканического пепла затрудняет проникновение на земную поверхность солнечных лучей и, соответственно, вызывает заметное похолодание климата. Эта глобальная катастрофа особенно сильно ударила по России, и без того находившейся «в зоне рискованного земледелия».
Лето 1601 г. в Московском государстве выдалось чрезвычайно дождливым и холодным, и хлеб на полях не успел вызреть. В дополнение к этому в августе, на Успение Богородицы, ударил мороз, окончательно погубивший урожай. Люди, однако, надеялись на лучшее, и, как обычно, осенью 1601 г. поля были засеяны рожью, а весной 1602 г. – овсом. Однако в 1602 г. поля почти не дали всходов, поскольку семена были основательно испорчены морозами. И если в 1601 г. народ, хоть и с трудом, еще мог пропитаться старыми запасами, то в 1602 г. голод свирепствовал в стране уже в полную силу. Нехватка хлеба вызвала резкий взлет цен на него.
Бедствие, спровоцированное природными факторами, было усугублено действиями спекулянтов: желая нажиться на людской беде, они скупали хлебные запасы и искусственно взвинчивали цены на него: «Меж себя зговоряся, для своей корысти, хотя хлебною дорогою ценою обогатети, тот весь хлеб у себя затворили, и затаили, и для своих прибылей вздорожили в хлебе великую цену». Средняя цена четверти ржи (около 60 кг) составляла до начала голода примерно 15 копеек. К осени 1601 г. ее цена поднялась до рубля (что означало рост цены в 6–7 раз); четверть овса продавали за 60 копеек, а четверть ячменя – за 80 копеек. Это заставило правительство Бориса Годунова едва ли не впервые в истории России предпринять попытку законодательно обозначить верхний уровень цен на хлеб, выше которого продавать его было запрещено. По царскому указу, написанному в ноябре 1601 г., цены было велено урезать вдвое (теперь рожь следовало продавать по полтине за четверть). Запрещено было также скупать хлеб в больших количествах: «А купити есмя велели всяким людем понемногу про себя, а не вскуп, чети по две, и по три, и по четыре человеку». Одновременно с этим царю Борису пришлось вспомнить и о Юрьевом дне: в 1601 и 1602 гг. специальными царскими указами переход крестьян от помещика к помещику был вновь восстановлен (правда, его действие не распространялось на Московский уезд, монастырские владения и земли крупных вотчинников).
Портрет Ф. И. Шаляпина в роли Бориса Годунова. Художник А. Я. Головин
Попытка Бориса Годунова бороться административными методами с рыночной стихией, на стороне которой были еще и неблагоприятные природные условия, закончилась неудачей. В 1602 г. голод достиг своего пика: «Был во всей Русской земле глад великой: ржи четверть купили в три рубли». Это означает, что стоимость хлеба (и, следовательно, прочего продовольствия) выросла приблизительно в 20 раз. Голод, охвативший страну, приобрел чудовищные масштабы. По свидетельству современников, в одной только столице в трех больших могилах было погребено до 127 тысяч человек. Многие источники вполне определенно пишут о людоедстве в самых страшных его проявлениях: доходило до того, что родители поедали своих детей и наоборот. Вот несколько выдержек из сочинений очевидцев: «на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы»; «умирали с голода многие тысячи людей, валялись в городах по улицам, а в поле по дорогам, во рту у них было сено либо солома, которыми они думали утолить голод и от того умирали; многие ели лошадиное мясо, собак, кошек и крыс, древесную кору, траву, коренья, помет, человеческий кал и другие негодные для пищи вещи».
«Юрьев день». Художник С. Иванов
Не желая, чтобы за рубежом узнали о бедственном положении народа, Борис Годунов категорически запрещал покупать зерно и муку у иностранных купцов, приходивших на кораблях в Нарву и Архангельск: так и не продав своих товаров, они разворачивались восвояси. Иностранных дипломатов всячески изолировали от возможности получить правдивую информацию о положении в стране: сопровождавшие зарубежных послов приставы говорили о благоденствии народа под скипетром Бориса Годунова, а по маршруту следования посольств по царскому указу расставляли людей, одетых в самые богатые одежды. Отказываясь покупать хлеб за границей, Борис Фёдорович потребовал, чтобы свои житницы для раздачи хлеба голодающим открыли крупные монастыри, и сам подал пример, распахнув для нищих свои собственные закрома. Монашество, однако, не торопилось повторять щедрых жестов царя: хлеб если и выдавался обителями крестьянам, то только в долг.