Сэй АлекЦАРЬ-ДЕДУШКА
Карта Ашшории
Утомительная это и маетная штука, восхождение на престол. Союзникам наобещай, противников запугай, нейтралов склони на свою сторону — сплошная нервотрепка. Тут еще торжественный пир вечером, а ничего не готово.
Нет, ну я может где-то и лукавлю, не то чтобы ничего не готово совсем, но…
В общем, я и отойти от Блистательных толком не успел, а меня уже перехватили кастелян-распорядитель Ежиного гнезда и верховный церемониймейстер, и ка-ак принялись озадачивать!
У них, видите ли, аврал, а отдуваться мне.
Безусловно, моего утверждения на трон советом князей эта сладкая парочка ожидала. Ну или допускала с высокой долей вероятности, а, соответственно, и подготовку вела, но… Но, блин! Царю сегодня на пиру блистать, а у него всего шмотья — две поношенные сутаны. Ва-а-аше величество, срочно к портному! А волосы как изволите укладывать? А тогда какие украшения будем вплетать в косу? Ну хоть жемчужную нитку, может? И баня, разумеется баня… Прислать туда заодно девочек? А мальчиков? Но массаж-то? А список гостей?‥ Нет-нет, всех владетельных, это само собой, а касаемо прочих? Кому государь изволит явить свою милость и пригласить за царский стол? Быть может кто-то из старых друзей вашего величества?‥
— Единственные друзья царя, это его армия, флот и министры. — отрезал я. — Мастер, вы долго еще будете цвет ткани подбирать?
Царский портной, пожилой худощавый парсюк с печальными глазами вздохнул.
— Ваше величество, вам категорически не идет ни один из оттенков синего.
— Боги, вы так это сказали, будто на сегодняшнем пиру я должен соблазнить своей неземною красотой не менее дюжины девиц. — стоять в неудобной позе, пока одни помощники лейб-портного меня обмеривают, а другие прикладывают разноцветные куски ткани к различным частям тела, мне уже порядком надоело.
— Но, государь! — князь Караим из Золотых Колпаков, мой церемониймейстер, всплеснул руками. — Это же ваш геральдический цвет! Что подумают, если вы на свой коронационный пир явитесь в чем-то другом?
— Мне, честно говоря, насрать, кто там и что подумает по этому поводу. — отрезал я. — Главное, что флаг и герб Ашшории остаются теми же, что и ранее. Вот, кстати, заморских послов пригласить за царский стол надо… А на гербе у меня желтый ежик с белыми крыльями — эти цвета и сочетайте. И уж если в одеянии так-таки необходим синий, то можете мне сапоги такого колеру стачать. Глаза у меня еще подходящего цвета — вот и хватит.
— Есть у меня замечательный бело-золотой аксамит… — портной прищелкнул пальцами и двое его подмастерий приложили к моей груди отрез чего-то напоминающего парчу, даже с виду тяжелого, а мой «мучитель» пожевал губами, выказывая неудовлетворенность. — Да, к лицу и глазам хорошо, но у вашего величества совершенно седые волосы, на фоне шервани коса будет не видна.
— Друджи с вами, переплету ее с черными нитями. Мы закончили?
— Пожалуй… да. Мерки сняты, с тканью я определился… Сапоги к вечеру тоже будут готовы, только, ваше величество, я их сделаю чуть великоватыми.
— Правильно. — одобрил я. — Главное чтоб не жали за столом, а танцевать или бегать в них я не собираюсь.
Личный парсюк моего величества, вместе с помогаями, прихватили свое барахлишко и смылись из царского кабинета на совершение трудового подвига — шитье торжественного костюма для монарха за оставшиеся до заката пять часов, а я устало опустился в кресло, кивнув замкораспорядителю и церемоний-тирану на свободные места.
— Кто у нас из крупных чиновников сейчас в столице? Хефе-башкент, ясное дело, а наместник Ежиного Удела?
Да, вопреки традиции и банальной логике столичный градоначальник землями окружающей город провинции не управляет. Более того, за полгода до кончины Каген умудрился назначить наместником раскинувшейся от Тикрани и Ашата на юге, до лесов Лефты и Дамурианы территории не абы кого, а попа. Совсем сдурел под конец, братец…
Я бы понял, если Аарта была эпичным мегаполисом, навроде той же Вааруны, или даже стотысячной Агамтану — столицы сатрапии Бантал, а так-то с фига казне задвоенную бюрократию кормить приходится? На будущее что ли задел?
— Преподобный Валараш в Аарте. — доложился князь Папак из Артавы, кастелян-распорядитель. — Он был во дворце во время совета.
— Ну, его значит приглашаем тоже. — кивнул я. — Кто-то еще из значимых чинов?
— Остальные, боюсь не успеют. — ответил Караим.
— И фиг бы с ними, меньше моих запасов съедят. Так… — я задумался. — Еще обязательно пригласить за стол Латмура Железная Рука… С наследником. Морского воеводу — тоже с наследником…
Верховный церемониймейстер чуть покривился, слишком уж большая честь по его мнению для безродного морехода.
— Примаса, разумеется — куды ж без него? Ну и вас двоих тоже, само собой, ожидаю.
— Допускать ли на пир царевичей? — уточнил Караим.
— Естественно! — возмутился я. — Они же уже переехали на мужскую половину, не так ли?
— Э-э-э… Заканчивают, государь. — ответил Папак.
— Вот и проследи, чтобы до пира уложились.
— А ваш стремянной? Его с кем будем сажать? За общий с владетельными вроде не по чину, но если государь хочет показать всем особую к нему милость… — церемониймейстер замялся.
Это чтобы потом половина столицы шепталась, что я потому с собой в баню никого и не взял, что с ним сплю? Не, спасибо, таких сплетен мне не надо. О политиках вечно болтают всякую дрянь, не надо давать клеветникам лишних поводов — нарваться на дуэль с Тумилом в том числе.
— С Блистательными пусть сядет. — распорядился я. — Тоже до определенной степени охранник. Все у вас?
— Да как же, государь?!! — возопил дворцовый кастелян. — А расположение столов? А музыка? А?‥
Я в задумчивости провел пальцем по зубцу лежащего на столе царского венца — снял сразу после совета железяку тяжеленную, так до сих пор и валяется в кабинете. Кажется основной целью моего правления будет не заполучить больше ни одной короны. Маетная это штука — восхождение на престол. Нервирует и утомляет очень.
— Значит так. Блюдами, расстановкой, музыкой, сервизами, прочей подобной фигней в Ежином гнезде всегда царицы распоряжались. — думаю, что попытка изобразить суровый взгляд мне удалась. — Где вы у меня титьки углядели? Вон вам царевна Валисса…
Я махнул рукой в сторону женского крыла дворца.
— …ближайшая моя родственница женского полу, ее этой ерундой и тираньте. Тинатин пусть тоже поучаствует — девчонке замуж выходить вот-вот пора наступит, пусть навыки хозяйки получает.
Караим вздохнул, но спорить не стал. Только уточнил:
— А порядок рассаживания за вашим столом, тоже у нее уточнять, государь?
— Нечего там уточнять. Невестку с дочерью слева от меня, царевичей справа — в заглавной части стола, как членов семьи, — прочих согласно их местам в совете. Потом Латмура и Миху с сыновьями, за ними министров. Потом уже послов.
— А примаса?
Ха-а-ароший вопрос. Вопрос с подковыркой. Посадить его выше князей — намекнуть всем, что Церковь будет важнее. Ниже — наоборот. И там, и там — обидки лютые, причем вне зависимости от того, какой будет реальная политика в дальнейшем осадочек-то останется. Да и подданные мои (теперь уже мои — главное об этом не забывать) могут таких выводов понаделать… И, что характерно, начать исходя из них действовать! Глазом моргнуть не успею, как вся система внутренних союзов среди знати переменится.
— При Кагене он где обычно сидел? — спросил я.
— Последний год, обычно, рядом с царем, государь. — ответил церемониймейстер. — На равном с ним кресле.
А по глазам видно, что ой как он это не одобряет.
— В этот раз посадите так же, между Валиссой и мною. Продемонстрируем преемственность политики.
Мне тоже не нравится, но лучше покуда ничего резко не менять. Пускай потом всем сурпрыз будет.
— Ну что еще? — я тяжко вздохнул. — Спрашивайте уже, по лицам вижу — есть вопросы.
— Послов, ваше величество. Послов как сажать? В том же порядке, что и при вашем брате?
— Да, давай в том же. Ну а ты, князь Папак, чего стоишь и смотришь? Тоже что-то непонятно?
— Ваше величество, вы же только прибыли, а меня никто не информировал… Какие у вас любимые блюда? Мясо какое вам подавать и вино?
— Дорогой мой кастелян-распорядитель Ежиного гнезда, скажи, ты совсем охренел? Какое в дупу мясо, коли мы только Громолета отпраздновали? Пост на дворе!
— Ой… — только и вымолвил он.
Кажется, ну вот если по его лицу судить, дембель в опасности. В смысле — готовить все придется заново и можем не успеть.
Братец может в благочестие под конец и впал, но не в ущерб своему чреву, похоже — иначе бы такого ляпа опытный завхоз допустить никак не смог. Зато я теперь — под крыльями своего геральдического зверька. Глубоко под крыльями, там откуда они растут, по самую косу. Хорош, понимаешь ли, монах, который в дни говения и сам трескает, и другим разрешает. Государь-инок, едрить его корень!
И что теперь делать? Вот бы сейчас сюда брата Круврашпури, уж он бы обосновал так, что слона бы во славу всех святых и богов сожрали!
Кстати, что-то он такое однажды при Лисапете (то есть до меня еще) говаривал… Ну же, вспоминай голова!
— Ошибается тот, — медленно, с трудом вспоминая слова хранителя Реликвии, произнес я, — кто считает, что пост лишь в воздержании от пищи. Истинный пост есть удаление от зла, обуздание языка, отложение гнева, укрощение похотей, прекращение клеветы, лжи и клятвопреступления.[1] Если присутствующие решат не воздерживаться от мяса, Громолет, верю, на них не обидится. Главное чтобы воздерживались от всего остального. А с угощениями попытайся все же чего-то сделать — рыбы и птицы побольше.
Действительно ли Папак обмишулился, или это такая хитрая диверсия? Спросить бы с пристрастием, да нельзя.
Но новому министру царского двора я намекну, чтобы этого гражданина он на предмет симпатий проверил… если решит на месте оставить.