Ну это ж с ума сдохнуть можно! Невестушка, змея подколодная, и признает мою правоту… К дождю, не иначе. И не меньше чем метеоритному!
— Кроме того, хотя такое назначение и будет для дома Баратиани великой честью, самого князя Лексика не возвысит, и на прочие внутриполитические расклады повлияет слабо. — резюмировала царевна. — Так что если ваше величество не возражает, я попрошу князя Тимариани направить приглашение Шоке Юльчанской.
— Чего же я возражать-то буду, Валисса? Вам виднее, на кого будет надежнее опереться в ваших заботах.
Для того, чтобы царь с гостями мог проследовать в свою ложу, вообще-то предусмотрен специальный вход, однако когда кавалькада к нему наконец-то прибыла, и все приглашенные на представление спешились (Штарпен из Когтистых Свиней поразил до глубины души, спрыгнув со своего битюга с ловкостью и изяществом, больше подходящими стройному и спортивному юноше, чем такому бурдюку, как хефе-башкент, и даже не вызвав при том землетрясения), я направился к общему входу. Остальные чуть замешкались, но поспешили следом.
— Государь! — шепотом, ломая руки, взмолился догнавший меня церемониймейстер. — Но ведь из общего зала входа на царскую ложу нет!
— Да ты не переживай, князь. — успокоил я Караима. — Войдем где от века положено. Я просто кое на что глянуть желаю.
Обернувшись я нашел взглядом Штарпена и поманил его к себе.
— Ну-с, слышал что ты уже вывесил проекты нового одеона. Показывай.
— Да что показывать-то, государь? Вон они, у самого входа, где народ толпится.
Действительно, за спинами горожан самого разного достатка виднелись четыре стенда и несколько городских стражников под командованием витязя.
Жители столицы, насколько я слышал, горячо спорили о достоинствах того или иного рисунка, а время от времени кто-то из них, донельзя разгоряченный диспутом, срывал шапку с головы, и в сердцах ударив ею о землю протискивался, да кидал монетку в изрядных размеров опечатанную урну. Бывало что не одну, а целую пригоршню ссыпали.
Все это действо людей настолько увлекло, что они даже нашего появления на площади не заметили.
— Полагаю будет справедливо, если и мои внуки выразят свое мнение. — я извлек из кошеля три коронационные монеты (запас которых у меня уже изрядно истаял) и вручил Асиру, Утмиру и Тинатин.
— Ох, спасибо, дедушка! — обрадовалась царевна, и первой отправилась голосовать.
Как ни увлечены были горожане, но появление с тыла сравнимой по размерам толпы заметили и замолкли, расступаясь. Лишь тихий шепоток шелестел: «Смотри, смотри, сам царь выбор делать будет».
— Что вы, что вы, люди добрые, окститесь. — рассмеялся я. — Если нынче я монетку в одну урну брошу, то кто же в другие-то станет кидать? А вот внукам моим выбор сделать не возбраняю — они-то тоже в новый одеон ходить станут, как и вы все.
Обернувшись к начальнику караула, молодому, лет тринадцати витязю, я поинтересовался его именем.
— Лесвик из Старой Башни, государь. — поклонился тот. — Десятник городского гарнизона.
— Из Старой Башни, говоришь? — я повернулся к Тумилу, который с отсутствующим видом разглядывал что-то на крышах домов с противоположной стороны площади.
— А что такого-то, величество? — пробормотал он. — Я говорил, что у меня шестеро старших братьев есть, а где они служат ты и не спрашивал никогда.
— Так ты б с ним хоть поздоровался для приличия — не чужая кровь, чай.
— Здоровались мы уже с ним сегодня, пока вы там заседали. — буркнул парнишка. — И вчера здоровались тоже.
— Ну образец братской любви, прямо… — покачал я головой, вновь поворачиваясь к десятнику.
— Не гневись на него, государь. — улыбнулся Лесвик. — Он хороший, просто всякие телячьи нежности на дух не переносит.
— Хм, с учетом того как он со спатычем в коррере управляется, видно что нежность к нему телята всегда испытывали весьма своеобразную. — хохотнул я. — Ну как, скажи мне, голосуют активно?
— Уже две урны в мешки ссыпать пришлось. — доложился Тумилов брат. — Третья на подходе.
— Мешки опечатываются и нумеруются, государь, и в градоправлении складируются. — поспешил вклиниться хефе-башкент. — В комнате без окон и под охраной.
Внуки, меж тем, оценив все четыре проекта, заспорили не хуже горожан.
— А мне вот этот нравится! — донесся до меня задорный голос Тинатин. — Воздушный, словно из кружев весь.
Царевна решительно тряхнула головой и опустила в урну монетку.
— Ага, и крепости поди такой же. — отозвался Утмир. — Развалится от первого ветра. Вот какой нужен!
Младший внук проголосовал за крайний справа проект.
— Не одеон — крепость настоящая!
— Вот и верно, что не одеон. — негромко отозвался Асир, и шагнул к изображению, висящему между фаворитами брата и сестры.
— А чего этот-то?! — насупился Утмир.
Старший царевич пожал плечами.
— Красиво. — только и обронил он.
— Полагаю, — негромко обратилась ко мне Валисса, — будет справедливо, если четвертому отдам предпочтение я. Иначе горожане могут решить, что этот участник не пользуется милостью нашего семейства, а это будет нечестно в его отношении.
Не дожидаясь ответа она извлекла из поясной сумочки монету и тоже в плебисците поучаствовала.
Вот так, похоже, феминизм и появился.
— Ну что же. — я повернулся к сопровождающим лицам. — Остальным свое мнение выразить я тоже не препятствую.
Когда мы отправились к царскому входу, горожане заспорили и зашумели пуще прежнего. Действительно, как так-то? Царевой семье все проекты нравятся, и как без указки высших авторитетов выбирать?
Само представление мне, правда, пришлось не слишком по душе. Да, улыбнуло рикошетом в нескольких местах, но того искреннего веселья, что испытывали прочие зрители, я не ощутил. Наверное оттого, что «Скупой козопас» хотя и комедия, но нравоучительная, и автор всеми правдами и неправдами пытался впихнуть в нее мораль. Для басни это неплохо, но для представления на час с лишним… По мне, это столь же противоестественно, как программирование на Бэйсике.
Впрочем, семейство и гости, с которыми мы негромко переговаривались о всем, и ни о чем, остались вполне довольны, так что в Ежиное гнездо все вернулись в самом благодушном настроении. Кроме меня, поскольку спокойно обсудить торговый рейд нам с Михилом так и не удалось.
Повозившись с котом и почитав о похождениях Яломиште я зашел пожелать внукам добрых снов, и опять был взят Утмиром в оборот на предмет сказочки. Вот же ласковое теля…
— Ладно. — вздохнул я, глядя в хитрющие глазенки младшего внука. — Будет тебе сказка. Короткая.
— А можно я тоже снова послушаю? — встрепенулся Асир. — Про подвижника Айболита было очень интересно.
— Ну идем. — вздохнул я.
Утмир мигом унесся в свою спальню, и когда я в нее вошел, то уже лежал под одеялом с самым смиренным видом. Какой актер пропадает…
— Ну, значит так. — произнес я, присаживаясь. — В одной стране жил да был купец, и было у него три дочери. Однажды собрался он отплыть по своим купеческим делам, и спросил дочек, чего им привезти из заморских стран в подарок. Старшая попросила драгоценных украшений, средняя — дорогих и редких тканей, и лишь младшая, любимая его дочь, сказала, что не нужно ей ничего — только цветочек аленький.
Утмир хихикнул.
— Дедушка, а она у купца не дурочка ли была?
То что на заседании в понедельник князья насмерть разругаются — это можно было Вангой не быть, чтобы предсказать. Ну, ещё бы, вкладываться надо примерно в равных долях, а все преференции получат восемь князей и царь. Да как так-то?!
Валисса глядя на весь этот Великий Сброд… виноват, на собрание первых людей государства, лишь иронично кривила губы, прихваченные (на правах стажеров) на совет царевичи — пущай привыкают, набираются практических навыков, — этот кильдим наблюдали в некотором ошалении и лишь примас хранил стоическое спокойствие.
Ну еще бы, расходы церкви в этом деле минимальны — выделить потребное количество жрецов для переселенцев и выдать им подъемные с командировочными. По сравнению с тратами других это просто ни о чем.
Ну и я, старый, все больше помалкивал, да слушал в оба уха.
Наконец, когда разгоряченные дебатами владетельные уже были готовы вцепиться друг другу в бороды, мое величество, напрочь к тому моменту отсидевшее пятую точку, взяло слово.
— Тише, князья, храните степенство! — произнес я, поднимаясь. — Довольно вам уже уподобляться базарным торговкам! С чего вы вообще взяли, что в первой волне переселенцев люди только из Самватина, Баграта, Хатикани, Аршакии, Софены, Коваргина, Гепии, Западной Тимариани и Шехамы будут?
Ропот в зале стремительно затихал, а сами владетельные начали опускаться на свои места.
— Безусловно, переселенцы отправятся из всех земель. — продолжил я, неспешно двигаясь по проходу между княжескими местами. — Другое дело, что в первую очередь переселена должна быть самая голытьба. Крепких хозяев, согласитесь, друзья мои, никакого смысла с насиженных мест срывать нет, а вот бедняки… Ну какой с босяков может быть навар, кроме головной боли? Оброк они платят — сплошные слезы, им самим-то на прокорм еле хватает. Отработчики на княжьих и царских землях из них тоже… Прямо скажем, не очень — если живешь впроголодь, так и сил на труд никаких нет. Но вот злословить, копить злобу, обвинять нас в своих, да и чужих тоже, бедах — это они могут, мастаки просто. Да, пока еще — но только пока, — они не настолько оскудели, чтобы бунтовать, но, поверьте, владетельные, скоро, очень скоро общинам земли будет не хватать, наделы станут недостаточными для того, чтобы прокормить крестьянина, и тогда голодные бунты неизбежны.
Я обвел взглядом собравшихся — князей и приглашенных на совет ответственных за начальную часть колонизации чиновников, — и усмехнулся.
— Разумеется, мы все могли бы поделиться с землепашцами своими собственными землями…
В зале послышались глухие шепотки.