— Михил, а известно ли тебе, отчего старшим командирам невместно бегать? — спросил я уроженца Гаги, когда он вошел в мой кабинет.
— Нет, государь. — ответил тот.
— Потому что в мирное время бегущий военачальник вызывает у подчиненных смех, а в военное — панику. У нас что сейчас, мир или война?
— Пока еще мир, повелитель. — ответил Морской воевода. — А что будет нынче вечером, даже и не знаю. Только что вернулся из дозора Васиф из Левой Ноги, доложил что в половине дня хода от Аарты исполинская онерария[19] — не менее шестидесяти локтей в длину, — изукрашенная слоновой костью и серебряными накладками почище Пантеона. Красоты, говорит, неописуемой.
— Да? — я отложил в сторону челобитную, которую читал перед приходом Михила. — И чего везет? Или Васиф не поинтересовался?
— Поинтересовался, как же иначе, государь? — командующий флотом даже, кажется, немного обиделся. — Посланника Асинии, члена Совета Первейших по имени Торис Карторикс.
— Важная птица. — я пожевал губами. — Ладно, посмотрим, что это за гусь такой.
Гусь оказался больше похож на павлина. Когда он — после соответствующего обмена дипломатическими реверансами, разумеется, — появился в тронном зале для вручения верительных грамот у меня чуть челюсть не отпала. Как бы это описать-то?‥
Вот представьте себе смугловатого мужика европеоидной внешности, одетого в башкирский национальный костюм, но в пурпурной, расшитой жемчугом феске вместо меховой шапки и килте взамен штанов — мафиози после ограбления музея этнографии, да и только. Еще и зубы зачерненные.
На его фоне почетный караул из шести окилтованных псевдошотландцев в калигах, древнегреческих «коринфских» шлемах, бронзовых лорика плюмата[20] и алых плащах, вооруженные овальными щитами на две трети роста, копьями и чем-то напоминающим египетский меч-хопиш уже вовсе не казался странным. Ну, за исключением, может, посольского знаменосца, который мало того, что держал в руках увенчанный пикирующим соколом рюриковичей красный, с золотой звездой, штандарт, висящий на перекладине древка — не мне с моим геральдическим зверем чужим эмблемам удивляться, и вообще коммунизм строить никому не запрещено, — но и имеющий вместо шлема индейский головной убор из перьев.
— Намасте,[21] славный царь. — произнес на парсудском посол, останавливаясь на строго определенном этикетом расстоянии от трона, и сложил ладони в молитвенном жесте перед грудью.
Ну натуральное хамло. Можно подумать я не знаю, что у асинов при приветствии старшего ладони принято держать на уровне лица. Да и толмача мог бы прихватить, кстати. Парсудский — язык международного общения, а не дипломатических нот. Хотя мне он, конечно, известен.
— Свети тебе Солнце, благородный Торис. — ласково ответил я. — Счастлив видеть в своем дворце посланца вашей прославленной державы. Правда…
Я вздохнул, и развел руками.
— …Совет Первейших не уведомил нас о твоем прибытии заблаговременно, а это создает определенную трудность.
— Совету нет нужды уведомлять кого бы то ни было о направлении своего посланника. — не без самодовольства отозвался гусь-павлин.
— Ты неверно толкуешь мои слова. — покачал головой я, продолжая ласково улыбаться. — Дело в том, что даже один миг держать посланца столь славной и дружественной Ашшории державы…
А что? Мы с асинами еще ни разу не воевали, что в местных реалиях однозначно относит их к дружественным.
— …на корабле было бы неуместно и невежливо, а подготовить достойное пристанище для тебя и твоих людей в городе уже никак не выйдет. Надеюсь, ты не найдешь умалением твоего достоинства, если я поселю вас на царской вилле, недалеко от Аарты?
— Нет, о царь, не будет никакого урона чести Асинии в том, что посланец Совета Первейших поселится в твоем доме. — кивнул Торис Карторикс.
Ну еще бы, прочие послы живут в арендованных особняках, а тебе такие респект и уважуха сразу. Вон, еле сдерживаешь самодовольную улыбку, да и тон стал не такой нахальный. Давай-давай, считай, что я трепещу от страха видя такие наезды. Что за дятел тебя вообще додумался прислать? С каким другим царем от такого поведения посла уже война случиться могла бы.
— Превосходно. — ответил я. — Тогда сегодня ты отдохнешь после путешествия, а завтра мы устроим пир в честь твоего приезда.
— Однако же, я должен передать тебе дары Совета, славный царь, и обсудить ряд вопросов.
Вот настырный дурак! Как его только Мангала носит?
— Обсудим, благородный Торис, непременно обсудим. Послезавтра. А сначала пир — такой повод, однако — без него никак нельзя. Мировая Гармония пошатнуться может.
— Да будет по воле твоей, о царь. — снова кивнул посланник. — Однако мои рабы уже доставили подарки для тебя во дворец. Я не решился оскорбить твой взор видом этих грязных существ, но если ты проявишь минуту терпения, они внесут предназначенное тебе и тут же уберутся с твоих глаз.
— Пусть так и случится, — я склонил голову в знак согласия.
Онерария. Примерно на таком корабле прибыл посол Асинии
Ну что можно сказать? Финансовая часть в асинском МИДе работает куда лучше, чем кадровая — дары оказались весьма богатыми. Янтарные и золотые украшения, драгоценная посуда, связка соболиных мехов…
Я аж погрустнел, когда представил на какую сумму придется отдариваться в обратную.
Когда Торис Карторикс отбыл к месту временной регистрации и из тронного зала удалились все, обязанные присутствовать по церемониалу, меня, прямо на троне, взяло в осаду царское семейство с примкнувшими союзниками в лице Главного министра и Министра царского двора.
— Что? — вздохнул я, понимая, что просто послать всех куда подальше не выйдет.
— Ваше величество, мне показалось… — Зулик Тимариани чуть помялся. — Я думаю, что следующий раз беседовать нужно через толмача. Посол Карторикс, гм, владеет парсудским не в совершенстве.
— Да он просто бесподобный наглец! — не согласился с зятем Шедад Хатикани. — Говорить в таком тоне с царем — это недопустимо!
— Действительно, не слишком ли вы были с ним терпимы? — спросила Валисса.
Судя по лицам внуков, они разделяли общее мнение.
— В давние времена, — я прикрыл глаза, — один из Просветленных Учителей странствовал в дальних южных землях и проповедовал местным жителям Слово Троих. Однажды, когда он проходил со своими многочисленными учениками мимо одного из городов, оттуда вышли несколько его противников и начали поносить Просветленного последними словами, а он встал и молча стал слушать их. Те продолжали ругаться, но видя, что Просветленный молча внимает им, словно бы они пели прекрасные песни, начали недоумевать. «Что же, ты оглох и не слышишь, что тебе говорят?» — вскричал один из них.
Я поднял веки и с удовольствием увидел недоумение на лицах своих собеседников.
— «Отчего же, я прекрасно слышу вас» — ответил Просветленный Учитель. — «И в былые времена, когда еще не познал Слово Троих так хорошо, наверняка бы кинулся на вас с кулаками. Теперь же я осознаю, что вправе брать то, что сам пожелаю, оставляя миру то, что мне не надобно. Ваши слова не нужны мне, я оставляю их вам». Недруги его замолкли, пораженные степенью его просветленности. Тогда он улыбнулся и добавил: «А теперь, когда вы поняли меня, мои ученики хорошенько вас отметелят», — нет, не вкурили, один только притаившийся за колонной Тумил гаденько усмехается (хорошо знает своего наставника). — Это я к тому вам рассказал, что месть есть блюдо, которое употребляют холодным. Валисса, пир на тебе и князе Шедаде. Князь Зулик, попробуй как-то, в общих чертах, выяснить, какого друджа Совету Первейших от нас надобно. А я съезжу, гляну, что это там за корабль у посла такой, про который вы мне тут все уши прожужжали.
Вот, кстати, истинная правда — только и разговоров во дворце, что об асинской онерарии. И огромная-то она, и изукрашенная, и прям чудо какое-то, а не торговое судно… Аж интересно стало, что там за каравелла по зеленым волнам до нас доковыляла.
И тут у Шедада Хатикани началась натуральная истерика. Я и не думал, что человек так за работу-то переживает…
Если свести его пламенную пятиминутную речь к одной короткой фразе, то я такой поездкой унижу себя перед заморским выскочкой, чья мать, несомненно, не была верна своему мужу, уроню свое реноме в глазах всей Ашшории, да так, что поднять его будет ну никак невозможно.
Я от такой отповеди аж опешил.
— Ну хорошо-хорошо, не надо так переживать, никуда я не поеду. Пойду, с документами поработаю, которые мне брат Люкава отобрал.
А посол-то силен оказался. Вечером, на пиру, пил никак не меньше прочих, а на следующий день, уже к обеду, никаких признаков абстинентного синдрома.
— Ваше величество, Главный министр, приветствую вас. — раскланялся с нами Карторикс, входя в кабинет.
— Присаживайся, благородный Торис. — кивнул я на кресло. — И давай уж без всяких славословий и политесов, на официальных церемониях надоело. Поговорим по-простому.
— Что же, извольте, я буду говорить прямо. — асинский посланник опустился на предложенное место. — Официально я прибыл обсудить вопрос беспошлинной торговли между Ашшорией и Асинией. Фактически цель моя является несколько иной.
— Мы само внимание. — улыбнулся я.
— Совет Первейших не устраивает торговая политика Парсуды. — сказал Карторикс. — Вас, насколько понимаю, она не устраивает тоже.
— Меня в этой жизни, благородный Торис, много чего не устраивает. Не мог бы ты высказаться чуть предметнее?
— Могу и предметнее. Сатрап Бантала не пускает иноземных торговцев дальше Агамтану, заставляя сбывать товары местным перекупщикам, а Царь Царей всячески ему в том потворствует. — посол сложил ладони домиком и оперся локтями на стол. — Совет Первейших считает такое положение вещей неприемлимым.