Умница! Ну не женщина — а золото! Если бы еще не ее характер, выпестованный в условиях враждебного окружения…
— А вы, молодые люди, — я повернулся к Асиру и Утмиру, — передайте достопочтенному Щуме Золотой Язык, что после окончания сегодняшних занятий с вами, неслухами, я ожидаю его к себе на обед.
— Какая честь для простого книжника. — покривилась их мать.
— Заодно и погляжу, насколько простого. И, кстати, насчет обедов… Царских обедов.
— А что с ними не так? — удивилась Валисса. — Вам не нравится как готовит дворцовый повар?
— Мне не нравится, что я теряю попусту кучу времени. Как я ем?
— Ложкой, дедушка. — подал голос младший царевич.
Действительно, тут не поспоришь. Надо будет еще и вилку изобрести, а то мясо без нее не подцепишь, одним ножиком управляться неудобно, а ощущение жира на руках мне не очень нравится.
— Это верно. А почему один? Можно же позвать гостей, обсудить с ними государственные дела, да просто поболтать…
— Вы желаете каждый свой обед превратить в пир, Лисапет? — спросила Валисса. — Учтите, это очень затратно.
Ага, и улыбочка у ней такая, мол, «Понятно все с тобой, насиделся впроголодь в монастыре, хочешь теперь наверстать».
— Пир? Нет, это ни к чему. Простые такие посиделки с полезными и интересными людьми. Как думаете, невестка, за честь хоть разок оказаться в числе таковых, верно, среди придворных и столичной знати развернется натуральная борьба? Они, наверное, и взятки будут ответственным за подачу мне списка предлагать?
— Вероятно… — царевна аж губу закусила от досады.
Еще бы, как это такое в голову пришло не ей, умнице-красавице, а «этому старперу»?
— Ну, я рад что мы с вами поняли друг друга. Обдумайте как это все подать и провернуть к выгоде для казны, Валисса, и обсудите с князем Хатикани. Только… совсем его с этого дела прибытка не лишайте, ладно? — я поднялся из-за стола, и остальные последовали моему примеру. — Сидите-сидите, ешьте. Мне трудиться на благо Ашшории пора, а вы кушайте, сил набирайтесь. Асиру и Утмиру они сегодня понадобятся.
Интересно, сколько мальчишки в первый день тренировок продержатся? Часика два-то сдюжат хоть? Эх, да что я за них переживаю? Они молодые, справятся. А вот мне с моим ненормированным рабочим днем главное не протянуть раньше времени ноги.
Канцелярия у Кагена, оказывается, была. И лейб-секретарь на пару со стремянным-порученцем тоже, но сии носители множества мужских достоинств и государственных тайн так горевали о кончине любимого царя, что свалили за кордон не дожидаясь моего появления в Аарте. А канцелярия… Канцелярия осталась, только за отсутствием у страны монарха ей заняться было нечем, потому я никого из своего аппарата вчера и не видал. Что им на службе делать, если работы нет, начальства тоже, и когда будут один Солнце знает?
А тут как раз царь нарисовался — появился повод появиться на рабочих местах.
Вот примерно это мне и изложил Тумил, когда я, прямо из своих покоев, по специальному коридорчику, прибыл в монарший кабинет, и мой стремянной явился с докладом.
— И много у меня там сотрудников? — полюбопытствовал я.
— Не, величество, пятеро всего. — ответил мой ВрИО Поскребышева. — Все в комнатушке у входа сидят, которую я поначалу за караулку принял.
— Что-то негусто. — взяло меня сомнение. — Как же они справляются?
— Было бы там чего справляться. — буркнул Тумил. — Обычные подай-принеси. Я ж их уже поспрошал про их работу…
— Они так и ответили. — съязвил я.
— А я не один спрашивал, со мною Касец был. Князь Большой Мымры. — невозмутимо парировал мальчик. — Так вот, твое величество, скажу я тебе честно, что царская канцелярия, это сущие дармоеды. Старые бумажки с полки на полку перекладывают, да новые адресатам относят.
— В смысле — адресатам? — как-то канцелярия с почтой у меня не особо ассоциируется.
Нет, я знаю, что отправка исходящей корреспонденции, это всегда работа секретаря, но вот чтобы и доставка респонденту тоже, это как-то мне внове.
— Да очень просто. — вздохнул Тумил. — Я уже разобрался как они тут работают. Царёв секретарь принимает всякие себе челобитные, послания и прочие там документы, раскладывает на стопочки, чтоб на одну тему, примерно, были, и отдает царю. Ну, рассказывает еще ему… то есть уже тебе, величество, что там и где. Потом забирает, и раздает кому приказано: министрам там всяким, примасу, или может с гонцом куда надо послать. Вот как-то так. А эти пятеро у него так, на подхвате.
Как все у него просто выходит-то. Может и впрямь, так оно и есть? Ой, сомневаюсь что-то…
— Ну, молодец если разобрался. — кивнул я. — Тогда докладывай, что у нас с корреспонденцией, что с посетителями, ну и все прочее.
— С корреспонденцией пока не густо. Вернее, челобитчиков-то хватает, полная приемная, но все хотят лично к ногам твоего величества припасть.
— Перетопчутся. Пускай тебе сдают, в обычном порядке. — будем считать, что у меня сегодня неприемный день. — Что-то еще?
— Еще несколько записок. — ответил Тумил. — Зулик, князь Тимариани, просит назначить час аудиенции с тем, чтобы представить кандидата на его бывшую должность министра посольских дел; капитан Латмур тоже просит принять для утверждения кому-то там из Блистательных новых званий; примас еще просит ему назначить время встречи, но зачем не сообщает. Ну и ежемесячные отчеты от высших сановников — целая куча. А, еще преподобный Валараш на прием просится, но он ничего не писал, пришел и у порога ждет.
— Ладно, пошли кого-нибудь к Зулику, скажи что приму немедленно. — вздохнул я. — Потом к Латмуру, приму после главного министра. Записку для примаса начеркай, что я его с радостью жду сегодня вместе отобедать и все такое… Подберете там нужные слова-то вшестером, поди — я подпишу. Ну, а наместника Ежиного удела прямо сейчас и запускай. Посмотрим, чего ему от меня надо.
— Угусь. — кивнул мальчик. — Все?
— Пока — да. Если считаешь, что кого-то еще надо принять непременно лично и именно сегодня, — ты посоветуйся с остальными секретарями-то, не гнушайся чужого опыта, — то их распределишь в порядке живой очереди, чем дело важнее, тем раньше на прием.
Тумил кивнул еще раз, и открыл дверь в кабинет.
— Преподобный Валараш, государь примет вас немедля. — возгласил он, переступая порог.
Ой, нехорошо. Наместник-то — священнослужитель, мы с Тумилом тоже косичками щеголяем, пойдет, ой пойдет молва о том, что Лисапет-де теперь поперед всех церковников будет продвигать.
— Государь! Батюшка! Родимец! — слезливым голосом воскликнул поп-губернатор, едва оказавшись в кабинете. — Смилуйся, избавь ты меня от этой каторги, ведь сил моих уже никаких на это нет! Солнцем, Сердцем, Оком и всеми богами тебя молю!
— Ни-чи-во не понимаю. — с интонацией старшего из братьев Колобков произнес я. — Ты о чем, преподобный? Присядь, успокойся и изложи по порядку. Какая каторга?
— Да наместничество это, будь оно неладно! Сними ты с моих плеч эту ношу, государь, покуда совсем я не пропал!
— Так… — попытался собраться с мыслями я. — Не части. Садись, и излагай по порядку.
История преподобного Валараша оказалась довольно необычной и, в принципе, совершенно не характерной.
Немногим более года назад святой отец подвизался на должности настоятеля монастыря строгого устава, то есть места, где собираются истинные подвижники веры и гнобят себя постами и медитациями на совершенно добровольной основе. Так и доживал бы он свой век схимником, кабы до того как перебраться в монастырь не снискал славу выдающегося богослова.
И вот, во время очередного раунда грызни примаса с Конклавом Благих, Йожадату своей архипастырской волею вытащил Валараша из монастыря, назначив того настоятелем храма морского бога Висны. Все это, естественно, под свой привычный речитатив об упадке веры с моралью и грядущем конце времен. Верно, ожидал поддержки и благодарности от своего протеже…
Как же он просчитался!
Вытащенный на свет монастырский затворник, ожидаемо, начал публично клеймить пороки, однако доставалось от него не только и не столько мирянам (у которых он, кстати, пользовался бешеной популярностью), сколько собратьям по жреческому сословию.
С одной стороны примас на это-то и рассчитывал, а с другой Валараш принципиально не различал противников и сторонников Йожадату, обличая всех, кто под руку попадется. Не сказать чтобы он был фанатиком, вовсе нет, но к священству и обетам относился очень, ну очень серьезно. Мирянам же, напротив, склонен был мелкие прегрешения прощать (но только мелкие!), как созданиям духовно недоразвитым и нуждающимся в пастырском участии.
Стоит ли упоминать, что уже через месяц новоявленный настоятель насмерть рассорился с большей частью столичного клира? Думаю, неуживчивого попа тихонько бы шлепнули, но тут случился скандал с проворовавшимся наместником Ежиного удела — тот настолько потерял берега, что даже пребывающий в черной меланхолии после гибели сына Каген рассвирепел.
Надо же было такому приключиться, что Йожадату оказался как раз подле государя, задавшего горестный, но тем не менее риторический вопрос: «Где, ну где мне взять чиновников, которые не будут воровать?»
И брякнул в ответ: «Ну разве что Валараша наместником назначить».
А Лисапетову братцу идея возьми, да понравься. Мнение самого преподобного, конечно, спрашивать никто не стал.
— Не могу я больше, ваше величество. — жаловался мне жрец-наместник. — Усовестить всех воров и лентяев я не в состоянии, а казни предать — сердце не дозволяет.
— Ну, скажешь тоже, казни… Если каждого кто ворует сразу казнить, этак совсем без подручных остаться можно. Просто надобно держать в узде, дабы не наглели.
— Да я и старался, но… Сил уже не осталось! Дозволь в монастырь возвратиться, а?
Ну пипец как замечательно придумал. Это же мне не просто отказаться от единственного принципиально не ворующего наместника надо — переживем такую потерю. Но ведь слухи пойдут, что первым делом как уселся на трон, так тут же выпнул святого старца с хлебной должности на мороз.