— Нужны мне твои игрушки! — рассердился Ван, сердито отбросив каску на кучу камней.
Этот жест означал, что помощник командира «последним пользуется благами» и что вообще он крепкий малый. Он любил не только выставить грудь колесом, но и поиграть своей удалью. За ним это водилось. Так, он никогда не надевал респираторную марлевую повязку, которой положено пользоваться во время бурения.
— Что я, кисейная барышня? — недовольно бурчал он. — К чему эта штуковина, задохнешься в ней!
Но как-то он нарвался на комбата. Тот протянул ему свою маску со словами:
— Товарищ, кремниевая пыль забивается в легкие, через год заболеешь силикозом, и тогда тебе конец, понял?
— Да разве такие болеют? — беспечно отозвался Ван, похлопывая себя по груди.
— Выполнять! — вышел из себя комбат.
Ван полез в карман, вытащил оттуда грязную, как половая тряпка, марлю и натянул ее на рот. Но стоило комбату отвернуться, как он стащил ее вниз под подбородок.
С приходом в отделение Чэнь Юя они без конца препирались, словно нашла коса на камень.
— Чего выкамариваешься! — наступал на него Чэнь Юй. — Бери каску, ты что думаешь, у тебя башка непрошибаемая?!
— Всего бояться, так лучше сидеть дома, уткнувшись в женский подол! — не отступал Ван.
Только один человек был способен остановить их перепалку — командир отделения.
— Выполнять правила безопасности! — не повышая голоса, командовал Пэн Шукуй. По этим правилам буровики должны работать в защитных касках.
Зная, что командир и на сей раз не подпустит его к буру без каски, Ван поскорей нахлобучил ее на голову. Из соседнего отсека, где работало четвертое отделение, уже доносился грохот, и у него лопнуло терпение.
— Глупый медведь, готовься к бурению! — гаркнул он.
«Глупым бамбуковым медведем» прозвали его напарника, бойца Сунь Дачжуана. Они стояли в боевой готовности, держа в руках буры.
— Приступай! — скомандовал Ван.
«Трах-трах-трах!» — со страшным грохотом одновременно со скоростью двести оборотов в секунду заработали два пневмобура. Вихрь каменной пыли и водяного пара пронесся по подземелью, больно заложило уши, от вибрации содрогалась грудь. Горы, люди, воздух — все вокруг сотрясалось в этой схватке металла с камнем.
Прокладка подземных галерей — это жестокий поединок, дело мужественных людей, по накалу страстей она не уступает битве двух армий. Здесь, под землей, нет мягких предметов, все колет и режет в кровь, впрочем, на ссадины и раны никто не обращает внимания. После обычной смены голова гудит как котел, все тело ноет, о состоянии человека в экстремальных ситуациях и при обвалах и говорить не приходится.
Пока по давно заведенному графику работы шло бурение скважин для взрывных работ, бойцы во главе с Пэн Шукуем спешили расчистить завалы камней, образовавшиеся в результате последнего взрыва, и по рельсам откатить в штольню, к выходу на поверхность, груженные выработанной породой вагонетки.
Пэн Шукуй ритмичными движениями, по тридцать заступов в минуту, нагружал вагонетку. Руки с мощно развитой мускулатурой автоматически, без видимых усилий делали свое дело. Казалось, поставь перед ним вагонетку без дна, он все равно так же без устали будет махать лопатой. В этом проявлялась его натура. Он не боялся трудностей. В его ударном отделении никто их не боялся. Слабаков и трусов в отряд просто-напросто не брали. В роте ударное отделение было третьим, почетное звание его было оплачено кровью предшественников.
Весной 1948 года полевая армия окружила город Вэйсянь, где стояла гарнизоном 96-я гоминьдановская бригада. В результате длительных ожесточенных боев она расчистила плацдарм на подступах к Вэйсяню, но не прорвалась в город, окруженный тринадцатиметровым валом, по которому одновременно могли проехать два американских джипа… Но смельчаки третьего отделения придумали рискованную операцию, которая решила исход битвы. За трое суток они прорыли шестидесятиметровый подкоп под стену и потом с помощью блока пустили по нему ящик с взрывчаткой. Раздался оглушительный взрыв, пробивший в стене огромных размеров дыру. На торжественном собрании в честь победы третьему отделению было присвоено почетное звание «ударного». С тех пор прошло лет двадцать, состав отделения менялся, но каждое новое пополнение было крепкой кости. При распределении новобранцев по воинским подразделениям горожан в него не брали, набор, что и говорить, был предвзятый, но именно он обеспечивал особые, «ударные» свойства отделения. В нем все как один были из крестьян, из тех, что умеют пахать, переносить любые трудности и повиноваться. Они были неравнодушны к почестям и радовались, что слава о них растет с каждым днем.
Образованный Чэнь Юй выглядел среди них белой вороной. Он был когда-то студентом провинциального художественного училища, где специализировался по живописи маслом на факультете изобразительных искусств, в 1967 году его призвали в агитотряд дивизии. Он рисовал там декорации, потом в киногруппе делал диафильмы, за годы службы ни в чем не проштрафился. Поэтому для всех было загадкой, за что его отправили в стройбат. Добрый по натуре Пэн Шукуй, видя, что большая физическая нагрузка под землей не по силам художнику, поручил ему самую легкую и в то же время ответственную работу по технике безопасности.
— Отнесись к этому серьезно, — предупредил он. — Судьба всего отделения в твоих руках.
Чэнь Юй оценил важность этих слов и никогда не сачковал.
Галерея между тем все больше заполнялась густым облаком пыли, сквозь которое едва пробивался свет подвесной лампочки в двести ватт. Подняв над головой фонарь, Чэнь Юй тщательно осматривал своды… Прошло больше часа, он не обнаружил ничего опасного. Не давая себе расслабиться, он протер уставшие глаза и продолжил наблюдение. Вдруг он заметил сочившуюся сверху струйку порошкообразной горной породы, а приглядевшись — трещину в огромной глыбе…
Он схватился за висевший на шнурке свисток и пронзительно засвистел.
— Помком, остановить бурение! Дачжуан, прекратить бурение! — кричал он.
Но никто не слышал его. Все тонуло в грохоте. Тогда он подбросил вверх горсть камней, которые градом посыпались на головы бурильщиков. Этому научил его Пэн Шукуй. Дачжуан тут же выключил мотор, но Ван, вцепившись в бур, как разъяренный буйвол, продолжал упрямо вгрызаться в породу. Чэнь Юй понял, что ему не справиться с Ваном, и кинулся за помощью к командиру. Пэн Шукуй, услышав крик, словно очнулся от сна, бросил заступ и одним махом очутился в штреке. Смекнув, в чем дело, он перепрыгнул через груду камней, одной рукой оттащил Вана, другой — выключил акселератор.
— Чего случилось? — недовольно обернулся Ван.
— Назад!
Именно в такие минуты становилось ясно, что немногословный Пэн был совершенно на своем месте. Чэнь Юй освещал фонарем место риска, а командир длинным шестом ощупывал его, но вдруг шест ушел внутрь, и сверху со страшным шумом обрушилась глыба, сопровождаемая лавиной щебня. Лица присутствующих вытянулись, все онемели. У Пэна екнуло сердце от испуга, он только что был на волосок от смерти.
— Ядрена мать! — выругался Ван, пнув ногой камень. — Запороли мне два шпура. Давай запускать! — махнул он напарнику.
— Стой! — оборвал его Пэн Шукуй. — Отделение вниз за стойками, будем крепить своды!
Ван с недоумением уставился на командира.
— Времени у нас в обрез, без взрывной скважины новый рекорд…
— Без тебя знаю!
Видя, что командир сегодня не в духе, Ван прикусил язык.
Он был призывником шестьдесят шестого года и целый год служил в охране Цинь Хао. А когда началась Луншаньская стройка, Ван со своим богатырским сложением попал в ударное отделение. В старину говорили: «Перед домом министра все мелодии исполняют в одной тональности „гун“». Так и Ван, ни с кем в отделении не считаясь, делал исключение лишь для командира и, как и все, уважал его. К тому же в армии воинский стаж определяет иерархию старшинства. Пэн с его девятилетним стажем был из «стариков», приходилось волей-неволей подчиняться ему.
Едва поставили крепежные стойки, как раздался общий сигнал к началу взрывных работ. Из соседнего отсека пришел «на разведку» командир четвертого отделения, балагур с густыми длинными баками и усами.
— Что, ударнички, даете новый рекорд?
На самом деле он с первого взгляда заметил, что «ударники» отстают по меньшей мере на десять скважин.
— Усач, закрой фонтан! — неприветливо бросил Пэн.
— Эге, и стойки поставили, — усмехнулся тот, — значит, и следующей смене перепадет от вашей славы, так-так…
— Не задавайся, командир, — сердито подступил к нему Ван, — если мы, «ударники», отстанем от тебя, то я на руках к тебе прискачу!
— Ну, сейчас видно птицу по полету! — загоготал Усач и выскочил из штрека.
Оглушительный взрыв потряс горы Луншань, отозвавшись далеким эхом. Место и время взрывов определяли заранее, бывалые строители привыкли к ним и спали спокойно. С годами у Го Цзиньтая выработался навык сквозь сон фиксировать примерный ход взрывных работ, так что к утру он в общих чертах имел представление о темпах проходки. Сейчас он проснулся, встревоженный взрывом, безошибочно определив, что взрывали на первой штольне, где работы были запрещены. Мигом одевшись, он, как на пожар, помчался туда.
Дым едва рассеялся, у входа в штольню толпились люди. В четырех отводных выемочных штреках, примыкавших к Залу славы, техники по безопасности длинными шестами прощупывали опасные места, сбрасывая нависшие камни. Кругом стоял невообразимый грохот. Чэнь высунулся из штрека и в сердцах сказал Пэну:
— Дело швах! Свод что решето!
— Кончай баланду! — потерял терпение Ван и энергично рванулся внутрь. Они отстали с первым этапом работы, рекорд повис в воздухе, надо было хоть теперь наверстать упущенное, чтобы по крайней мере не дать Усачу повода зубоскалить на их счет. Остальные бойцы потянулись за Ваном.
— Стой! — раздался гневный окрик Го Цзиньтая. — Кто разрешил проходку?