— Партийный представитель! Уйми дрожь в коленях и держи лампу выше! — крикнул Го Цзиньтай, метнув на Инь Сюйшэна испепеляющий взгляд. От этого взгляда ничто не могло укрыться — ни слабость, ни колебания, ни страх за свою шкуру! Инь Сюйшэн мгновенно вытянулся в струнку и крепче сжал лампу. Теперь Го Цзиньтай уже не был бессильной пешкой. Его властный голос дал понять Инь Сюйшэну, что перед ним человек, которому он должен беспрекословно подчиняться.
— Стояки ставить по порядку с промежутком в полметра! — приказал Го Цзиньтай бойцам, которые устанавливали крепь по обеим сторонам штрека. Бойцы работали напряженно, следуя указанному порядку: кто штурмовал завал, кто ставил крепь. В такие минуты все бесстрашие, вся смелость, весь ум командира проявляются в одном — хладнокровии. Со свода на Го Цзиньтая сыпался песок, сочилась жижа. Он стоял неподвижно, все кругом держа в поле зрения, отдавая четкие распоряжения, величественный, как изваянная из металла статуя. Только военная служба способна выковать такой железный характер! Свое мужество, свой ум, свою выдержку он отдавал бойцам.
Стоя на коленях под самыми верхняками, бойцы, не обращая внимания на сыпавшуюся на их головы каменную мелочь, руками разгребали завал, ставили стойку за стойкой, орудовали топорами, яростно вгоняли стальные скобы в толстенные кряжи верхняков. Некоторые расшатавшиеся стояки невозможно было укрепить сразу, тогда бойцы удерживали их в нужном положении, обнимая обеими руками. Словно подкрепленные волей бойцов, крепежные стояки вели силовую борьбу со сбросовым слоем горы. Неимоверные трудности и опасности, готовность в любой момент пожертвовать жизнью, пролить кровь, необыкновенные смелость и воля, стойкость и упорство — таков удел военного человека. В эти минуты они спасали своих боевых товарищей, и для них не существовало своего «я»! Подгоняемые смертельной опасностью, они работали яростно, латая и подпирая крепь, разгребая завал.
Скрип крепежных стоек стал слабее. Сбросовый слой на какое-то время был закреплен. В завале прорыли лаз, через который одно за другим вынесли тела бойцов. Из десяти человек ударного отделения только Чэнь Юй и Пэн Шукуй подавали признаки жизни — временами из их уст раздавались слабые стенания. Из груды камней выбрался Усач, с головы до ног измазанный глиной и кровью.
— Товарищ комбат, все вынесены! — доложил он.
— Слушай мою команду! Всем по порядку покинуть штрек! — отдал последний приказ Го Цзиньтай. Бойцы один за другим стали выходить из штрека. Это был последний «исход» из опасного места. Вдруг раздался треск, и одна из стоек стала крениться. Усач в два прыжка подскочил к ней, обхватил ее руками и попытался выправить. Но тут со свода прямо ему на голову с глухим стуком свалился огромный камень. Усач замертво упал наземь. Го Цзиньтай бросился к стойке и подпер ее плечом. К нему на помощь кинулись несколько бойцов, не успевших еще покинуть штрек.
— Быстро выносите командира! — приказал Го Цзиньтай. Бойцы подхватили тело погибшего командира и побежали из штрека. В этот момент крепежные стойки, державшиеся на пределе напряжения, стали дружно трещать. Инь Сюйшэн с высоко поднятой лампой в руке стоял, окаменев, на прежнем месте. В эти короткие страшные мгновенья он словно собрал в кулак всю свою выдержку. Он впервые осознал, что такое маяк политической работы, как высоко его надо держать!
— Инь Сюйшэн, быстро на выход! — громко крикнул Го Цзиньтай, видя, что тот все еще стоит на месте, как остолбенелый. Инь не двинулся с места, ожидая, чтобы комбат покинул штрек при свете лампы. Го Цзиньтай молнией бросился к нему, схватил его за локоть и потащил, бегом бросившись к выходу. Оставалось чуть более трех метров, чтобы миновать опасное место, когда раздался громкий треск — сплошной стеной повалились стойки правой стороны штрека. Го Цзиньтай инстинктивно вытянул руку, пытаясь их задержать, и одновременно правой ногой резко и сильно толкнул Инь Сюйшэна к выходу. Именно в этот момент послышался грохот — свод штрека обрушился на всем протяжении! Инь Сюйшэн с десятиметровой высоты кубарем скатился по ступеням в штольню. Его тут же подхватили бойцы и бегом понесли из штольни.
— Комбат! — заливаясь слезами и рыдая, кричал Инь Сюйшэн.
Со страшным грохотом один за другим обрушились остальные штреки над Залом славы. Как по цепной реакции, на манер падающих и толкающих друг друга костяшек домино, один за другим рухнули все остальные отсеки штольни. Осела вся пятидесятиметровая толща горы. Из-под нее, бурля, устремились потоки жидкой глины и щебня, полностью затопив двухсотметровую транспортную галерею.
Го Цзиньтай оказался погребенным в чреве горы. Сын гор, он стал их частью.
В течение каких-нибудь двух-трех дней госпиталь дивизии оказался до отказа забит ранеными. Одновременно с мощным обвалом в первой один за другим произошли обвалы во второй, третьей и четвертой штольнях. Погибло еще шесть человек, около ста получили ранения. Это был конец Луншаньской стройки. Две тысячи бойцов и командиров в течение года и семи месяцев вели здесь ожесточенную битву. Ее итог — девятнадцать могил на обрыве Лунтоу.
Поражение? Кто сказал — поражение? У мудрецов, знающих секреты жизни, никогда не бывает поражений. У них бывают только «случаи». Цинь Хао был именно таким «мудрецом».
Авария? Что такое авария? То была вспышка взрыва «духовной ядерной бомбы»! «Великая победа» героической идеи! История делается людьми. Весь вопрос в том, есть ли у тебя размах и зоркость.
Еще не просохла свежевырытая земля на могилах погибших, еще кровоточили раны тех, кому посчастливилось остаться в живых, возбужденный ум еще не освободился от ужаса, скорби, отчаяния, а Луншаньская стройка в течение одной ночи превратилась в «колыбель героев». В дивизии была запущена вся пропагандистская машина, пущены в ход все агитационные средства, развернулась «объемная» пропагандистская атака. Ее разработал и лично ею дирижировал Цинь Хао. Литературно-художественная программа, воспевающая героев Луншаня, диафильмы, славящие великие деяния героев, специальная автомашина-выставка, заполненная вещами погибших героев, демонстрировались по всей дивизии сверху донизу. Специальный мобильный лекторский отряд численностью в тридцать человек, возглавляемый Цинь Хао, разъезжая с докладами о деяниях героев повсюду, начиная от дивизии и до армии, от армии и до военного округа, от воинских частей и до окрестных городов и сел, развернул неотразимое пропагандистское наступление. Особо важное значение Цинь Хао придавал пропаганде через прессу и радио. Он не только собрал вместе всех писак дивизии, но и пригласил отовсюду корреспондентов. В газетах и журналах печаталось великое множество материалов во всех мыслимых жанрах — сообщения, корреспонденции, подборки рассказов, очерки, повествования в картинках. Радиостанции разносили сообщения о подвиге героев по всем городам и весям.
На первых полосах газет на самом видном месте появился набранный крупным жирным шрифтом аншлаг: «Гимн преданности звучит в горах Луншань». Эта крупномасштабная корреспонденция была призвана воздвигнуть величественный монумент героям Луншаня, включая погибших ранее Ван Шичжуна и Сунь Дачжуана. Поскольку речь шла о «коллективе героев», никто не мог быть пропущен, будь то живой или погибший, каждому был уготован «ярлык героя»:
Инь Сюйшэн — образцовый политрук, высоко держащий политический маяк.
Пэн Шукуй — упорный вол, без устали везущий повозку революции.
Усач — правофланговый, «не боявшийся трудностей, не боявшийся смерти».
Чэнь Юй — образец единения с рабочими, крестьянами и солдатами.
Цзюйцзюй — красная смена крестьян-бедняков и низших слоев середняков.
Лю Циньцинь — представительница нового поколения, решительно порвавшая с реакционной семьей.
Но рассказать о подвиге героев и ничего не сказать об опыте воспитания героев — это все равно что собрать урожай и не оставить ничего на семена. Тогда невозможно будет показать, как «из одного цветка выращивают тысячи и тысячи цветков», а тем более — отразить усердие и труды садовника. И газеты запестрели инспирированными Цинь Хао статьями, посвященными вопросам осмысления опыта. В них рассматривались отдельные эпизоды, высвечивающие процесс рождения героев, исследовался путь каждого из них.
Была напечатана статья под заголовком «„Ударное отделение“ путем ударного изучения трудов Мао Цзэдуна явило пример массового героизма; „первая рота форсирования реки“, продолжая революционные традиции, взяла идейный рубеж». В статье рассказывалось о том, как Цинь Хао воспитал коллектив героев, делалось широкое обобщение и искусное изложение этого опыта:
«Чтобы прочно утвердилась преданность, надо всячески бороться с эгоизмом: встретил эгоизм — активно борись с ним. Эгоизм спасается бегством — догони и борись с ним. Эгоизм ушел внутрь — вытащи и борись с ним. Эгоизм спрятался — отыщи и борись с ним. Эгоизм уменьшился — разгляди и борись с ним!»
Пропагандистская волна распространилась на весь полуостров, на всю провинцию, на весь военный округ, продолжая расти дальше — по всей армии, по всей стране.
От свежевырытой земли на девятнадцати могилах на обрыве Лунтоу, освещенных лучами яркого солнца, поднимался пар. Казалось, будто тела покойных излучают тепло. Каменные надгробия, только что установленные на могилах, еще не успели покрыться мирской пылью. Своей свежестью и новизной они напоминали о том, что случившееся здесь — это не отдаленное прошлое, не глубокая древность. На седьмой день после похорон более ста жителей деревни Лунвэйцунь — мужчины и женщины, старые и малые — по старинному народному обычаю пришли поклониться могилам героев. Все несли по чашке чумизовой каши, кувшину чумизового отвара и совершали у каждой могилы ритуал проводов. Они не нашли могилы комбата Го. Подойдя к последнему захоронению, люди не увидели на гладком каменном надгробии ни имени, ни надписи.
— Это, наверное, и есть могила комбата, — сказал Сорванец.