Перед самым концом рабочего дня из парткома сообщили, что сейчас Чжу Тункан и двое руководителей городского бензохранилища придут в автоколонну, чтобы лично поблагодарить и премировать Лю Сыцзя и Цзе Цзин. Лю Сыцзя заранее тошнило от этого. Если бы начальство бензохранилища действительно пеклось о деле, сегодняшнего происшествия не случилось бы. Секретарь парткома тоже ведет себя не совсем последовательно: то он собирается наказать Лю Сыцзя, чтоб другим неповадно было, то готов объявить его героем. Эти начальники вечно что-нибудь изобретают, дела себе придумывают. В действительности же он, Сыцзя, и не плох, и не хорош; вернее, и плох, и хорош, как все люди. Он хотел скрыться от этого никому не нужного чествования, но потом подумал, зачем сердить кого-то и искать себе хлопот? Можно сделать тоньше. Сейчас принято раздражать других, а самому оставаться спокойным, вот он и устроит небольшой спектакль, посмеется над своими милыми руководителями. Надо снова развернуть торговлю лепешками, пусть начальнички ищут его на рынке, тогда и посмотрим, захочется ли им вручать ему благодарственные письма, грамоты или премии. Славная будет потеха!
Развеселившись, Лю Сыцзя пошел за Хэ Шунем, но тот после возвращения с бензохранилища был каким-то пришибленным, неразговорчивым и держался в сторонке. Сыцзя решил, что ему совестно за двадцать с лишним юаней, которые он утром пытался присвоить, и сделал вид, будто не знает о судьбе этих денег, просто сказал весело и в то же время внушительно:
— Готовься, после работы снова часок поторгуем!
— Чем?
— Лепешками.
— Снова?! — Хэ Шунь вытащил из кармана двадцать семь юаней и протянул Лю Сыцзя. — Сунь Большеголовый не взял, что будем делать?
— Возьми себе.
— Мне не надо. Или пополам. И больше я не торгую.
— Что это с тобой? — рассерженно сощурился Лю Сыцзя.
Его глаза кололи, как гвозди. Хэ Шунь по-прежнему побаивался своего приятеля и после долгого молчания сказал, заикаясь:
— У меня живот болит.
Лю Сыцзя без единого слова повернулся и пошел. Сейчас у него не было времени обламывать этого недоноска, завтра все ему выскажет. Но кого же взять в помощники? Одному и печь лепешки, и деньги получать слишком хлопотно, с помощником сподручнее. Он вспомнил о Е Фан, постучал в женскую раздевалку. Девушка была там, сама открыла ему и страшно обрадовалась его появлению.
— А я как раз хотела сказать, чтоб ты подождал меня после работы, вернее, после того, как с вами начальники поговорят!
— Е, ты можешь помочь мне?
Его церемонный тон насторожил девушку.
— Разве я когда-нибудь отказывала тебе в помощи?
Она была права, Лю Сыцзя усмехнулся:
— Не отказывала. Тогда помоги мне торговать лепешками…
— Как, ты снова за старое? — протянула Е Фан и энергично замотала головой. — Нет, я в такие игры не играю и тебе больше не позволю!
Лю Сыцзя удивился, что это они сегодня заладили, и Хэ Шунь, и Е Фан? Может, услышали что-нибудь? Или Цзе Цзин провела с ними работу? Да нет, вряд ли, они все-таки люди самостоятельные.
— Значит, не хочешь помочь мне?
— Ради тебя я на все согласна, но торговля лепешками тебе совсем не нужна, наоборот, она вредит тебе! — На лице Е Фан появилось выражение непреклонности, которого Лю Сыцзя прежде не видел. Он еще больше удивился. — И не гляди на меня так. Я никогда тебе не перечу и дальше не собираюсь, но я не хочу, чтобы ты или кто-нибудь другой думал за меня. Разве ты до сих пор мало покуражился? Сыцзя, сегодня для тебя очень важный день, для меня тоже, так давай с этого момента начнем новую жизнь!
«Откуда у нее такие слова, мысли? Она явно говорит с чужих слов!» И Лю Сыцзя спросил:
— Почему ты решила, что сегодня для меня важный день?
— Потому что все наконец разглядели твое настоящее лицо. И я так горда, рада за тебя!
— А у тебя что важное случилось?
Е Фан помолчала и, понизив голос, произнесла:
— Маленькая Цзе сказала мне, что у нее уже есть парень и что она желает нам…
Девушка взглянула на Лю Сыцзя и вдруг заплакала. Он смутился, дрогнул под напором этой искренности, способной расплавить даже камни, и начал ерошить себе волосы.
— Е, ты ко мне так относишься, что я не могу скрыть от тебя правду. У маленькой Цзе никого нет, но меня она не любит, да и я не собираюсь гоняться за ней, я ей не пара. Я очень скверный человек, ты не понимаешь меня. Хэ Шунь скверен снаружи, а я изнутри. И ненавижу всех, кто во мне разобрался. Такие люди, как я, не могут любить и сами недостойны любви. Я боюсь, что со мной ты не будешь счастлива!
Е Фан в гневе бросилась к нему на грудь и, обливаясь слезами, застучала кулачками по его плечам. Лю Сыцзя стоял не шелохнувшись, как деревянный. В раздевалку вошла Цзе Цзин. Увидев такую картину, она отвернулась и сказала:
— Лю Сыцзя, я написала жалобу на руководителей бензохранилища. Посмотри и, если согласен, распишись. Ты ведь главный, кто их спасал. А если не согласишься, я одна подпишу.
— Жалобу? — переспросил парень, легонько отстранив от себя Е Фан. Он взял бумагу, пробежал ее глазами и восхищенно взглянул на Цзе Цзин: эта девушка придумала способ похлеще, чем его торговля лепешками. Оба они добиваются одного и того же, но она избрала верный, естественный путь. Это не только поставит на место руководителей бензохранилища, но и вооружит против них закон, общественное мнение, заставит их перестроиться. Лю Сыцзя, ни секунды не колеблясь, подписал жалобу и прибавил: — Я полностью согласен. Мне тоже хотелось высмеять этих бездельников.
— Высмеивать таких людей мало. Жизнь ведь не игрушка, а над серьезными вещами нечего все время посмеиваться!
Цзе Цзин взяла жалобу из рук Сыцзя и протянула Е Фан, как бы показывая, что она уважает подругу, считается с ее мнением. Е Фан ничего не сказала, но в душе была очень благодарна за это.
— Давай сделаем так, — продолжала Цзе Цзин. — Когда они придут, дадим эту жалобу им почитать — незачем их обманывать. А когда они насладятся, пусть расхваливают нас, премируют — мы все примем. Правда есть правда, от нее отказываться нечего. Что скажешь?
— Скажу, что придумано неплохо. Я ведь лепешками со зла торговал, собирался задеть начальство, заставить его вызвать меня для серьезного разговора или хотя бы торговать научить. Наши руководители слишком закоснели, а косные, неповоротливые люди с заводом не управятся. В прошлом месяце стальные болванки стоили по триста семьдесят пять юаней за тонну, так прошляпили, не продали, а в этом месяце уже только триста пятьдесят юаней за тонну дают, и не продавать нельзя. На складе скопилось больше двух тысяч тонн стали, а деньги для зарплаты берем в долг. Нас, транспортников, не проведешь. Если не следить за конъюнктурой, не уметь продукцию превращать в деньги, не понимать законов рынка, не расширять оборот, то всю шахматную партию можно проиграть…
Цзе Цзин слушала его с изумлением. Оказывается, этот Лю Сыцзя — настоящая драгоценность, во время своих рейсов он сумел увидеть и понять экономическое положение всего завода. Она-то занималась в основном автоколонной и не думала, что может взглянуть на жизнь еще шире.
— Если у тебя так много идей, почему ты не поделишься ими с секретарем парткома или директором? — спросила девушка.
— Это вы, партийные активисты, постоянно бегаете с разными мнениями к руководству да советуетесь с коллективом, а у нас, простых людей, есть свои способы выражения…
— Ладно, тогда останемся потом с секретарем парткома, ты ему все и выскажешь.
— Я не это имел в виду.
— Товарищ Цзе, Лю Сыцзя! — крикнул кто-то снаружи.
— Идем, они пришли, — сказала Цзе Цзин.
Е Фан вдруг подскочила к Сыцзя и начала срывать с него галстук и пиджак:
— Раз не успел переодеться, пойдешь в одной рубашке. И смотри, темные очки не вздумай напялить!
Лю Сыцзя засмеялся и вслед за Цзе Цзин вышел из раздевалки, напевая на ходу:
Мы — словно радуги цвета:
Зеленый, красный, синий…
Вся наша жизнь — калейдоскоп,
Цветная круговерть.
Но мучает меня вопрос
В том многоцветье линий:
Как обращаться мне с людьми,
Чтоб красок не стереть?
А ЧэнЦАРЬ-ДЕРЕВО
Перевод Г. Ткаченко
Трактор, тащивший прицеп с грамотной городской молодежью, въехал в распадок и остановился в низине. Осознав, что они у цели, молодые люди, вдоволь насладившиеся за время путешествия красотами дикой природы, совсем развеселились и стали выпрыгивать из кузова на землю.
В распадке лепились с краю несколько крытых соломой домиков, перед которыми кучками стояли местные жители, высокие и пониже, старики и молодые. Сопровождавший группу секретарь ячейки нетерпеливо выкрикнул: «А ну все сюда, встречать!», и тут из толпы вперед выступил невысокий человек. С застывшей улыбкой он принялся осторожно пожимать всем приехавшим руки. Однако, когда руки протягивали ему девушки, он лишь потирал ладони, не отвечая, и обменивался рукопожатиями только с мужчинами. Видя, как те, с кем он здоровается, меняются в лице, я поначалу не мог сообразить, в чем дело, пока очередь не дошла до меня. Глядя прямо в лицо этому невысокому человеку, я протянул ему руку: «Здравствуй!» И тут ладонь мою словно в дверях защемило, у меня перехватило дыхание, а невысокий товарищ уже здоровался с кем-то еще. Наши силачи-мужчины после обмена рукопожатиями примолкали и лишь трясли в воздухе правой рукой.
«Сяо Гэда! — обратился к встречавшему секретарь. — Хватит приветствий, помоги-ка ребятам с багажом!» И человек тут же перестал здороваться, пошел к тракторному прицепу принимать подаваемые сверху вещи.
Ли Ли отличался у нас любовью к чтению — в его багаже был огромный деревянный чемодан, доверху набитый книгами, до того тяжелый, что мы вчетвером едва сдвигали его с места. Поскольку все мы все-таки когда-то учились, у