– Помятую, пане – писарь, тое время. Бул и я тем же роким пид хоругвью князя Адама, – смахнув слезу, молвил Перо.
– Славное було дило! – поддакнул писарь.
– А почто ж, пане полковныку, не в обиду будь спрошено, Северин Наливáйко и Гры́горий Лобóда с похода на турка повели козаков на ляхов и на шляхту? – осторожно спросил Перо.
– То ж ни нашего ума ди́ло. Ти́льке кажу тэ́бе, козáче, ни наведи ляхи и жиды унии на нашу Божью черковь, ни було б того лиха, – отвечал писарь.
– А и взаправду ль, добродию, казáлы люды, що и кошевой Кры́стоф Коссы́нский и Наливайко и Лобóда, помяни, Господь их души, пы́салы́ государю Моськовскому и просы́лы́ прияти Запори́жску Си́чь пи́д ево ви́соку руку? – поинтересовался вновь Перо.
– Було и сие. Ти́льке балакаты о том ни трэ́ба!
– Нешто плохо было Низовскому войску под рукою Великого государя и царя Московского Феодора Иоанновича? – осторожно задал вопрос Повадин[45].
– Тэ́бе, Божья люды́на, печися трэ́ба о ди́лах Божией Черкви. Що тэ́бе Низовско вийско? – нахмурившись, отвечал войсковой писарь, указывая на монашеское положение Мисаила.
Наступило недолгое молчание. А следом, немного поразмыслив, Горобец задал вопрос Перу, почти незаметно перейдя с малороссийского диалекта на великорусский язык:
– Взаправду ль, панове, как писано в грамотьце князя Адама, середь вашего брата, есть тот, кого сам князь именует высокородным, ясновельможным сыном древнего княжеского роду? Да столь древнего, да славного, что и наши литовские князи и сам круль Жигимонт ему в подмётки чоботов ни годны, и шо оному впору на Москве самому Велы́ким государем быти?
Среди восседавших за столом вновь наступило продолжительное молчание. Наконец Отрепьев, испив до дна кружку горилки и утерев уста, твёрдо вымолви:
– Сие есть истинная правда, пан войсковой писарь. Только пока с казаками о том баять не след. Время не пришло. Как придёт, тогда и явим онаго. Пока ж зовётся сей государь сыном боярским, прощенья просим, сыном шляхетским, Димитрием Иваницким.
Тут Горобец предложил вновь выпить за нового кóзака – шляхетского сына Дмы́тро Иваны́цкого. Перо разлил по кружкам, все выпили и закусили. Расстрига и Повадин по-прежнему пили немного. Последовали и ещё здравицы: «За вильно Запорижско вийско», «За войскового писаря пана Горобца», «За славного и мудрого кошевого Фёдора Полоýса» и целый ряд других здравиц, пока не опустел кувшин. Затем все присутствующие за столом троекратно расцеловались и со слезой на глазу поклялись в вечной дружбе. Правда, Расстрига и Повадин, в отличие от остальных, целовались и клялись сдержанно и немногословно.
А после встречи и застолья у войскового писаря приезжие были определены в Нежинский курень и поселились там, на временное жительство. Горобец сам ввёл гостей в просторную и длинную хату куреня, крытую камышом, и представил их находившимся там другим казакам. Впрочем, знакомство это было привычным и обычным явлением на Сечи и не вызвало никакого удивления, пересудов, не стало новостью для Низового казачества. Каждый день Отрепьев и Иваницкий продолжали усиленно учиться сабельному бою и готовиться к походу. Время и ход событий не заставили себя долго ждать…
Ещё в мае 1600 года Валашский господарь Михай (Михаил) Храбрый, к тому времени уже прославленный победами правитель объединённых княжеств – Валахии и Трансильвании, с семнадцатитысячным войском выступил против правителя Молдавии (поборника православия) Иеремии Мовилы (Могилы – как именовали его в Малороссии), намереваясь присоединить к своим владениям и Молдавское княжество. Под рукой Могилы было пятнадцати тысячное войско молдаван и три тысячи конной полькой шляхты. При сближении с валашскими войсками молдаване подняли восстание, и до сражения дело не дошло. Бежавший Иеремия Могила при поддержке поляков укрылся на северной границе Молдавии – в Хотинской крепости. Под властью Михая Храброго оказались все три Дунайских княжества. Он стал именоваться «господарем Валахии, Трансильвании и всей Молдавской земли».
Однако, эти события вызвали недовольство в Запорожье, ибо Могила слыл защитником православия, другом и союзником Низовского войска. Мало того, дочь Иеремии Могилы была женой князя Михаила Вишневецкого (родного брата и единомышленника князя Адама). Запорожский кошевой атаман Федор Полоус уже в мае встал на сторону Могилы и стал готовиться к походу в Бессарабию и за Прут – в Молдавию[46]. Летом 1600 года 4 тысячи запорожцев во главе с Самойлом Кошкой ходили в поход на Молдавию и под Плоештами нанесли серьезное поражение туркам. В конце августа кошевой вновь собрал отряд казаков-добровольцев, желавших сражаться за Молдавского господаря, и поставил во главе этого отряда куренного атамана Герасима Евангелика. Евангелик, с силами числом более тысячи сабель, выступил в поход против Валашского господаря в конце августа 1600 года. В рядах запорожцев были казаки Нежинского куреня, а среди них: Иваницкий, Отрепьев, Повадин и казак Перо. У Днестра к запорожцам на подмогу пришёл и соединился с ними князь Михаил Вишневец. Под его хоругвью было до трёхсот сабель. Строгая дисциплина и безоговорочное послушание младших старшим царили во время похода в Низовском войске. В мирное время пьянство на Сечи не возбранялось, однако, при объявлении военного положения и в походе за употребление спиртного полагалась смертная казнь. Казачье войско быстро двигалось на юго-запад.
Объединение дунайских княжеств и земель под властью Михаила Храброго не устраивало ни соседей, желавших независимости Молдавии, ни молдавское боярство, чьи привилегии были ущемлены. В начале сентября 1600 года против Валашского господаря поднялось трансильванское (венгерское) дворянство, поддержанное воеводой империи Габсбургов Георгием Бастой. Вскоре из Хотина во главе своих сторонников – молдавских бояр и польской шляхты Подолии навстречу своим союзником выступил Иеремей Могила, который двинулся к Черновцам. Под его рукой было до пяти тысяч сабель и копий. Запорожский корпус Евангелика и Вишневецкого соединился с силами Могилы уже за Прутом – у Ботошан. Узнав о движении противника, Михай Валашский отступил южнее, так как с запада на него наседали силы трансильванского ополчения во главе с Бастой. Господарь Михай перешёл Восточные Карпаты по перевалу между Биказом и Толицей и вышел к верховьям реки Олт. Отряды Евангелика, Вишневецкого и Могилы шли за ним по пятам. Тогда Михай двинул свои силы юго-западнее – в долины Трансильвании. Тем временем Баста вышел к Георгени, где и встретил сторожевые разъезды запорожцев Евангелика и Вишневецкого. Силы, выступившие против Валашского господаря, соединились в один кулак. Но и Михай Храбрый получил подкрепление – ему на помощь из Хорватии и Воеводины пришёл большой отряд наёмников – латной кавалерии.
Противники сошлись в долине у селения Мирэслэу 18 сентября. В нескольких верстах южнее протекала река Муреш. Под командованием Басты было 30 тысяч воинов: добровольцев из среды венгерского дворянства, отряды германских наёмников, панцирной польской шляхты из Подолии, запорожских казаков.
Численность валашского войска Михая Храброго достигала 22 тысяч человек. Оно заняло оборонительную позицию, укрепившись на высотах у Мирэслэу и установив там артиллерию. В значительной степени это войско состояло из наёмников – пяти тысяч секеев[47], пяти тысяч хорватов и четырёх тысяч малороссийских казаков, бежавших от мести польской шляхты в Валахию после подавления восстания Наливайко и Лободы. Но ударную силу валашского войска составляла тяжёлая боярская конница под рукой полководца Бабы Новака. Он расположил конницу в центре всей оборонительной позиции. Основная часть валашских войск находилась в селении под прикрытием 2 тысяч секейских стрелков. Что касается малороссийских казаков, то те давно заметили, что в сторожевых разъездах противника часто появляются запорожцы. Накануне сражения они подкинули запорожцам перемётное письмо, в котором сообщали, что если им придётся столкнуться в сече со своими земляками, то они тотчас оставят валашское войско и покажут спину. Письмо это передали самому низовскому атаману Евангелику, но тот держал письмо в тайне.
Валашский господарь начал сражение, открыв с высот у Мирэслэу артиллерийский огонь по противнику. Конное дворянское ополчение венгров попыталось взять высоты приступом, но было отбито. От обстрела валашских орудий венгры понесли большие потери убитыми и ранеными. Михай Храбрый уверился, что одержит победу, это и его и подвело.
Баста пошёл на хитрость. Он бросил на приступ укреплённых высот пеших германских стрелков-наёмников. Те наступали рассыпным строем, и огонь валашских орудий не нанёс им серьёзного урона. Германцы завязали перестрелку с валашскими и секейскими стрелками, но получили отпор и начали отступление. Этим они вынудили валахов расстроить боевые порядки своих войск. Валашский господарь, не успев оценить обстановку, призвал свои войска «гнаться за трусливыми псами» и вывел их с оборонительных позиций. Латная хорватская кавалерия двинулась в наступление. В ходе наступательного порыва валашское войско напоролось на небольшой «гуляй-город», построенный запорожцами из сцепленных возов и телег. Издавна основой тактики запорожцев являлся укрепленный лагерь (табор), создававшийся из скованных между собой цепями возов. Они устанавливались в несколько рядов[48], замкнутым в плане прямоугольником, внутри которого размещалась стрелки, орудия и конница. (Лишь на флангах в линии возов были оставлены два небольших прохода).
Лавина наступавших не смогла захватить «гуляй-города» и разделилась на части. Пыль и пороховой дым, лишь иногда разносимые ветром, застилали место битвы. Хорошо разглядеть противника стало возможно только в непосредственной близости. Первоначально по «гуляй-городу» ударили латные конные хорваты. Запорожцы отбили их нападение с возов губительным огнём мушкетов и ружей.