– Но одно надлэжит крепко уразумети ти, сыне, протэстанты сии попущэ́нием Божиим отпали от латы́нства. Но отпадение их – знак православному хрыстьанству о том, что Православие суть ортодоксальное вероучение. А потому нам православным к таковым достоит снисхождение имети и всяческие усилия прилагати дабы наставити их в нашу Православную веру.
– Что же и унию с протестантами установи́ти надлежит? – с удивлением и сомнением спрашивает Расстрига.
– Сие отрицати неразумно. Но поместными соборами Православных Церквей – собором Патриархов Вселенских, митрополитов и епископов сие решати надлэжит. Да и светским государям и князем в деяниях тех соборов достоит участие яти, – отвечает владыка.
– Мыслю, владыка, лютеровы последователи и анабаптисты ближе всех к Православию, – делает вывод Расстрига.
– Близки к истине суждения твоя, сыне, – подмечает Лукарис.
На Москве всё шло своим чередом. Во внешних делах Годунов стремился достичь длительной мирной передышки и раздвинуть восточные пределы государства. Сибирский хан Кучум понёс несколько поражений от царских воевод, после чего откочевал с Иртыша в Барабинскую степь. В 1598 году с вновь построенного Тарского городка русские воеводы отправились по следам Кучума в глубь степи и подвергли разгрому его стан. Семья и множество слуг хана были пленены и отосланы в Москву. Сибирское ханство перестало существовать. Ничто не препятствовало продвижению русских воевод на восток. С Иртыша и Оби русские сделали решительный бросок к устью Енисея. Отряды, посланные «проведать Мангазейскую землю» привели в покорность местные племена. В 1600 году они прислали в Москву мангазейский ясак.
Отражая частые нападения со стороны крымских татар и ногаев, донские казаки продвинулись к устью Северского Донца и основали там свою укреплённую столицу – Раздоры. Успехи казацкой вольницы вызывали тревогу у московских верхов – Тихий Дон служил прибежищем для тысяч беглых крестьян. На следующий год после венчания царь Борис послал в глубь казачьих земель крупные военные силы для основания города-крепости Царёва-Борисова. Эта новая крепость отстояла уже на сотни вёрст от старых русских рубежей. Зато от неё открывался кратчайший путь к Раздорам. Противостояние крепости с царским именем и казачьей столицы имело символический смысл. Но эта же крепость усилила процесс освоения Новой России – южнорусской степи на подступах к Северной Таврии.
В то же время царь Борис старался поддерживать мирные отношения с Крымом и Турцией. Искал мирного урегулирования дел с Речью Посполитой. Спор из-за Ливонии обострил противоречия между поляками и шведами и окончательно устранил возможность установления мощной антирусской коалиции. В 1601 году Россия заключила 20-летние перемирие с речью Посполитой.
Сознавая, сколь необходимы России тесные хозяйственные и культурные связи с Западной Европой, Годунов деятельно хлопотал о расширении западной торговли. С помощью ганзейского города Любека он надеялся наладить морские сообщения через Ивангород по реке Нарове. Однако Швеция, используя свой мощный Балтийский флот, разрушила эти замыслы. Ссылаясь на условия Тявзинского договора[54], шведы блокировали Ивангород с моря.
Поощряя торговлю с Запада, Борис осыпал щедрыми милостями немецких купцов, некогда переселённых в Русскую землю из завоёванных Ливонских городов. Они получили от казны большие ссуды и разрешение свободно передвигаться как внутри страны, так и за её пределами. Ливонцы принесли присягу на верность царю. В дальнейшем их использовали не только в торговых, но и в политических целях. Для населения немецкой слободы – Кукуя открылась кирха.
Царь проявил живой интерес к просвещению и культуре, к успехам западной цивилизации. При нём иноземцев в Москве было больше, чем когда-нибудь прежде. Борис предпочитал общество иноземных медиков, обосновавшихся при дворе, и подолгу расспрашивал их о европейских порядках и обычаях. Новый царь зашёл так далеко в нарушении традиций, что сформировал из наёмников-германцев отряд телохранителей. Годунов первым из русских правителей отважился отправить нескольких дворянских «робят» за границу «для науки разных языков и грамоте». При нём власти проявляли заботу о распространении книгопечатания. В некоторых русских городах были открыты печатные дворы. Царь вынашивал и планы учреждения в России школ и даже университета.
На протяжении второго тысячелетия по Р. Х. самое крупное похолодание произошло во второй половине XVI – начале XVII века. В различных странах Европы, от Франции до России, земледельцы сталкивались с одними и теми же явлениями: сокращением тёплого летнего времени, обилием снегопадов, необычайными морозами. Климатические перемены не были столь значительными, чтобы вызвать общее снижение сельскохозяйственного производства. Но некоторые области Европы на рубеже веков пережили аграрную катастрофу. Особенно заметно она сказалась в «зоне рискованного земледелия» – в землях, расположенных севернее и северо-восточнее Москвы. Ухудшение климатических условий совпало в ряде стран с нарушением погодных циклов. На каждое десятилетие приходились обычно один-два плохих года и один крайне неблагоприятный. Как правило, плохие годы чередовались с хорошими, и крестьяне восстанавливали потери из следующего урожая. Но когда бедствия губили урожай на протяжении двух лет подряд, мелкое крестьянское производство терпело крушение. Осенью 1601 года при посеве «озимых» крестьяне использовали незрелые, «зяблые» семена.
На дворе октябрь – непогода, моросит холодный дождь. Но в покоях князя Адама Вишневецкого в Брагине хорошо натоплено и светло. Пред образами теплятся лампады. Князь пригласил к себе владыку Кирилла и Расстригу на совет. Владыка Кирилл рассказывает о последних днях и смерти патриарха Александрийского Мелетия Пигаса.
– Печальная сия смерть есть послаблэние поддержки з сторони Цареградского Патриархату нашей Православной Церкви в Великом князстве Литовско-Русском. И тэбе, государь мий, треба зразумэти сие. Не знаемо ныне, кто новым патриархом избран будет и како же новый патриарх здесь дело устроит, – подметил Лукарис.
– Тако же пы́сал мэне Ёлка Ржевский, де на Москве при посольстве Льва Сапеги ён ни еды́н раз слыхал и вы́дал, як перший канцлер размовлял о тэбе, государь, с товары́щем Посольского прыказу. А приказной судия Власьев к сэбе и ни подпущал. Дак шо москали ничóго про то и слýхаты ни жалають, помалкивають, но на вус наматывають. Хоть и перемирье на двадесять рокив подпы́салы, – сказал князь.
– Известное дело, от Годунова и его людишек добра не жди. Мы тому уже добре научены, – вымолвил Расстрига.
– Да и друга беда на Москве злучилась. Опала на Романовых-Юрьевых прийшла. Двор их стрельцы царские силой яли, пограбили и повыжгли. А Феодора Никитича и усю братью его с жинками и с дитками и усех соратников Романовскых у ссылку по иным северным краинам разогналы, – продолжал рассказывать князь Адам.
– Це зело недобрая весть! Отрепьевы с Романовыми-Юрьевыми соседи, единомысленники и содруги, – отметил Расстрига.
– И святейший патриарх Иов не вступилси! И како же иные иерархи московские на це очи свои позакрылы! – качая главой, посетовал владыка Кирилл.
– Был бы на Москве владыко Трифон Вятский, али владыко Новгородский Варлаам со старцы Кирилловские, ли Псковские старцы, не попустили бы насилью тому. А Московские иерархи – те в рот Годунову смотрят. Что молвит – то и благословят! – сжимая кулаки, произнёс молодой человек.
– Был бы яз на Москве, упал бы Борису-царю в ноги, упросил бы, умолил. Но не вместно мне там! Да и скоро, чада моя, ехати мне в Цареград, а оттуда в Александрию. Туда-то предстоит съезжатися Поместному собору, да избрати патриарха, – с сожалением произнёс Лукарис.
– А трэба ли тэбе ехаты, владыко? – спросил Вишневецкий.
– Государь турский – султан призывает и торопит, – отвечал Кирилл.
– А тэбе, государь мий, со свои содругы в Острог путь держаты. Тамо вже ждуть, – как бы обдумывая что-то произнёс князь Адам, обращаясь к Иваницкому.
Посевы, на которые рассчитывали земледельцы осенью прошедшего 1601 и весной 1602 года были погублены весенними морозами и летними холодами. Дело дошло до того, что в августе 1602 года замёрзла Москва-река. Ещё весной рожь подорожала в шесть раз по сравнению с прошлым годом. Затем эта цена поднялась ещё втрое. Голод крепко охватил своими смертельными объятиями центральную часть России.
Зимой владыка Кирилл рукоположил инока Мисаила Повадина в сан иеромонаха. Отныне Иваницкого постоянно сопровождал свой «полковой священник». Иваницкий всё чаще исповедовался ему и, похоже, Мисаил стал его духовником.
С наступлением весны 1602 года Иваницкий в сопровождении Отрепьева, Повадина и казака Перо отправился в Острог. Князь Константин Острожской встретил гостей всей душой. В княжеском поместье был накрыт большой стол, приглашены гости. Порой князь устраивал ассамблеи и выезды на охоту. Но воеводские дела чаще отвлекали князя Острожского от домашних дел, и он надолго оставлял Острог, уезжая в Киев.
Незаметно наступило лето. Иваницкий неоднократно встречался и беседовал с княжной Анной. Она нравилась ему; но это было платоническое увлечение. Они обсуждали философию, литературу, искусство. Она вдохновляла молодого человека на подвиги и дерзания, вселяла в него уверенность, но о большем речь не шла. Они стали друзьями. Вопрос о брачном союзе между ними отпал сам собой. Князь Константин особо и не настаивал на том.
Там же в Остроге Расстрига, Отрепьев, Повадин встретили монаха Черниговского Успенского монастыря Варлаама Яцкого. Разговорившись, они вспомнили, что уже заочно знали друг друга, когда их при переходе московского рубежа наставлял князь Рубец Масальский. Это был человек, уже оставивший за плечами 40-летний рубеж жизни, принявший монашество ещё в молодости, весьма начитанный, образованный и сведущий в литовских делах и обычаях. После нескольких встреч и бесед с Варлаамом Повадин стал очень похвально отзываться о нём, как о монашествующем собрате – миссионере и просветителе. Варлаам понравился и Расстриге, и быстро сблизился с его остальными содругами. Даже старый казак Перо, был удивлён его познаниями.